– Парень, можно спросить?

– Завали йот! – он сильно картавил. Отвернулся, нарочито пресекая любые попытки разговора. Но как-то странно он озирался. Сначала я не понял. На улицу тихо вышел худой – второй из тех, кто вёл меня вчера, и подошёл ко мне. Глянул на жирного, и показал головой в сторону остальных. Жирный повернулся ко входу, и уставился туда, продолжая курить. И тут я всё понял. Сейчас начнутся переговоры…

– Что ты собираешься предложить комдиву? Что такого есть у тебя, чего у него нет? – он присел, и говорил всё это мне на ухо. Тихо-тихо…

– Склады продуктов длительного хранения. Сам на таком сижу по работе и знаю адреса всех крупных баз и колхозов Подмосковья. Мой склад уже контролируют мои люди. Но их мало даже для одной такой точки. А с дивизией я смогу захватить всё.

– Ты так говоришь, будто это твоя дивизия. Что, если комдив просто пошлёт тебя?

– Не пошлёт. Мы с ним старые приятели. Знаю его, как облупленного. Не ведись на вопли краснощёкого, он вас погубит.

Худой и так знал это, я был уверен. Но всё равно лишний раз напомнил. Чтобы показать, что мы на одной волне, и моя альтернатива лучше. Искусство переговоров. Вот сейчас он назовёт свою цену…

– Мы тебе поможем, но возьмём за это трёхлетний запас продуктов на восемь человек. Согласен?

– И куда вы всё это денете? Как попрёте без машин?

– Ты нам поможешь. Дашь людей, сколько надо и телеги. А куда денем – то наше дело.

– А у вас губа не дура.

– Можем просто оставить тебя здесь. Решай.

Это тонны три… Капля в море. Конечно, я готов был отдать и больше, чтобы выкарабкаться. Но нужно было ещё пощупать. Нельзя соглашаться на всё безвольно.

– Я согласен, но на три года – сложно. Да и комдиву это вряд ли понравится. Давай хотя бы два. Ты сам понимаешь, другой бы вам что угодно наплёл, лишь бы выбраться. Я просто врать не хочу.

– Хорошо. Запас на два года. И людей, чтобы доставить всё это. Сейчас я разрежу хомут и уйду в кусты. Не дёргайся. Как выйду – будь готов. Попробуем всех спящими взять.

Чёрт, нужно было на год договариваться! Но и так хорошо. Худой перерезал хомут. Руки закололо от приливающей крови, а ушибленная правая стала ещё сильнее пульсировать.

Через несколько минут худой вернулся и зашёл внутрь. За ним – толстый, поманив меня рукой за собой. Трое, включая краснощёкого с автоматом, спали. Но один бодрствовал. Он увидел меня, и заорал:

– Подъём! Пришлые мажора отвязали!

Все зашевелились. Худой набросился на вожака сзади, когда тот уже стоял на одном колене. Он обхватил краснощёкого ногами, прижался к нему, душил его же оружием, и автомат держал не руками, а локтевыми сгибами, одновременно давя кистями на затылок вожака. Душил со знанием дела. Походил на паука, поймавшего жирную муху, и вцепившегося в неё всеми восемью лапами. Толстый же взял биту и ударом сверху проломил голову одному из только что проснувшихся. Не просто жирный – его плечи были широкими, а руки – толстыми, как медвежьи лапы. Он совсем не раздумывал, и двигался довольно быстро для своего веса, хотя и не так быстро, как худой.

Вожак бросил попытки вырвать автомат руками, и упал на спину, всей своей массой обрушившись на худого. Худой не отпустил, и вожак быстро терял силы. Оборванец, стоявший рядом, сделал пару шагов к ним, но на него набросился толстый, толкнул в стену и принялся охаживать битой. Третий утырок повернулся ко мне, замахиваясь трубой. Я отскочил назад, и труба просвистела мимо. Он шагнул ближе. Я упёрся в стену и подумал, что нужно перейти в ближний бой, но не успел. Он ударил низко и попал в ляжку. Боль пронзила ногу, и я согнул её. Он снова размахнулся и ударил по голове. Я заслонился руками. Труба попала по левой, смела её, онемевшую, и всё же угодила мне в голову – в левую скулу и ухо. Рука смягчила удар, но искры плясали перед глазами, оставляя еле видные полосы за собой, когда я шевелил головой. Всё вокруг плясало. Мой нос чувствовал смесь запаха трубы, металлического запаха моей крови и моего страха. Оборванец замахнулся снова. Выстрел, и он свалился с простреленной головой. Худой сидел на одном колене. Прицелился в меня.

