– Но я не могу заткнуть им рты! – возмутился Теодор.

– Не можешь. Но хотя бы перестань попрекать меня, что я делаю из мухи слона. – Вздохнув, я взяла его за руку. – Это невыносимо, Теодор, и твой оптимизм совершенно неуместен. Пойми, мне ужасно тяжело.

Теодор прислонился к нагретой солнцем стене, глаза его увлажнились слезами – наконец-то он все понял. Я чувствовала опустошение и в то же время странное облегчение. Я была сыта по горло жизнью в сказочном замке из мыльных пузырей – радужных и невесомых, готовых лопнуть в любое мгновение. Впереди – если мы пойдем дальше – нас ждет суровая жизнь, от одного прикосновения с которой они разобьются на тысячу мыльных осколков.

– Я хочу тебе кое-что показать, – мягко произнес Теодор.

Он провел меня в кабинет, где мы вместе творили чары: он – своей музыкой, я – своим мастерством.

Чары, вплетенные в ткань портьеры, не погасли. Мы вместе создали их, создали этот немеркнущий огонь. Я судорожно вздохнула.

– Они горят до сих пор. Они когда-нибудь ослабнут, исчезнут?

– Пока не сгниют нити, пока не расползется ткань, мои чары останутся в силе. – Я крепко сжала руку Теодора. – Вряд ли они когда-нибудь померкнут.

– Как и наши с тобой чувства. Я не эгоист, нет. Я просто верю в тебя.

Я заколебалась – могу ли я, должна ли я попросить Теодора о помощи?

– Я в некотором затруднении, – начала я. – Предполагается, что я вместе с тобой поеду на саммит, так? – Теодор кивнул. – А потом… потом у меня почти не останется времени, чтобы завершить все заказы на зачарованные платья, которые я приняла, так?

– Насколько понимаю, мне не следует просить тебя отложить их или вовсе от них отказаться?

– Само собой, нет, – решительно отвергла я подобное предложение. Теодор был крайне щепетилен в вопросах дворянской чести и в то же время считал, что я запросто могу пренебречь долгом перед своими клиентами. Иногда мне казалось, что он не принимал за чистую монету ни мои договоренности с покупателями, ни мои обязанности перед сотрудниками, ни мою ответственность перед самой собой. – Я обязана передать Алисе магазин с незапятнанно чистой репутацией. И ты можешь мне в этом помочь. У меня возникли некоторые сложности с наложением чар, и теперь мне проще работать с чарами, созданными твоей игрой на скрипке, чем моим колдовским даром.

– Сложности? – Теодор обеспокоенно приподнял брови.

– Уверяю тебя, ничего страшного. – На самом деле все было с точностью наоборот, но Теодор, новичок в чародействе, все равно не смог бы докопаться до сути вставшей передо мной проблемы. – Мне сложно… сложно удерживать чары. Я не хотела тебя обременять: тебе вполне хватало головной боли с «Биллем о реформе» и саммитом.

– Ты вообще понимаешь, что такое семейная жизнь, а?

Я озадаченно затрясла головой.

– Это когда ты на законных основаниях имеешь полное моральное право делиться тяготами и невзгодами с близким тебе человеком.

– Не валяй дурака, Теодор, – рассердилась я. – Сейчас на кону стоят куда более важные вопросы.

Под его дотошным взглядом мне стало не по себе. Я знала: он многое хотел мне еще сказать, но воздержался. Я даже знала, что между нами осталось невысказанным. Теодор был прав – годы независимости оставили на мне свой неизгладимый отпечаток. Я умела позаботиться о себе, но у меня язык не поворачивался просить кого-либо о помощи.

Пора положить этому конец.

– В общем, так. Ты создаешь чары, я переношу их в виде нитей в какое-либо готовое изделие, и оно зачаровывается. Насколько могу судить, такие чары держатся и творят волшебство точно так же, как если бы я сама вшила их иголкой и ниткой.

– Идет, – согласился Теодор. – Заодно попрактикуюсь в наложении чар.

– Да, конечно, – удивленно кивнула я. – Никак не ожидала, что ты так быстро одобришь мою затею. Правда, я понятия не имею, как и что ты должен делать, так что мы оба будем бродить впотьмах.

