Мама махнула рукой и вышла. Володя умоляюще смотрел на отца:

– Папа…

– Извинись и быстро домой.

Володя вышел на лестницу. Лучше бы папа сердился, но не мама…

Арсений Васильевич встретил его неласково. Володя только открыл рот, готовясь выговорить извинения, как лавочник набросился на него:

– Ты чем думаешь? Куда ты потащился? Вас убить могли эти уроды! Что ты делаешь? Еще что-то вытворишь – на порог не пущу!

Для измученного Володи эта угроза оказалась последней каплей. Он поднял голову и дерзко сказал, глядя лавочнику в глаза:

– Ну и пожалуйста, не пускайте! Я все равно буду с ней дружить, мы гулять будем, а к вам я не приду! Мы на улице будем гулять!

Он уже забыл, что шел извиняться, мысли путались, и, не понимая, что говорит, Володя продолжал твердить:

– Я все равно буду с ней дружить, все равно, все равно!

Арсений Васильевич, нахмурившись, смотрел на мальчишку. Больше всего хотелось вывести его из квартиры и поплотнее закрыть дверь, и Арсений Васильевич так бы и сделал, но тут из своей комнаты появилась Нина:

– Что такое?

Володя увидел ее и замолчал. Ему пришло в голову, что она и сама больше не захочет с ним дружить, и он, замолчав на полуслове, пошел к дверям. Нина бросилась за ним:

– Да что с тобой?

Володя открыл дверь, но она схватила его за руку:

– Ну успокойся, что ты… Папа, что у вас тут такое?

Арсений Васильевич махнул рукой:

– Я сказал, что если еще такое вытворит, я его на порог не пущу – а он на меня: никого слушать не буду, все равно с Ниной дружу, гулять будем по улице…

– Папа! – укоризненно сказала Нина, – ну, зачем ты так…

– А что я – по голове его должен погладить?

– И погладить! Он вчера меня защищал. Конечно, погладить!

– Ну иди, поглажу, – оторопело согласился Арсений Васильевич.

Нина засмеялась и потащила Володю за руку:

– Иди, иди сюда!

Володя упирался, но Нина была настойчива. Она подтащила Володю к отцу:

– Ну, гладь его!

Арсений Васильевич неохотно опустил руку на темные волосы мальчика. Володя поднял на него глаза, и Арсения Васильевича вдруг стукнуло в сердце – ведь защищал вчера Нинку, отодвигал, сам лез на нож этой пьяной сволочи… совсем маленький, сам напуганный, и защищал, закрывал собой! И он обнял мальчишку, прижал к себе:

– Маленький мой!

Володя недоверчиво смотрел на него. Арсений Васильевич смущенно отодвинул его:

– Все, помирились. Нина, чай ставь.

Володя покачал головой:

– Мне домой надо. Папа запретил куда-то выходить, только к вам отпустил – прощения попросить.

Арсений Васильевич улыбнулся:

– Помирились, все. Ну, беги домой.

Володя кивнул и пошел к дверям, потом обернулся:

– Арсений Васильевич!

– Что?

– Можно вас на минутку?

Тот подошел:

– Что?

Володя покусал губы.

– Я за вас волновался, – сказал он негромко.

Арсений Васильевич кивнул.

– Спасибо, сынок.

Володя вышел. Смирнов вернулся в гостиную, сел за стол.

Чайной больше нет, что будет с магазином – неизвестно, деньги у Николая, надо их забрать обратно, да и с дядей Прокопом обязательно разобраться – найти его, сволочь, да объяснить, как на детей кидаться…

А вчера за него волновался чужой, непонятный, родной мальчишка.

***

Приближалось лето. Арсений Васильевич поехал к сестре:

– Лида, вот как хочешь, а я тебя прошу – брось дела и поживи с Ниной на даче.

Лидия Васильевна растерялась:

– На какой даче, Арсений? А как же в Городищну мы?

– Нет, Лида, послушай. Что-то мне не по себе. Не хочу далеко вас от себя отпускать, будьте тут.

Сестра кивнула:

– Как скажешь, Арсений. Ты дачу снял уже?

– Нет пока. Где снимать будем?

– Я бы вот у Петергофа…

– Понял, у Петергофа.

