Кликнули они старшую дочь. Звали ее Луиза, ей в ту пору одиннадцать годков минуло. «Послушай нас, дочка, да не серчай на нас. Ты в доме старшая, должна понять. Бери коня нашего да скачи через лес в город. Не можем мы всех прокормить. А как устроишься на новом месте, так и возвращайся за братьями и сестрами своими меньшими». Девочка была очень кроткая и перечить родителям не смела. Собрала худую котомку да ранним утром двинулась в путь куда глаза глядят. Дед с бабкой вздохнули с облегчением. Начали уже придумывать, как от очередного сынка избавляться. Тому было всего девять годков, и не могли решить – сейчас его в дорогу выпроваживать али годок-другой обождать. Дотемна спорили, и вдруг слышат: стук в дверь. Побежали дверь отворять, а там глянь – король французский стоит, и на руках у него дочь их лежит, еле дышит. Девчонка грязью вся измазана, по ноге кровь течет. Впустили всю свиту в дом. Король тогда и рассказал, что случилось: «Сегодня с егерями своими вышли на дневной загон. Зверя гоняли до вечера. Думали, лось идет, да и выстрелили. А оказалось, это девочка ваша в лесу блуждала верхом на лошади – куда она потащилась на ночь глядя, никто в толк взять не мог. От выстрела конь рухнул замертво – да и придавил ногу бедной девочке. Ногу мой лекарь подлечил, но предупредил, что рана слишком тяжелая. Хромая на всю жизнь останется. Только вы, старые, не горюйте. Девочку выходите, а я после за ней вернусь, при дворе устрою. Уж больно мила мне дочурка ваша». С тем король и уехал. Обрадовались было старики, что дочь их не выдала – ведь выгнали ее из дома родного. Так и решили – никого более из дома не выгонять. Да и коня другого у них не было. Хлеба больше не стало, жили впроголодь, но вместе.
Король сдержал обещание – вернулся за девочкой спустя два года. Ей тогда тринадцать лет минуло. Забрал ее к себе во двор служить. Пристроил к королеве своей прислуживать – волосы перед сном гребешком расчесывать. Скучно Луизе жилось при дворе. Все девицы пылают нарядами да помадами, а она одна деревенская. Не было у нее нарядов, но на жизнь она не жаловалась – всяко лучше, чем дома. Брела она как-то по лесу, прихрамывая, как обычно, на левую ногу, и напевала песенку, которую сама же на ходу сочиняла:
«Побежала девчоночка по лесу гулять,
Убежала из дома по лугам скакать,
Всем зверятам лесным свои песенки спеть,
C ветром попутным в облака полететь.
Для зайчат соберу я осенних грибов,
И кедровых орешков для беличьих зубов,
Для лисичек-сестричек сошью воротник
Из колючего мха – путь согреет он их.
Если дождик – я спрячусь в медвежью берлогу,
Косолапый медком накормит в дорогу.
Как прекрасны лесные леса и поля!
Как же прекрасно лицо моего Короля…»
Последняя строчка вырвалась сама собой, и как же испугалась девочка, когда вдруг увидела самого Короля перед собой. «О Боже, – подумала Луиза, – ведь он все слышал. Ну если и не все, так последнюю фразу наверняка. Я погибла!» Король привык к лести со стороны окружающих. Все его обожали, и он принимал это как обязательное. Но он, конечно, знал, что окружающие могли лукавить со своей любовью. Все говорили, что обожают его высочество, а было ли это правдой? Но то, что он услышал от Луизы, было искренним. Он подслушал ее пение, и она не знала, что Король рядом. О, как прекрасно она пела! Такая кроткая юная девочка, хоть и хромая, так красиво воспевает королевский лес (он был уверен, что только его королевский лес можно воспевать в песнях). Какие же в его владениях прекрасные леса и поля! Да, они прекрасны. И оказалось, что лицо Короля прекраснее самых красивейших лесов и полей в мире. Король был польщен и одурманен.
– Прошу простить меня, ваше величество, – пролепетала наша героиня, – я не знала, что вы рядом, и не хотела вас беспокоить.
– Я бы хотел, чтобы ты чаще тревожила меня своим пением, милая девочка. Мне нравится слушать песни про прекрасные поля и леса. Что еще в твоих песнях прекрасное?
Луиза стояла и краснела, не смея пошевелиться, а Король стоял и наслаждался своим величием. Ему нравилась искренняя кротость девочки, но Король желал большего.
– Луиза, сегодня ночью я зайду в ваши покои. Я хочу послушать продолжение вашей песни.
