На этой мысли остановился, потому что умной девку считать было бы абсурдом.

— Ты меня проверяешь? — всё же озвучил.

— Ага, — задорно кивнула ни капли не высказывания страха, хотя я стоял уже напротив неё. Почти впритык, нависая горой, и глядел сверху-вниз. Юсупова мелкая была. Клоп для меня… Бл*, дюймовочка, с разницей, что та норовом короткая, а эта с бешеным темпераментом и замашками бывалой шлюхи.

— На вменяемость/возбуждаемость, — хохотнула, продолжая взглядом бросать вызов.

— Пока из нас двоих невменяемой кажешься только ты. И возбуждена как-то, — нарочито ровно парировал. — Вон, — коротко кивнул, — соски торчат, грудь напряжена и дыхание участилось… Уверен, течёшь, как сука, — не сводил глаз от серых брызг Юсуповой. — Что, расфантазировалась, как взрослый дядя тебя на члене крутить будет? — Она яростно задышала, но боя не уступала. Сильная девка, ничего не скажешь. Сломать её могу быстро, но я её не для себя взял, не мне объезжать! — Нет, — чуть качнул головой, — я малолетними прошмандовками не интересуюсь. Я опытных и зрелых предпочитаю…

— Но прошмандовок? — уточнила обманчиво невинно.

— Женщин.

— А, — протянула девчонка, — банальненько. Губы, сиськи, вместительная вагина… Умные, стало быть, не для тебя? Боишься на их фоне потеряться?

— Мозг, в наше время, ценная штука, и редко идёт вкупе с… симпатичными губами, сиськам и вместительной вагиной, но его наличие не возбраняется, как впрочем, и хорошие манеры, — дал понять, что всё ещё держал себя в руках, и выходку её раскусил.

— А, — понятливо закивала Юсупова, — а я типа, тупая, блядоватая и неадекватная? — фыркнула, словно другое и не задело. Я был уверен, что она сейчас взорвётся, и опять крушить всё будет, даже готовился к урагану, но она опять удивила:

— А какая нормальная девчонка будет адекватной, если её похитили из отчего дома и заточили, не зная где?! — позволив упасть обломку, развела руками. — А перед этим на глазах насиловали… "почти" мамочку и избили любимого папочку? — как-то уж больно театрально это прозвучало. Ни на миг не поверил негодованию. Если за отца она и могла на меня злиться, всё остальное — пустозвон.

— Я же молодая, — продолжала театр одного актёра Юсупова младшая. — У меня чувствительная психика. Очень хрупкая, — хреново играла, не вышибая из меня ни капли жалости и понимания. Не знаю, что прочитала на моём лице, но гримасу горечи сменила на улыбку:

— Мне срочно нужно лечение, — опять светилась солнцем пустыни, вызывая чесоточное желание стереть с её лица эту мерзкую, неестественную улыбку!

— У меня есть ремень. — Капли в стакан терпения уже помещались едва ли. — Он лучшее лекарство, — пояснил свою мысль.

— Всё же молодой плоти захотелось? — театрально подивилась, хлопая ресничками. — Или нравится процесс?

У неё словестный понос…

— Не прокатит, — наморщила нос девчонка. — Со мной будет скучно, на ведь даже трусов нет! Никакого удовольствия раздевания…

Я на миг опешил. А малолетка продолжала трещать:

— Вы же меня почти голой из дому выволоки! Ни щетки зубной, ни пасты, ни расчески, ни косметики! Ни шампуня, ни геля, ни белья! Нижнего, — значимо, — ни одежды приличней…

Вот теперь мысль, что стерва умнее, чем пытается показаться, укрепилась. Юсупова прикидывалась гнилой и пустоголовой сук*й специально, чтобы я сорвался и её либо грохнул, либо… вернул отцу, потому что я никогда намеренно не убивал детей. А от такой оторвы, для успокоения мозга, проще отказаться!

— Я не могу вот так жить ещё шесть дней, — обвела глазами комнатку. — Помимо одежды есть много разных мелочей…

— Единственный предмет гардероба, который у меня для тебя есть на данный момент — это наручники… Могу подыскать кляп.

— О-о-о, — опять губы зазмеились. — У тебя смотрю сексуальная фантазия заработала на полную, — нагло тыкала, специально показывая неуважение. — Обнажённая малолетка, прикованная наручниками, — нарочито протягивала слова, не сводя с меня серых глаз.