Дача нашлась через неделю. Нина и обрадовалась, и огорчилась:

– А что же Городищна?

Отец снова объяснил, что беспокоится. Нина согласилась:

– Тогда давай там.

Володины родители сняли ту же самую дачу, где и всегда. Володя, узнав о том, где летом будет Нина, расстроился:

– Ну вот! А почему не в Оллила?

– Не знаю, тетя Лида хотела около Петергофа. А мне все равно.

Володю ее слова задели, но он ничего не сказал.

Учебный год закончился, и дети разъехались по дачам.

Володя проснулся утром от голосов. Он лениво потянулся и прислушался.

– Соня, я отговаривал, но разве они послушают, – говорил отец, – хотя… не очень-то я и отговаривал.

Володя нахмурился. О чем это папа?

Отношения с папой испортились, едва семья переехала на дачу. Началось все невинно – в один прекрасный день мама отправила Володю встретить отца со станции. Володя пошел охотно – перед папиным пригородным поездом шел поезд из Гельсингфорса в Петроград, хотелось его посмотреть.

Оказалось, папин поезд пришел раньше. Володя, думая, что сейчас придет поезд из Гельсингфорса, облокотился на решетку, отделявшую платформу, и ждал, как вдруг кто-то рванул его за шиворот. Володя едва не упал. Обернувшись, он увидел разъяренного отца:

– Что ты тут делаешь, негодяй?

От неожиданности Володя ничего не мог выговорить. На глазах выступили слезы. Отец, не обращая внимания на удивленных прохожих, поволок его за собой.

– Папа, что ты? – крикнул Володя наконец, – что случилось?

– Что случилось? Сколько раз тебе запрещали ходить на станцию?

Это было совсем несправедливо – в этом году такого запрета не было.

– Меня мама послала тебя встречать!

– Не ври мне!

Володя вырвался и бросился прочь.

Добежав до моря, он с размаху бросился на песок и закрыл лицо руками, стараясь удержать слезы.

Почему самое плохое с папой происходит тут?

Ночи еще были светлыми, солнце стояло над морем. Володя знал, что уже поздно, надо идти домой, но никак не мог себя заставить. Не пойду, думал он яростно. Возьму и сбегу из дома, пойду на фронт, буду беспризорником, устроюсь помогать в любую лавку, но домой не пойду.

Но дома волновалась мама, и надо было идти. Про себя Володя решил – если отец попробует его тронуть, он убежит, а потом напишет маме письмо.

Мама встречала его у калитки:

– Ну что же ты поздно?

Володя ничего не ответил. Мама протянула руки:

– Володя, папа не знал, что это я тебя отправила. Это я виновата.

– Нет, – угрюмо отозвался Володя, – не ты. Это он виноват.

– Не говори так про папу. В конце концов, ничего не случилось!

– Не случилось? – крикнул мальчик, – он меня за шиворот сдернул! И потом тащил!

– И что? Если он беспокоится за тебя?

– Ничего, – буркнул Володя, – ничего.

И пошел к себе.

С отцом он увиделся следующим утром в столовой, поздоровался, и отец ответил ему привычным:

– Доброе утро.

Выскочила Эля, за ней Анюта:

– Папочка, мы пойдем тебя провожать на станцию. Володя, ты идешь?

– Нет, – ответил мальчик и вышел из столовой.

Он ушел в сад и сидел там, пока отец с девочками не ушел, потом вернулся в дом. Мама была сердита:

– И долго ты будешь обижаться?

– Я не обижаюсь, – сдержанно сказал Володя.

– А почему ты не пошел провожать папу?

– Не захотел. Можно мне пойти к морю?

Мама пожала плечами:

– Иди.

Теперь Володя старался выйти из своей комнаты попозже, когда отец уже уезжал. Почему же он сегодня так долго?

Наконец папа ушел. Володя вышел, выпил молока, взял кусок хлеба и пошел к морю. Мама с девочками, наверное, уже завтракала, она не возражала, что Володя чем-то перекусывал сам, главное – явиться к обеду.

Возвращаясь с моря к обеденному времени, мальчик увидел отъезжающий экипаж. Кто это мог быть? Отец со станции всегда приходил пешком, да и рано ему. Он открыл калитку, навстречу выскочила Эля:

– Где ты болтаешься? Ты знаешь, кто приехал?