Луиза стояла, не зная, что и думать. Неужели Король хочет посягнуть на ее невинность? Ей было почти четырнадцать лет, и, конечно, она еще была чиста.
– Но у моих песен нет продолжения. Я сочиняю их на ходу.
– Не тревожься, дитя мое. Вместе мы найдем, чем время коротать.
Той же ночью Король пришел к нашей маленькой Луизе и, с королевским величием, сделал из девочки женщину. Три дня Луиза горевала. Все болело у нее – и душа, и тело. Особенно тело – там, внизу. Хотела бежать к родителям, думала все рассказать Королеве, но ни на что решиться не могла, такой уж был у нее характер.
Горевала-горевала, да и перестала. А Король стал наведываться каждую ночь. Но в долгу не оставался. Одаривал ее подарками – драгоценностями и бриллиантами. Родителям ее отстроил новый дом, выделил скот. Так, чтоб ни в чем не нуждались. Привыкла наша героиня к новой жизни. Все стерпелось, боль ушла. Дает Королю, что тот просит, да и свое потихоньку наживает. Подруг новых обрела во дворце. А подруги, хоть и краше все, да не имеют Короля в любовниках, и подарков нет дорогих. Привыкла наша Луиза жить на широкую ногу. Шестнадцать лет только ей исполнилось, а все в жизни уже есть – и земли, и титулы, и родителям помогла. Перестала наша девочка кроткой быть. Откуда кротости-то браться? Увидал Король, что выросла девица – нет уже той милой девочки-певицы про леса-поля, да и вмиг разлюбил ее. Быстро нашел ей замену, помоложе, постройнее. Отобрал у Луизы все подарки, все земли, титулы. Вернулась она обратно к родителям, братьям и сестрам. А они ей: «Дура ты неотесанная, возвращайся быстрей к Королю. На землю падай, ноги целуй, сапоги облизывай. Пусть во дворце тебя оставит», – так привыкли родители жить на широкую ногу. Поняла тогда Луиза, что никому в этом мире она теперь не нужна. Она знала, что Король ее как вещь использовал, да и выбросил. Но почему родители родные в дом не пускают? Почему не нужна никому она теперь?
Погоревала девчушка наша, да и похромала в монастырь служить. Прожила она там ровно сорок лет, приняла постриг и обет молчания. Никогда монахини не видели такой послушной и терпимой сестры. Утром и вечером она молилась, а днем трудилась в огороде. Всегда держалась подальше от остальных. «Видно, грех на ней тяжкий», – думали сестры, смотря на ее упорный труд. Похоронили ее на местном кладбище. Никто за сорок лет не навестил ее. Ни родители, ни братья, ни сестры. А Король за эти сорок лет поменял столько любовниц, что половину уж и забыл. А про Луизу никогда не вспоминал».
Я закончил свою сказку и посмотрел на Луизу – выражение ее лица не изменилось. Я молча смотрел на нее. Наконец она промолвила:
– Я сейчас не могу уехать. Я уеду утром. Больше ты меня никогда не увидишь.
Ничего не понял я из ее слов, но после своей сказки на ночь я захотел спать. Я лег на кровать и уснул.
Утро наступило поздно. Солнце беспощадно светило сквозь полураскрытые занавески. Новый день за окном терпеливо ожидал от меня нового будущего. Дела в этом городе закончились – я поставил точку вчерашним вечером. «Поняла ли она меня?» – думал я, глядя на спящую Луизу. К каким чертям я ей навязался? Или она мне навязалась? Поиграл в рыцаря, помахал саблей рядом с благородной девой. А дальше что? Я не смогу всегда быть рядом с ней. И не хочу. Пусть сама решает, что делать дальше со своей жизнью. Захочет – сама разберется, а нет – так не мое дело. Помогать больше не хочу. И не буду! Я встал с кровати и начал одеваться. Понимаю, что просто бросаю эту девочку, но отгоняю от себя эти мысли. Что еще я могу для нее сделать? Ничего! Да я ничего и не сделал. Хотя есть одна идея, попробую. Может, тогда совесть моя успокоится.
Я убедился, что она крепко спит, достал ее телефон и прочитал последние переписки. Записал один номер, убрал телефон обратно и, без лишнего шума, вышел из комнаты. Внизу сидели мои друзья и хмуро пили кофе. Мы поприветствовали друг друга скромно, без эмоций, и я уставился в меню. Время было около полудня, поэтому я заказал себе куриный бульон и два апельсиновых сока. Друзья сидели напротив и бесцельно смотрели в окно.
