Едва рассвет забрезжил над сопками, поднялись половцы, оседлали коней и двинулись к русским границам. По большому конному отряду доверили братьям, но хан строго настрого приказал своим людям следить за ними, чтобы не отбились те по дороге и не задумали чего.

Три дня и три ночи шли половцы, пока не достигли черниговских земель. Река Сейм отделяла их, и дозорные отряды на том берегу зорко следили за передвижением ханских полчищ. Не стал Котян испытывать судьбу, а двинул свои полки параллельно границе. Его целью была Рязанская земля. Казалось, не устоять княжеству против такой тьмы, но не зря велись славные работы по укреплению пограничных рубежей. Разгадал Евпатий, откуда намереваются нанести свой удар поганые. Но и половцы знали об земляных укреплениях, что охраняют южные русские рубежи, только выбора у них не было.

– Гонимые пожарищем, они обозленные, словно черные реки текут к нашим границам. Хан Котян сам стоит во главе войска кипчакского – докладывал князю Ингварю дозорный.

Не раз приходилось Ингварю биться со степняками. Еще в бытность князя Романа, они стояли бок о бок с Черниговцами, именно тогда степь впервые услышала грозное имя Котяна.

– С малых лет его приучали воевать! Еще отец мой рассказывал, как Котян любил смотреть битвы русских богатырей. По примеру нашему, стал он вводить игры и в своем воинстве. Но с тех пор много воды утекло. И эта забава переросла в реальную угрозу для нас, – поведал князь Евпатию.

– Правду молвишь, князь! – произнес с грустью тот. – Земли русские все чаще подвергаются внутренним распрям, и порядку в них нет. От того мы стали легкой добычей для кочевников.

Долгие годы черниговцы первыми принимали на себя удар кочевников. Их граница была самая протяженная и непосредственно примыкала к великой степи. Рязанские города были прикрыты лесами и реками, но и им постоянно грозили степные рати. Черниговцы были богаче своих соседей, поэтому предпочитали более мирный исход– откуп. Политика князя Мстислава была нацелена на замирение с кочевниками, подношением щедрых даров.

– Не бывать тому, чтобы рязанцы платили откуп поганым. Не для того мы растим хлеб и детей наших, создаем семьи и строим города, чтобы отдавать это добро даром. Страх этот в себе нужно побороть, и лучше всего это сделать с мечом в руке! – Евпатий распалялся все сильнее и сильнее, и конь его уже стал ходуном ходить под ним, чувствуя нрав хозяина.

Князь тревожился за Евпатия, уж больно горячий и безрассудный он стал последнее время.

– Аль в семье, что не ладится, воевода? Как супруга-то, Евдокия, не больна, случаем?

Евпатий нахмурился, видно было, что тревожит его что-то, но сказать не решился.

– Образуется, князь, и не такое перемалывали. Ты подумай лучше, где нам неприятеля встретить.

– С часу на час владимирские полки должны подоспеть, тогда и определимся. У тебя есть какое-то предложение?

– Предложение есть, да обмозговать требуется. А хочу я, князь, выйти врагу навстречу, и преградить ему путь на землю нашу.

– На чужой земле биться предлагаешь?

– На чужой, князь! Чтобы за нашей спиной была родина, непоруганная и земля рязанская, не истоптанная копытами вражескими. Перейдем Дон, да и встретим степняков на окраине Червленого яра.

– А успеем ли? Уж к Сосне Котян вышел и движется в нашем направлении, доложили уж мне.

– Успеем, князь! Должны успеть! А войдут в наши края вороги, не сможем им оказать сопротивления достойного.

– Посмотреть бы место предстоящей битвы? Сомневаюсь я, что оно удачное.

– Не сомневайся, князь! Те края уже давно мной изведаны. И место то удачное. Коли выдержим первый натиск кочевников, значит быть нашей победе.

– Будь по-твоему, Евпатий! Не знал бы тебя, не поверил бы словам твоим.

– Устала земля Русская от пролитой крови! Не проходит и года в спокойствии, как новая беда надвигается! – жаловался князь Евпатию, приводил в пример европейские страны, что жили в мире и спокойствии.

