Антоний и Кассий кочевряжились не долго и вошли вслед за Ури и Мишелем, которые уже принялись сводить их подруг с ума своими страстными поцелуями. Таким образом, все наши намерения с самого начала были заявлены самым серьезным и недвусмысленным образом. Продолжая держать Лютецию на руках, я присел на низкий диванчик, стоящий перед большим, низким овальным столом, заставленным всяческими закусками и напитками. Мои друзья, Ури и Мишель, также заняли свои места, в то время, как моим подругам, явно не терпелось оккупировать, нашу огромную кровать, но у меня были иные планы на то, как нам начать эту волшебную ночь.
Нефертити, которая уже сбросила с себя свой белоснежный пеплас и избавила от излишков одежды Антония, принялась бурно и энергично тискать и тормошить этого рослого парня, который все никак не мог преодолеть дурацкое табу, наложенное Люцифером на секс с ангелами, а заодно и со всеми прочими существами, с которыми они даже не могли встретиться. Еще сильнее были испуганы нахальством ангелов Цицилия и Октавия, которые уже чуть не плакали, видимо, считая, что те просто насмехаются над ними, да, и Лютеция, которую я бережно держал у себя на руках, тихонько дрожала всем телом. Первой не выдержала Неффи, которой уже стала надоедать такая гнетущая обстановка. Пристально посмотрев на Лютецию, она ласково спросила её:
— Лютеция, девочка моя, разве мы такие уж и разные с тобой? Взгляни на меня, дорогая, у меня такая же грудь, как и у тебя, и лоно мое, ничем не отличается от твоего. Ну, и что с того, что у нас растут волосы, а у вас на голове эти мягкие, замшевые ленточки? Милая, посмотри на Ольгерда, на чьих руках ты дрожишь, словно осиновый листок на ветру, на его друзей-ангелов и на своих друзей-друинов, ведь все они мужчины, прежде всего. Так чего же нам еще требовать от них, дорогая моя, кроме любви?
Лютеция, чуть помедлив, ответила ей, испуганным, почти плачущим голосом:
— Но повелительница, ведь мы же совсем другие. Мы не такие, как ангелы и люди, и нам запрещено, даже думать об этом, а не то чтобы прикасаться к вашим нежным телам.
Моя божественная царица громко рассмеялась и сказала:
— Вот, даже как! Ах, ты моя маленькая плутовка, так ты все-таки мечтала когда-нибудь прильнуть к волосатой груди моего повелителя Ольгерда или гладкой груди его друга Уриэля или какого-нибудь другого ангела? Ну, что же моя девочка, признаюсь тебе, что и я, как только увидела друинов впервые, не раз мечтала оказаться в объятьях такого очаровательного парня, как Антоний и даже сейчас, когда этот обалдуй держит меня в своих сильных руках, словно этот свой противный барабан, я чувствую в своем теле, какое-то совершенно невероятное томление и все жду того момента, когда же его руки станут смелыми и решительными и примутся ласкать мое тело, а его губы, начнут целовать мои и когда Антоний, наконец, вспомнит, что он все-таки мужчина, а не бревно с глазами.
Эти слова, возымели свое действие и Антоний, действительно склонился к Неффи и робко поцеловал её прекрасную, полную грудь. Лютеция смотрела на него зачарованным взглядом, из которого ясно следовало только одно, - моя божественная Неффи проникла в самые тайные её мечтания. Осторожно, чтобы не испугать девушку резким движением, я расстегнул костяные пуговицы расшитого бисером, алого, атласного лифа Лютеции. Девичья грудь, до этого туго стянутая плотной тканью, выплеснулась навстречу моим губам, двумя нежными, очаровательными, абрикосово-желтыми полушариями, увенчанными сиреневыми конусам сосков. Замирая от восторга, я, трепетно прикоснулся к ним губами.
Кожа молодой друинны, не смотря на то, что блестела полированным металлом, была очень нежной и чувствительной, особенно в тех местах, где сходились, даже не чешуйки, а скорее мягкие, эластичные и упругие щитки, которые делали тело Лютеции, необычайно привлекательным и очень сексапильным. Кожа Лютеции, приятно пахла лавандой и немного мускусом, и имела чуть сладковатый вкус. Это же качество заметила и тут же подчеркнула Нефертити, которая восторженно воскликнула:
— Боже моя, Лаура, да это же просто, какой-то леденец, а не парень! Антоний, сладкий ты мой…
Пылкое замечание Неффи вызвало взрыв смеха, причем наши новые друзья-друины, смеялись очень громко, искренне и радостно. Этот веселый смех растопил последний ледок, сковывающий их чувства и они стали постепенно раскрепощаться. Вскоре, Лютеция, млея от моих поцелуев, сама развязала шнуры своих кожаных, коротких шортиков темно-синего цвета, плотно обтягивающих её круглые ягодицы.