Даже стоя у врат Ада не признался бы, что картинка которую эта стерва нарисовала, заставила член налиться кровью. Он и без того уже беспокоил озабоченностью к этой особе, а после столь откровенного заявления, аж дёрнулся, требуя немедленно свободы и последующего пленения тесной, влажной…

— Мур, — поиграла крутыми дугами красивых бровей Юсупова, — какой нехороший мальчик-Ханчик.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Перед глазами помутнело от слепой злобы. Руки зачесались заткнуть Юсуповское недоразумение. Немедля! Кажется, я только что познал, что значило «разозлиться до белого коленья».

Смерть дочери и сестры меня оглушила, но не отупила, а сейчас я был на грани сорваться и проучить малолетнюю суч*у, не понимающую, что хлебало пора закрыть — и без того позволили много!

— Нет, и ты даже не представляешь, — цедил сквозь зубы, но старательно скрывал ярость, — какие у меня фантазии на твой счёт, — не лгал, она и впрямь думала плоско. — Тебе простительно, это в силу молодости… неопытности. Но намекну, самая приятная для меня — я тебя больше не слышу и не вижу!

— Неужто уже отпустить хочешь? — победно улыбнулась.

— Нет, — нарочито медленно качнул головой, на деле шею рассматривая и прикидывая, сколько займёт секунд её свернуть.

— Если нет, тогда тебе проще выколоть себе глаза и перепонки повредить. Ты ведь не передумал меня выдать за своего сыночка? Если стану невесткой, обещаю, — звучало не скрываемой желчной угрозой, — видеться будем каждый день!..

— Или я заткну тебя кляпом и закопаю! — в тон парировал, только сейчас понимая, что с такими перебранками, показываю себя не умнее её.

А девка на меня смотрела не то с насмешкой, не то с уважением, осмысливая насколько реален такой исход событий, а потом легкомысленно кивнула:

— Если я при этом буду одёта во что-то более стильное, — демонстративно майку вниз потянула, порочно сверкнув голыми полушариями крепкой, молодой груди на грани показать их вплоть до сосков.

— Какой размер? — мало на голос походило, скорее на скрип зубов.

— Второй, если ты о груди, — змея ресничками захлопала. — И заметь, свой, без силикона…

— Так тебя только отсутствие лифчика смущает? — деланно проигнорировал очередную провокацию. — Куплю его и будешь счастлива умирать в нём?

В комнате повисло минутное затишье. Юсупова закусив губу, хмурила брови.

— Ты прав, — качнула головой, но вид был самый что ни есть язвительный. — Не стоит твои развратные глаза радовать молодой, девственной плотью…

На этом меня немного коротнуло, но я промолчал, рассудив, что дискуссировать по поводу слова было бы глупым, да и плевать мне на её озвученную невинность. Причём, такую сомнительную.

— Мне нужно что-то более существенное, — кивнула в заключении.

— Скафандр?

— Ох, господин Хан, ваши фантазии поражают своей топорностью.

— Бл*, - вот теперь я скрипнул зубами громко. — Какой? Размер? — вторил, еле сдерживаясь от крика. Кипел от злости, всё… я вот-вот был готов взорваться!

— И кто мне будет покупать? ТЫ? — окинула меня негодующим взглядом граничащим с отчаяньем. — Прости, чувак, ты одеваешься стрёмно!

— Я тебя не выпущу, — поспешил на выход, потому что находиться в комнате с этим чудовищем больше не мог. Убью ведь! Правда грохну…

— Мне тут плохо, — не знаю, что меня заставило замереть: интонация голоса Юсуповой или секундное дежавю фразы, которую когда-то обронила моя сестра, единожды пожаловавшись на своего мужа. Как потом оказалось, он её жестоко бил. Даже бурлящая злость на девку сошла на нет.

Впервые с момента нашей встречи с Даниилой, кажется, услышал голос настоящей Юсуповой младшей.

— Мне тесно. Клаустрофобия развивается, — добавила тихо.

Я даже с сомнением покосился — не улыбалась ли.

НЕТ! Девчонка стояла без гримасы ненависти и вызова. Без лютой злобы или желания провоцировать.