Он сказал учителю, что записку отцу передал и что тот непременно зайдет. День тянулся долго и нудно.
После уроков Володя снова пошел пешком.
– Володя!
Он обернулся на оклик. Нина стояла на углу их улицы. В руках у нее была корзиночка. Она улыбнулась, и Володя неуверенно пошел к ней навстречу.
– Володя, мы вчера вас чем-то обидели? – быстро заговорила Нина, – вы так скоро ушли… Если это так, то, пожалуйста, простите нас. Мне жаль, правда.
И, кивнув ему, она пошла в сторону дома. Володя, постояв секунду, бросился за ней.
– Нина! – сказал он, задыхаясь, – это вы простите меня, пожалуйста! Мне так стыдно! Вообще стыдно… за вчерашний день. Я натворил таких дел, Нина! Просто не знал, что делать.
И, запинаясь и заикаясь, он рассказал ей все – и мысли про бесплатные конфеты, и про трамвай, и про записку, и про страх перед отцом, и даже про то, как боялся поднять глаза на небо без звезд.
Нина внимательно слушала его. Когда он замолчал, красный и несчастный, она взяла его за руку:
– Володя… Послушайте меня. Ваши родители так вас любят, а если и сердятся – так что же? Вот увидите – все уже хорошо. А что касается конфет… вы понимаете, Володя, мой папа с радостью раздавал бы конфеты бесплатно, если бы это не было нашим единственным доходом. Но… если у вас не будет денег… и вам захочется есть – ведь всякое бывает в жизни, правда? – вы всегда можете к нам прийти. Папа очень хорошо отзывается о вас, Володя. Знаете, и мне очень нравится с вами разговаривать.
Володя смешался. Больше всего ему хотелось плакать, но как плакать перед девочкой?
Нина улыбнулась.
– Мне надо идти. Я должна отнести эту корзинку по адресу, на Фонтанку. Там живут две старушки, мы доставляем им провизию на дом.
– Я помогу вам? – предложил он неожиданно.
Нина серьезно посмотрела на него.
– Мне бы очень хотелось пройтись с вами, Володя. Но лучше идите домой. Ваши родители будут недовольны, если вы и сегодня задержитесь.
Володя угрюмо кивнул. Домой ему не хотелось, но Нина была права.
Дома все более-менее обошлось – отец, оказывается, успел зайти в гимназию, и директор сказал ему, что сын, конечно, упрямый и непростой ребенок, но зато похвалил таланты Володи, пообещав ему большое будущее. Эля в тот же день принесла табель с отличными оценками, родители были довольны, и Володя отделался запретом на неделю гулять после гимназии.
***
Когда мальчик ушел, расстроенная Нина стала убирать со стола, Арсений Васильевич вздохнул:
– Не знаю, что сделалось, доченька! Вроде и не обидели ничем…
– Только подружились! – огорченно заметила Нина, – мне с ним весело было, папа! Он… необычный, что ли.
– Это точно, – согласился Арсений Васильевич, – необычный. Ладно, Нина. Ты мне вот что скажи: завтра суббота, может быть, к тете Лиде поедем? Я вечером занят буду, ты бы у нее осталась. А в воскресенье я приду за тобой, и домой поедем. Хорошо?
– Хорошо. Мы с ней готовить будем. Папа, как ты думаешь, что с Володей случилось?
– Ох, Нина. Не знаю. И ты знаешь что? И думать не хочу.
Арсений Васильевич притворялся: о мальчике, прибегавшем все время за шоколадками, он думал очень часто. Нина сказала – необычный. Да нет, обычный…
Дуняша, прислуга Альбергов, очень оценившая удобную и недорогую лавку, иногда рассказывала о своих хозяевах – инженер все время работает, хозяйка тоже без дела не сидит, внимательная, веселая. Рассказывала и про детей: старшая, Эля, серьезная, в школе первая, но надменная, малышка совсем другая – веселая, ласковая, а какая умница! Но самый умный из детей Володя, и учится хорошо, и читает все время. И талантливый какой, руками все умеет делать – вот у Дуняши сломался кран от самовара, Володенька увидел и починил. Тоже инженер будет, наверное. И вообще – хороший мальчик, только тихий, замкнутый. Отец девочек балует, а с Володей строгий. Зато у мамы он любимчик, и он маму как любит – если ее дома нет, так места себе не находит, все к дверям бегает.
Жалко будет, если обидится и перестанет к ним ходить.
