Последнюю фразу Самуил Демьянович бормочет Зосиму Петровичу в самое ухо. Тот отвечает также тихо, похрустывая денежным свёртком.

– Да я, понимаете ли, хотел подарки девочкам сделать, а что купить не знал. Вот выбрал им по паре колготок с цветочками. А скотчем хотел пульт починить, а то батарейки вываливаются.

Нет, не было этого. Ни в какой аэропорт никто не поехал. Никто ни с кем не встречался. Был один разговор, да и то по телефону.

– Алло, Марина, ну так что?

– Привет, пап. Хорошо, что позвонил, я сама тебя собиралась набрать.

– Сама?

– Ну да, предложение одно есть.

– Предложение? Я не понял, вы прилетаете или нет? А то мне заказывать надо.

– Пап, ну ты что? Куда прилетаете? В эту твою дырищу? Что мы там делать-то будем?

– Ну как? Я же говорил. Кафе, бассейн, ресторан. А, ещё забыл, в бассейне сауна есть.

– Господи, папа…

– И ещё хамам.

– Пап, слушай, если тебе хочется денег на меня потратить, то у меня есть вариант получше, чем сауны с хамамами.

– Чего?

– Пап, мне бассейн с рестораном не нужен. Мне бы деньгами просто получить, понимаешь?

– А?

– Я говорю, скинь мне, пожалуйста, денежек. Мы тут с моим парнем стартап один замутили перспективный. Дело супер, основано на принципах бесконтактного дальновидения. Бизнес-план подготовили, все дела. Магазин открываем. Виртуальный. Шоу-рум стоков из лучших секонд-хендов. Знакомый один обещал прогу для АйОс запилить. Чтобы приложение было, а ещё чат-бот в телеге, ясно?

– Что?

– Пап, я тебе номер карточки скину. Ты перечисли, если не трудно, раз уж всё равно тебе деньги некуда деть.

– Марина, мне второй номер звонит. Ты повиси немного.

– Алло! Зосим! Фигли ты трубу не берёшь? Я уже задолбался тебе трезвонить.

– Филипп Геннадьевич, я с дочкой разгова…

– Шефа обокрали, а ты трындишь. Давай, ноги в руки и к нему!

– Какого шефа? Кто?

– Ты совсем тупой? Я говорю, бегом к нему! Менты всех опрашивают, кто что видел. Ты последний с ним общался до того как.

Зосим Петрович бежал по вечернему городу в синем спортивном костюме (фейковый китайский «Адидас») и белых кроссовках (тоже китайский «Адидас», но настоящий). Со стороны его вполне можно было принять за расслабленного джоггера, если бы не выражение лица. Вот и знакомая с детских лет остановка. Вот и ларьки, которые то сносят, то строят заново, чтобы нужные люди могли заработать. Надо же, а «Быстрозаймы до получки» ещё работают, и народу внутри нет. Мне же к шефу надо, ну да ладно, я же быстро, на пару минут всего.

– Здравствуйте, я вот тут был у вас недавно. Денег хотел взять немного. Ну как немного. Типа чтобы хватило на стартап один. Очень перспективный. Шоу-рум для АйОса.

– Документы у вас с собой? Паспорт, права, документы о собственности на машину.

– Документы у меня всегда с собой.

– Вот стандартный договор, обратите внимание, что размер неустойки – один процент в день.

– Это что значит?

– Это значит, что платить нужно вовремя.

– Слушайте, а вы можете сразу на счёт отправить? Ну дочке моей, это она всё замутила с этим… стоком.

Ночью в относительно старинном губернском городе по-прежнему ничего не происходило. Самуил Демьянович с перебинтованной головой в тишине кабинета читал книгу. Ия Савельевна пыталась выбрать удачный ракурс для записи ролика в «Инстаграм». Зосим Петрович ел пельмени под аккомпанемент сериала. Солнце согласно прогнозу ожидалось через два месяца.

Уехал. Тамара сидела на кровати в комнате старшего сына и сжимала дрожащие губы. Сколько раз она представляла момент разлуки с сыном, столько раз обещала себе – не плакать. И все недолгие сборы держалась молодцом, была деловита и насмешлива. А сердце сжималось от предстоящего расставания. Её сын Егор, мальчишка семнадцати лет, весной окончил школу и сразу поступил учиться в институт, и не куда-нибудь, а в заграничный университет. В её настроении, словно червоточина, появилась печаль, которая становилась всё больше, всё глубже, пока не вытеснила другие чувства.

