Додик смешной, приятный, но чужой, разве можно выйти за него замуж? Сейчас с ним хорошо, и с другими мальчишками тоже, просто, легко, но это потому, что потом идешь домой, а они остаются за порогом.

Наконец Нина додумалась до того, что есть только один мальчик, за кого она могла бы выйти замуж. Только с ним можно остаться в одной квартире, только с ним легко и молчать, и разговаривать, только его хочется защищать и беречь.

Поняв это, Нина испытала легкое смущение и решила никому об этом не говорить.

Володя о планах Нины ничего не знал. Работа и учеба занимали все его силы.

Иногда он заходил к Смирновым, но был таким уставшим, что просто сидел, пил чай и молчал.

Арсений Васильевич как-то встретил его на Забалканском – Володя как раз разнес всю свою почту и брел домой.

– Пойдем вместе, – позвал Смирнов.

Володя вяло согласился.

– Устаешь? – спросил Арсений Васильевич.

– Да, – помедлив, сказал Володя, – конечно. Но это ладно, главное, учиться как-то не очень получается. А папа велел учиться.

– Надо тебе какую-то подработку попроще. В клубе, может, плакаты рисовать?

– За это платить не будут.

– Я поспрашиваю, может, найдем что-то?

– Не надо, я сам.

– Да что сам! – рассердился Арсений Васильевич, – посмотри – лица на тебе нет. Бегаешь, обувь стоптал, учеба стоит. Кому это надо?

– Вы правда можете что-то другое найти?

– Не знаю. Попробовать могу. Почему ты такой, Володя? Почему тебе помощь так трудно принять?

Володя пожал плечами, побрел дальше.

– Папа говорит, что нужно всего добиваться самостоятельно, – сказал он.

– Правильно папа говорит. Но я за тебя работать и не собираюсь, ты сам будешь. Просто сам видишь – эта беготня тебя добьет.

Они медленно шли дальше.

– Очень скучаешь? – помолчав, спросил Арсений Васильевич.

Володя кивнул:

– Да.

Арсений Васильевич вздохнул. Что говорить, он не знал.

– Пять лет, – продолжил Володя, – а прошло – два месяца. Мама как-то сказала, что потом привыкнем, а мне кажется, я никогда не привыкну. Кабинет пустой, я иногда захожу туда. Книжки беру, перелистываю. На столе бумага осталась с расчетами – папа писал. Я ее беру и к лицу прижимаю. Пять лет…

***

Через два дня Арсений Васильевич пришел к Альбергам с новостью – в отделе труда на Забалканском освободилось место, Володю возьмут с радостью.

– Должность смешно называется, – смущенно сказал он, – деловод.

Володя поблагодарил и с понедельника приступил к работе. Тут, конечно, служба была намного легче, он брал бумажки и подшивал их в папку. Вся работа занимала пару-тройку часов. Теперь он снова мог спокойно учиться.

Нина, узнав об этом, очень обрадовалась и тоже повадилась ходить в отдел труда. Пока Володя подшивал свои бумаги, она сидела рядом и что-то рассказывала. Володя слушал вполуха, напрягался только на имя Додика.

Потом Нине делалось скучно, и она тоже садилась подшивать бумаги. Володя сердился:

– Нина, это моя работа!

– Да я ж деньги-то не буду брать, – удивлялась Нина, – мне просто скучно. Давай скорей уж подошьем и гулять пойдем?

Погуляв, они приходили домой, и Володя садился заниматься.

Мама приходила домой поздно, немного читала Анюте и сразу ложилась. После службы она бегала по разным знакомым и инстанциям – хлопотала за мужа, рассказывала, что он очень хороший, нужный инженер, с большим опытом, что его место в Петрограде.

Через пять месяцев ее хлопоты увенчались успехом, и инженер Альберг вернулся домой по вызову строительного треста. Он сразу же приступил к работе, домой приходил поздно, в свободное время отсыпался у себя в кабинете.

Дома стало куда сытнее, и как-то Володя поймал себя на том, что ему странно не испытывать постоянное чувство голода. Еда была всегда, самая простая, но была. Сразу все наладилось и в школе – после завтрака дома все уроки казались легкими, все запоминалось само собой. У Нины учеба с едой связана не была. Школа ее интересовала больше как место встречи с подругами, где можно было поболтать, подурачиться, побегать. Каждое утро повторялось одно и то же:

– Опаздываем, да? Черт возьми, Володя, я что-то сегодня никак проснуться не могла….