– Чи поглядим теперь, брешешь ты, али нэт, как мой прапор говорил! – он не стрелял, а будто сканировал меня через прицел, рассматривая и так, и эдак. Восходящее солнце удачно осветило его лицо. Между нами было метра четыре, но даже отсюда я видел застарелый шрам над левым глазом, какие бывают у боксёров. Худой поставил на предохранитель, – Калаш я у себя оставлю пока. Мне так спокойнее. А тебе с распухшими руками от него толку мало.

Я не стал возражать. Потом худой поднялся на ноги, отвернулся к стене, и его вырвало. Мы вышли на воздух. На всех накатило – лица стали белые, а ноги вялые. Видно, эти двое в первый раз убивают. Да и я новичок в этом деле, плюс удар трубой по башке. Но время не ждёт.

– Парни, до дивизии далеко, на своих двоих вы за мной не угонитесь. Нужно и вам колёса достать.

– Значит, не вйял пйо дивизию – толстый жутко картавил. Он поправил чёлку на круглом лице и стёр каплю крови с кончика маленького носа. Модная стрижка, но волосы уже замызгались и засалились. Серые свободные джинсы и лёгкая кожаная куртка тоже изрядно потёрлись. Красная футболка под курткой зияла свежей дырой на пузе.

Ко мне повернулся худой:

– Я Андрей, можно просто «Жилистый». А это – «Бомба». То есть, Тоха. Наш отряд прошёл боевое крещение. Поздравляю. – он сказал всё это спокойным позитивным тоном и протянул руку. Я обратил внимание на хорошо поставленную речь. Худое, угловатое лицо, глаза, утонувшие в глазницах и довольно большой треугольный нос. Ещё один маленький старый шрам над губой. Вертикальный.

Бомба тоже протянул руку. Небрежное рукопожатие. Что бы это значило? Не в восторге от знакомства? Видно, Жилистый уговорил его. Мы пошли искать им транспорт.

– Вы двое раньше не знали краснощёкого, так?

– Догадаться не сложно, верно? – Жилистый поддержал разговор.

– Да. Как получилось, что к нему прибились?

– На даче отдыхали, когда эта хрень по небу пролетела. Поняли, что нет смысла помощи ждать. В Жуковский пошли. – он замолчал.

– И что в городе сейчас? Насколько плохо?

– Полный финиш. Я и не знал, что за день можно так озвереть. Половину магазинов полиция держит. Автоматы, никого не пускают. Остальные пока без контроля, но там хаос. Кто с огнестрелом – набирают телеги и уходят. Таких обычно не трогают. Остальные дерутся. В общем, не стали мы в большие магазины заходить. Риск большой. Решили поискать, что поменьше, а они в основном уже разворованы все. Один вот на окраине попался. Видно, люди тут инертные. Но, когда мы пришли, за него уже дрались. Краснощёкий со своими и ещё какие-то люди.

– И вы краснощёкому помогли?

– Да. Но про дачу ничего не рассказали – что у нас там семьи, что им еда нужна. На следующий день тебя увидели. Дальше ты знаешь.

– Кто битой меня бил?

– Краснощёкий. Он же и вязал. Мы руки держали.

Врёт? Возможно. Впрочем, это уже не важно. Минут через пятнадцать мы нашли первый велосипед – отечественный, старый, с большими колёсами. Привязан железным тросом с замком к тоненькому дереву. Видно, просто для порядка. Угонять такое старьё вряд ли кому в голову придёт.

Жилистый достал швейцарский нож и открыл пилу. Начал пилить, но Бомба взял дерево двумя руками и резко потянул. Оно затрещало. Он дёрнул сильнее. Ещё раз. Ствол переломился на уровне колена и повис на древесном волокне.

– Допийивай! – бросил он Жилистому.

Нож быстро перепилил оставшееся, и Жилистый стал настраивать сиденье под себя. Автомат мешал и постоянно бился об раму, пока Жилистый не закинул его за спину. Мы с Бомбой ждали.

– Что он там возится? – спросил я, когда уже прошло пару минут.

Бомба подошел к нему, сел на раму, быстро подкрутил что-то, вытянул сиденье чуть вверх.

– Так?

– Да.

– А у него йуки только под автомат заточены. Или задушить кого. Вйезать ещё может. И всё. – пояснил Бомба, закручивая фиксатор.