День отъезда настал на исходе августа. До самого последнего момента у неё хватало выдержки, и только тут, обняв сына за плечи, она уткнулась носом ему в грудь, надеясь пересилить себя и совладать с непослушным лицом. Сын не разнимал объятия. Так и стояли молча, ведь всё необходимое было сказано, а несказанное – больше любых слов.

Только когда глава семейства произнёс негромко: «Ну ладно, ребята, пора. Такси ждёт», она оторвала себя от сына. И тут её большой мальчик с фигурой мужчины по-детски закрыл ладонями глаза. Она смотрела на него, не отрываясь, сочувствуя всем сердцем. Мгновение было кратким, но уже тогда она знала, что именно этот момент будет являться ей в воспоминаниях всегда, до самой смерти.

Он отправился с отцом в аэропорт, а она осталась дома, мысленно провожая его до самолёта: вот он сел в такси и знакомым движением надел наушники. Вот уже Пулково, стойка регистрации, паспортный контроль, ожидание. Взлёт.

Мокрые звёзды мигали в окне. Комната была полна его присутствием. Каждая вещь хранила прикосновение его рук и деятельного внимания: затейливые шахматные фигурки, забытый на стуле свитер, даже мусор и тот был исполнен значения. Всё, от коллекции монет до одинокого носка, сморщенной рыбкой приткнувшегося в углу, – было его, и не могло быть иначе. Она разглядывала книги, ещё вчера питавшие его ум, черновики, заполненные небрежным крупным почерком, где без всяких запятых неслась галопом его мысль. На полке красовались кубки с соревнований, которыми он так дорожил. Вчера. А сегодня в один миг стало не нужно. Тиканье часов увеличивало расстояние между матерью и сыном, приближая его к будущему, унося в чреве самолёта от прошлого, в котором остановилось её настоящее.

В их небольшой трёхкомнатной квартире им вчетвером жилось тесновато. Двое сыновей занимали по комнате, третья была их с мужем спальней и одновременно кабинетом, где напротив двуспальной кровати стоял небольшой стол с компьютером. Каждый из трёх членов семьи втайне рассчитывал после отъезда четвёртого на освободившуюся площадь.

Младший сын, Ванечка, хотел поставить там 3D-принтер, который мог напечатать что угодно из длинной полимерной нити. Станок, полученный на день рождения, временно стоял на маленьком застеклённом балконе, где было неуютно и холодно.

Муж надеялся, что в комнате старшего сына устроит себе рабочий кабинет. А Тамара, угадывая желания своих мужчин, всё же надеялась отвоевать комнату под свои нужды. Она рисовала акварелью, и это хобби, сначала умещавшееся в маленьких блокнотах на кухонном столе, постепенно выросло до полноценной живописи, для которой уже требовался мольберт, пространство и главное – много света.

Пока Егор был дома, никто не оглашал своих желаний, тему тактично обходили. Когда он уехал – наступила тишина, никто не посмел заявить свои права на его комнату.

Сын обустраивался на новом месте, звонил, рассказывал о новой жизни, о новых друзьях, о своих успехах. Тамара знала, что ему там хорошо, чувствовала – беспокоиться не о чем, но место отрыва ребёнка от матери болело. Не было у него конкретной локации, оно было повсюду, и прежний образ жизни задевал рану слишком часто.

«Ну, все дома?» – как всегда говорил муж, поздно возвращаясь с работы. Вопрос повисал в воздухе. То младший сын, забывшись, спрашивал: «А папа отвезёт нас с Егором завтра в школу?» Тамара по привычке ставила четыре прибора на обеденный стол и потом грустно смотрела на пустое место.

Однажды Егор спросил по телефону: «Как там моя комната, ты рисуешь?» – «Нет», – честно ответила она. «Почему?» Она тщательно подобрала слова: «Там слишком много тебя». Он сразу понял, хлюпнул носом, сказал решительно: «Так, выкинь все мои вещи и рисуй!»

Понемногу она начала приводить комнату в порядок. Душевных сил хватало ненадолго. В один день убрала бумаги со стола. В другой – упаковала в коробки вещи сына. Выудила из углов пакеты с мальчишескими ценностями: в одном крючки, грузики для рыбалки, в другом – куски древесины, оленьи рога, наждачка, инструменты для поделок. Комната стала избавляться от следов присутствия прежнего жильца. Наконец Тамара решилась и принесла сюда свои бумаги, карандаши и краски. Можно было рисовать. Но – не рисовалось.