– Ты устала? Как себя сейчас чувствуешь? – пугался он.

– Да ну тебя. Ты совсем как папа – тот тоже: не ходи в школу, отдохни, устала… лимоны побежал доставать. Ничего не устала, все хорошо.

– Ну смотри.

Они шли до школы. Нина что-то рассказывала, Володя молчал. У самых дверей он подозрительно спрашивал:

– Нина, а ты задания приготовила?

– Ну так, – отвечала обычно Нина, – да что с тобой? Сейчас вот литература будет, я у тебя и перепишу.

– Так сегодня же проверочная работа.

Нина махала рукой.

На литературе она быстро переписывала задание по алгебре.

– Объяснить? – шепотом спрашивал Володя.

– Не надо, – шептала Нина в ответ, – переписала же… Мне бы еще на проверочной как-то у тебя списать. Черт, уйти, что ли… последний ведь урок – сказать, голова заболела…

Списать не всегда получалось, учителя были недовольны:

– Смирнова! Ты же у нас умная, почему же учиться не хочешь?

Володя тоже возмущался:

– Ты что, неучем хочешь быть?

Нина отшучивалась, переводила разговор на другое, а как-то раз, когда Володя был особенно резким, задумчиво сказала:

– Я не буду неучем, Володя. Я много читаю.

– Чарскую! – поддразнил он.

– Не только. Чарскую я читала, когда была маленькой. Сейчас продается столько книг…

– И что ты читаешь?

– Гончарова.

– А что именно?

– Сейчас «Обрыв».

Володя недоверчиво покачал головой:

– Он же длинный какой.

– Да. Но я быстро читаю. Ты-то сам читал?

– Читал, конечно.

– Мне Марфенька больше всех нравится.

– Марфенька? – возмутился Володя, – что там может нравится? Она же пустая, она же… самка!

– Кто?

– Ну… самка. Она только и хочет, чтобы детей нарожать и дома сидеть с ними. Она старорежимная.

Нина озадаченно посмотрела на него:

– Во как. Так и я тоже старорежимная.

– Ты хочешь детей нарожать и дома сидеть? – спросил Володя и покраснел.

Нина усмехнулась:

– А что ты покраснел? Да, хочу.

Володя нахмурился:

– Знаешь… теперь, когда столько всего нового…

– Чего нового?

– Женщины работают – в женсоветах, комитетах, ведут кружки, вот у нас в доме ясли открыли! А лекции? А библиотеки…

– Я знаю. А что тут нового? Это уже давно. Моя мама вела кружок по чтению на заводе у рабочих, читала там лекции по истории, а в Галиче они с подругой в селе открыли библиотеку, присматривали за деятельностью больницы… Только при этом она хотела растить своих детей, и если бы не умерла, у нее их было бы много!

– Ты думаешь, Марфенька твоя вела бы кружки?

– Может быть. А если и не кружки, то вспомни сам – как она заботилась о крестьянах, еще девочкой! Это Вера ничего не делала, только по обрывам бегала со ссыльным… И этот тоже – бездельник. Ну, Райский.

– Как это Вера бегала по обрывам со ссыльным? – возмутился Володя, – она просто не хотела мириться с положением женщины! С таким положением…

– С каким?

– С таким! У женщины только и пути было, что замуж! И детей рожать! Я от тебя не ожидал такого! Ты мыслишь, как Марфенька! Ты самая настоящая Марфенька!

– А ты самый настоящий идиот! – не выдержала Нина, – откуда ты знаешь, что надо женщинам? Ты женщина? Это ты в своем клубе ерунды наслушался?

Арсений Васильевич, вернувшийся домой, застал самый разгар скандала. Он попытался было вмешаться, но дети его не слушали, и он, махнув рукой, ушел к себе в спальню и на всякий случай не выходил до тех пор, пока Володя не ушел.

Как-то на уроке в класс вошел энергичный парень:

– Здравствуйте, товарищи учащиеся! Меня Евгений зовут. Городской комитет комсомола направил меня к вам, чтобы организовать у вас комсомольскую ячейку.