– Не гоже их в пример ставить, князь! Что нам империи и королевства, не знают многие из них нужды, не вторгались давно в их края свирепые полчища. Меж собой лишь они грызутся. Русь наша– это щит Европы, что от ворогов их прикрывает. Сколь прошло по земле нашей всякого люда?! Мало кто с миром! Огнем и мечем норовили стереть с земли племя русское, но не под силу оказалось им! Растворились в небытие.

За разговорами прошло время. К вечеру подошли владимирские полки и выстроились на берегу Дона, на закате сверкая позолотой кольчуг и шеломов. Их красные плащи и стяги развивались на ветру. Воевода Еремей бил поклон Ингварю.

– Князь Юрий, в знак верной дружбы, послал нас к тебе на подмогу, князь.

– Как вернетесь, передай князю мой низкий поклон. – Сказал Ингварь.

– Эхх! Кабы знать, что вернемся!

– Не сомневайся, Еремей, обязательно вернемся! – подхватил Евпатий.

Оставив позади крепостные стены Донкова, объединенное Рязанско-Владимирское войско двинулось навстречу неприятелю. Двигаясь по обеим сторонам Дона, они все дальше и дальше удалялись от родных мест. Все здесь было чужое, даже природа изменила свой облик. Густые леса, кусты и трава, произраставшие в северных и центральных княжествах, сменялись сдержанной растительностью южных мест, на фоне широких полей и лугов. Войско роптало, покидая родную сторонку. С грустью оглядываясь назад в надежде скорого возвращения, дружинники подбадривали друг друга, шутя в адрес неприятеля. Солнце палило, и воздух дрожал от зноя. Евпатий приказал не удаляться от реки, боясь сморить воинов и коней.

– Сколько еще нам плутать, воевода? – роптало войско.

– Потерпите, братцы. Скоро!

Подойдя к тому месту, где в Дон впадала река Красная меча, навстречу русским ратям, вышел небольшой конный отряд.

– Кто вы такие, и откуда? – спросил Евпатий.

Из Ельца, спешим предупредить князя рязанского, что половцы уже в десяти верстах от города.

– Скоро ли они окажутся при слиянии Сосны и Дона? – спросил Евпатий все у того же воина, что вел свой отряд.

– Войско ихнее растянулось верст на пять не меньше. Волы с обозами плетутся в хвосте. Мы ведем их с тех пор как они вошли на черниговскую землю. Они сбавили ход, поэтому, раньше, чем к утру, к Дону не выйдут.

– Все же впустил их Мстислав на свою землю! – возмутился Евпатий.

– Он мог и не знать этого. Черниговская земля большая.

– Выгораживаешь ты его, княже!

Ингварь улыбнулся и добавил: – Будет тебе! Давай лучше подумаем, сможем ли к утру занять позиции вперед неприятеля.

– К утру, значит! – Евпатий поразмыслил, – расстояние примерно равное! Эх, молодцы Ельчане, хорошую службу нам сослужили. Теперь мы знаем, где войско неприятельское. Нужно попробовать его задержать. Что скажешь, княже?! – обратился он к Ингварю, увидев его задумчивый взгляд.

– А ведь жители Ельца нам обязаны! Когда-то и рязанские воины положили головы, за их свободу, настало время расплаты! – произнес князь.

– Не забыли мы тех времен, княже! Я лично бился бок о бок с отцом тваво воеводы! – раздался чей-то голос. На рыжем коне, слегка в сторонке от всех сидел богатырь в золоченой кольчуге. Красное корзно покрывало его крутые плечи. Из-под седых бровей смотрели грозные черные очи. Погладив бороду, он ехидно улыбнулся, и объехал вокруг Евпатия.

– Похож, нечего сказать! Вылитый отец! И рост, и осанка, – весь в него.

– Представься и ты! Раз знаком тебе род наш.

– Буривой мое имя! Родом из Пронска. Состоял в дружине Всесеслава!

– Как же ты оказался среди черниговских?

– Долго сказывать! Только не по своей воле это.

– А все же? Раз вызвался, договаривай!

– А ты, я гляжу, настойчивый! – и богатырь коротко поведал Евпатию свою историю, о том, как еще при князе Романе, они попали в ловушку, устроенную Всеволодом…

– А после пяти лет заточения, вернувшись на родину, я был изгнан Пронскими князьями Владимировичами, что сейчас движутся на вас, во главе войска половецкого.