Но на следующий день Нина примчалась домой счастливая:
– Помирились, помирились!
– Ну хорошо хоть, – обрадовался Арсений Васильевич, – на что он обиделся-то?
– Да у него все сразу, – отмахнулась Нина, – ну, такой он, что делать?
В субботу Арсений Васильевич с Ниной приехали на трамвае к тете Лиде.
Лидия Васильевна была счастлива:
– Ниночка! Девочка моя! Арсюша! Соскучилась по вам, мои дорогие. Ну заходите, заходите…
– Ну как ты, Лида? – спросил Арсений Васильевич, проходя в столовую.
– Хорошо все, слава богу, не жалуюсь. Без вас вроде и скучно, зато вот сейчас как рада…
– Варя заходит?
– Редко, Арсений. Да я не переживаю. Была бы дочка… А так? Чужая.
Варя была дочерью покойного мужа Лиды. Выходя замуж на вдовца с ребенком, тетя Лида очень радовалась – она обожала Ниночку и была счастлива, что теперь и у нее будет дочка. Но Варя не приняла жену отца – была мрачной, раздражительной, молчаливой, как ни старалась тетя Лида. После смерти отца она перебралась к своей тетке – сестре матери, и тетю Лиду почти не навещала.
– Тетя Лида, а в нашей квартире кто-то живет?
– Да, сняли недавно, да я еще жильцов не видела. Ну, иди поиграй пока, а мы с Арсением поговорим.
Нина убежала в маленькую комнату. Раньше они с отцом занимали квартиру рядом с квартирой тети Лиды – жили дверь в дверь. Охта ей очень нравилось, и было немного жалко переезжать. Отец утешал ее:
– Ниночка, там удобнее будет. Аренда дешевле, покупателей больше, да и гимназия получше, чем тут. А к тете Лиде приезжать часто будем.
Нина, переезжая, часть своих вещей перетащила к тете Лиде:
– Пусть вот эти куклы тут живут. И тетя Лида, пусть маленькая комната моя будет?
– Да конечно, пусть будет, моя девочка.
В старой квартире окна Нининой комнаты выходили на Неву и Смольный. У тети Лиды окна комнат тоже выходили на Неву, и, приезжая к ней, Нина часами стояла у окна и смотрела на реку.
Как этого не хватает в Семенцах! Там, правда, недалеко Обводный канал, но это же совсем не то…
Нина нахмурилась, потом улыбнулась. Все-таки хорошо, что они переехали! Теперь у нее два дома. Новый год, наверное, они будут встречать тут – в гостиной поставят огромную елку, и сквозь ее ветки в окне будет виден Смольный!
Нина засмеялась и достала своих кукол. В гостиной тем временем шел разговор:
– Ну что, Арсений, ты делать думаешь?
– Что? Да ничего, – рассеянно отвечал Арсений Василевич, – ничего не думаю, Лида.
– Женщина она неплохая, Арсений. Тебя любит, и Ниночку никогда не обидит. Неловко мне! Она же мне подруга.
– Ну что неловко, Лида? Мы взрослые люди.
– Вот то и неловко!
– Ладно, Лида! Давай не будем об этом. Ты мне лучше скажи – я Нину оставлю у тебя до завтра?
– А ты куда?
– Дела, – смущенно улыбнулся брат.
Тетя Лида погрозила ему пальцем:
– Знаю я твои дела! Смотри мне.
– Ладно, ладно… скажи мне, как служба твоя?
– Там-то все хорошо. Ну что? Обедать давай? Ниночка, девочка моя! Давай на стол накрывать, папе уходить скоро!
После ужина Арсений Васильевич, расцеловав «девочек», ушел. Нина помчалась на кухню:
– Тетя Лида, готовить что будем?
– Давай сегодня котлеты делать? Сделаем много, и вам с собой дам. Как вы сейчас-то с едой?
– Обед Таня готовит, но скоро я сама буду. Мне так нравится!
Весь вечер они готовили котлеты и болтали. В десять Нина весело удивилась:
– Ой, как хочется спать!
– Так ложись, золотко. Кроватка твоя постелена, мишка ждет…
Нина умылась и ушла к себе. Как обычно перед сном, она подошла к окну и стала смотреть на Смольный. Какой красивый…
А ведь Володя раньше жил на другой стороне Невы, совсем рядом со Смольным. И может быть, они даже гуляли одновременно – каждый на своем берегу.