Ни я сам, ни мои друзья Ури и Мишель, не торопили дальнейших событий, хотя Лаура и Неффи уже желали гораздо большего, чем просто объятья и поцелуи. Видя то, что мои дисциплинированные, но такие нетерпеливые подруги начинают гневно метать в меня молнии из своих прекрасных глаз, я решил, что настало то самое время, когда я должен был резко, в десятки раз, возвысить накал наших любовных игр. До максимально высокого, астрального уровня. Взяв в руки заранее подготовленные к этой ночи и спрятанные за подушкой дивана, подарки, я нежно ссадил Лютецию со своих коленей, встал и сказал своим друзьям:
— Девочки и мальчики, прошу минуту внимания. Для того, чтобы эта чудесная ночь стала для всех нас, совершенно незабываемой, я прошу вас принять от меня эти Кольца Творения и кое какие магические уроки, как ими нужно пользоваться без малейшего риска для своего здоровья. - Тут я сделал небольшую паузу и, видя, как загорелись глаза моих подруг, громко подытожил - Разумеется, в постели!
Ури, Лауре, Неффи и нашим новым любовницам и любовникам, достались кольца с большими, овальными синими камнями. После этого, я быстро провел небольшой сеанс магической педагогии и пока мои друзья соображали, что означают сии магические формулы, подхватив Лютецию на руки, резво помчался к огромному, розовому сердечку нашей кровати, которая редко пустовала все эти дни. Поскольку ноги у моего крылатого друга, ангела Михаила-младшего, были намного длиннее, да, и бегал он гораздо быстрее, чем я, то он, прижимая к себе смеющуюся от радости Цицилию, с хохотом обогнал меня и с разбегу запрыгнул чуть ли не на самую середину розового сердечка. Ничего страшного я в этом не видел, так как на этой кровати могло поместиться и втрое больше народу.
Магия десяти больших Колец Творения, соединенных одной идеей и помноженная на наше страстное желание, дала просто великолепный результат. Все мы, словно бы слились в два единых организма, мужской и женский, которые стремились извлечь из нашей бурной, страстной и невероятно напряженной борьбы, максимальное наслаждение. Внезапно я почувствовал, что Кольца Творения перестали быть просто инструментами, послушными воле мага и теперь уже они, внезапно обретя индивидуальность, властно бросали нас друг другу в объятья, заставляли стонать, вскрикивать от страсти и неистово безумствовать.
Повинуясь воле Колец Творения, мы не только доводили своих любовниц до полного исступления своими ласками, но и передавали их друг другу, словно по эстафете и никто не мог противиться этому, невысказанному вслух, но обязательному для исполнения, приказу. Как это получалось, я не мог понять, но всепоглощающая страсть отпустила меня и сменилась благостной истомой только тогда, когда я вновь обнял Лютецию, которая снова вернулась ко мне, замкнув это магическое кольцо любви. Вместе с этой истомой я вдруг почувствовал еще и нечто такое, что меня хотя и не испугало до смерти, но заставило всерьез задуматься.
После этого уже ни у кого из нас не появилось желания, немедленно начать все заново, слишком высоко было это наслаждение, чтобы искать его в близости вновь, не сделав хотя бы короткой передышки. Баюкая на руках Лютецию и стараясь не рассуждать о том, что произошло в моем сознании, я быстро погрузился в сон, успев подумать лишь о том, выполнит ли Хирон мою просьбу в точности, как я его просил.
Сон мой был не долог и спустя несколько часов, вместе с рассветом двух солнц меня разбудил дробный цокот копыт по паркетным полам коридора. Хирон со товарищи был точен, как швейцарский хронометр. Двери нашей огромной спальни с грохотом распахнулись настежь и этот маленький, кавалерийский отряд влетел внутрь, где их копытная дробь увязла в коврах с их длинным, мягким и шелковистым ворсом.