– Справимся. Когда мне прийти в ателье? Устроить перерыв между заседаниями не составляет труда. Вот уж какое предложение все советники принимают единогласно, так это предложение побыстрее покинуть душный зал заседаний.

– Я думала, я буду приносить работу сюда.

– Зачем оно тебе – тащить на себе шелка, суетиться, когда мне достаточно прихватить с собой скрипку. Несообразно.

– А по-моему, несообразно заставлять тебя появляться в моем магазине. Принц, играющий на скрипке в ателье? – Я расхохоталась. – Представляешь, какие слухи поползут по городу?

– Такие же, какие по нему уже расползлись. Кроме того… – Теодор хитро улыбнулся. – В последнее время мы слишком мало с тобой видимся.

Я прильнула к нему, радуясь, что могу выкинуть из головы и разгневанных сторонников реформ, и их противников.

– А что, светские рауты и обсуждение реформ уже не в счет?

– Я имел в виду в прямом смысле слова. – Посмеиваясь, он рывком сдернул с меня накинутый на плечи платок.

Он склонился надо мной, обдав ароматом гвоздики, и поцеловал горячо и уверенно со страстностью человека, сбросившего тяжкий груз ответственности. Я обвила его шею, он подхватил меня на руки и двинулся к лестнице. Я хохотала и брыкалась, а он покрывал мою шею и плечи жгучими поцелуями.

Но не успели мы покинуть кабинет, как в переднюю дверь настойчиво застучали.

– Пускай горничная открывает, – пробормотал Теодор, пнул дверь кабинета и попытался закрыть ее, не выпуская меня из рук.

Передняя дверь распахнулась, и Теодор спешно поставил меня на ноги. Я набросила на плечи платок, а Теодор кинулся навстречу незваному гостю.

– Эмброз, какого черта!

– Такого, что двери надо открывать, – огрызнулся тот. – Вечер добрый, Софи. Прошу прощения за… вторжение.

Он покраснел, скользнув взглядом по моей голове. Мой чепец съехал набок, из-под него выбились несколько прядок волос.

– И на каком основании ты ко мне врываешься? – спросил Теодор. – Мы, знаешь ли, больше не дети, существуют некие…

– На Площади начались беспорядки, – стиснув зубы, резко ответил Эмброз. – Дела принимают худой оборот.

Окинув настороженным взглядом улицу, на которой царила безмятежная тишина, Эмброз затворил дверь.

– Четвертый полк поднят по тревоге, и отец дал приказ по мере необходимости применять силу.

– Что? – задохнулась я. – О нет, только не это!

Нико мне обещал, что люди не восстанут, пока обсуждается Билль, пока остается надежда, что он отвечает народным чаяниям.

По каменным переулкам Галатии прокатилось эхо выстрелов. Отдаленные, но гулкие, они вспугнули вечернюю тишину города.

– Черт! – Теодор кинулся к двери и закричал слугам, чтобы подавали карету. – Эмброз, где сейчас отец? Во дворце или в Каменном замке?

– В Каменном замке. Но, погоди, Теодор. Что ты удумал? – увещевал его Эмброз. – Все закончится раньше, чем ты выйдешь из дому. Вооруженные солдаты против горстки мятежников! Да они разобьют их наголову!

Словно подтверждая слова Эмброза, послышался треск ружейных выстрелов и крики.

Теодор задумался.

– Все верно. Но меня терзает вопрос – что дальше? Мне надо переговорить с отцом.

– Вот уж не уверен, что из этого разговора выйдет хоть какой-то толк, – вздохнул Эмброз. – Отец словно муж-подкаблучник под пятою консервативной, деспотичной жены-дворянства. Он понимает, как опасно закрывать глаза на изъявление воли простого люда, и все же ему, всю свою жизнь вращавшемуся среди сливок общества, недостает сил, чтобы выступить против богатейших и влиятельнейших дворян, обладающих неограниченной властью.

– В том-то все и дело, – не уступал Теодор. Он сдернул со стула у двери свою шляпу. – По крайней мере там появится человек, который даст отпор Поммерли и подобным ему маразматикам-недоумкам и не позволит безжалостно покарать схваченных бунтовщиков.

Прежде чем Эмброз успел его остановить, он очутился за дверью. Я не знала, что и сказать.

– И что нам теперь делать? – громко спросила я.