– На что?

– На кого, на Нину.

– Нет, конечно. А что сделалось? Правильно она все сказала, да если б и неправильно? Она моя дочка, я всегда на ее стороне буду, на то я ей и отец.

– А если она что-то совсем не то сделает?

– Все равно, какая мне разница?

– А если вот – человек преступник?

– Это горе для родителей, но все равно они родители и они все равно на стороне своего ребенка. В любом случае.

Володя задумчиво кивнул.

– Ты ждать ее будешь или домой пойдешь?

– Я ждать. Мириться.

– Ну жди. Сразу домой идите потом, а то она голодная.

Арсений Васильевич ушел. Володя стал медленно бродить туда-сюда мимо ворот.

Как он хорошо сказал – все равно на стороне ребенка…

Нина вышла через полчаса. Увидев Володю, она нахмурилась.

– Я прошу прощения, – поспешно сказал он, – Нина, не знаю, что на меня вчера нашло…

Нина пожала плечами:

– Мне не хочется тебя прощать. Мне не хочется с тобой разговаривать…

– Как? – опешил Володя, – но…

– А что такого? – спросил Нина ровно, – вчера ты делал что хотел, ты плакал и не объяснял, что случилось, ты сказал, что я ничего не знаю… что один город выучила…

– Нина!

– Молчи и слушай! Ты что так удивился, что я с тобой разговаривать не хочу? Ты вчера – хотел? Ты вчера взял и домой ушел, и сочинение – которое я тебе писала – на стол бросил!

– Я не бросил! Я положил.

– Какая разница? Я для тебя старалась! Я тебе писала. А ты? Ты что хочешь делаешь – и я что хочу! Не хочу тебя слышать! Не хочу видеть! Иди домой и злись дальше!

И она быстро пошла по улице.

Володя бросился за ней:

– Погоди, Нина!

– Ну что?

– Что мне делать? – тихо спросил он.

– Ждать, пока я захочу с тобой разговаривать! Если вообще захочу! Я ведь жду! Ты обижаешься и убегаешь, я тебя догоняю, мирюсь, утешаю! Надоел! Надоел, слышишь?

– Слышу! Нина, я слышу, я понимаю. Правда. Что мне теперь делать? Домой идти? И вечером прийти, да? Или ты ко мне придешь? Хотя… вечером.. я папе вчера сказал, что сочинение ты писала, он сегодня со мной разговаривать будет… так что я, наверное, не приду.

– Зачем ты про сочинение сказал? – удивилась Нина.

– Да… день вообще какой-то был. Не знаю, Нина! Ну… мне даже сказать нечего.

– Какой ты глупый… – вздохнула Нина, – правда глупый, Володя, ну как с тобой быть? Ты давно тут болтаешься?

– Как уроки кончились – сразу сюда пришел. Я и Арсения Васильевича видел.

– Вот ты натворил! – сердито сказала Нина, – папа сегодня пирожных купит – меня утешать, что после уроков оставляют. А ты? Неужели твой отец тебя к нам не отпустит?

– Нет, наверное. Он вчера очень сердился.

– Ты сам виноват! Ладно, пойдем. Ты замерз, наверное?

– Нет, совсем нет.

Они дошли до дома. По дороге Нина рассказывала, что за эти полчаса в пустом классе она успела прочитать половину книги:

– Про такую героическую девочку!

Володя отвлеченно кивал.

Около дома Нина взяла его за пуговицу:

– Володя, иди домой, веди себя прилично. Поговори с папой, объясни… Ну, что не знал, что писать, что обычно ты мне помогаешь…

– А я не стал сочинение сдавать. Я потом сам напишу.

– Ну вот и это папе скажи. Я тебя все-таки буду ждать вечером.

– Нет, папа же поздно приходит, так что я сегодня точно не приду.

– Хорошо. Завтра увидимся. Ох, я за тебя переживаю!

Дуняша сообщила, что мама придет поздно:

– К подруге пошла, и Эля с ней и Анюта. К девяти только домой обещались. Володенька, ты давай покушай получше – я сегодня ужин готовить не буду: только вам с папой вечером перекусить, так Софья Моисеевна велела.

Отец пришел раньше обычного. Володя выскочил на звонок. Отец холодно посмотрел на него и прошел мимо. Володя пошел за ним, постучал в дверь кабинета:

– Папа, можно?

– Позже.

Володя тихонько убрался к себе.

Через полчаса прибежала испуганная Дуняша:

– Володенька, папа тебя зовет. Сердитый…

Володя, чувствуя холод в груди, поплелся в кабинет. Отец сидел у стола.

– Ну? – сказал он негромко.

Володя глубоко вздохнул:

– Папа… послушай. Я не знаю, что на меня вчера нашло. Я никак не мог написать это сочинение, просто ничего не приходило в голову.

– Не приходило в голову? А если я…

– Папа, погоди, дослушай. Нина написала сочинение, я пришел домой, хотел писать свое… Или не хотел, уж не помню. Я не сдал сегодня Нинино сочинение, мне перенесли на два дня. Я сам напишу. И еще… я вчера так с тобой разговаривал… так нельзя, я понимаю. Пожалуйста, прости меня… ну… вот.

Отец пожал плечами:

– Я тебя не понимаю. Вчера с тобой невозможно было разговаривать. Сегодня ты нормальный, разумный человек.

– Я не знаю, что вчера нашло, – повторил Володя.

– И что мне с тобой делать?

– Не знаю.

– А как ты считаешь?

Володя поднял голову:

– Давай поговорим? Ну вот про родину, чужую сторону…

– Поговорим про родину? – опешил Яков Моисеевич, – ну давай.

– Для тебя что родина? Можно, я сяду?

– Садись, конечно, – отец задумался, – родина? Ну… дедушкин дом, наверное. Наш город. Моя гимназия…

– Тебе там было хорошо? Не в гимназии, а… ну, на родине?

– Хорошо, конечно. В гимназии мне тоже было хорошо, кстати.

– Почему мы там не остались?

– Потому что тут у меня хорошая служба, хорошая должность. Вы с Элей ходите в хорошие гимназии, тут большой город, культура, другие для вас возможности. Нам было нелегко переехать, Володя, все не сразу получилось.

– А тебе не хочется обратно?

– Нет.

– Но почему?

– Я же тебе объяснил.

– Тогда я не понимаю, что такое родина и что такое чужая сторона.

Отец пожал плечами:

– Мне кажется, это понятно.

– Но как понятно? Знаешь, как Нина написала? Сначала человек маленький, и у него родина – его дом. Человек растет, и родина тоже как бы растет – это город, история, культура, потом страна… То есть родина – это страна. То есть родина – это просто границы?

– Нет. Это, как и написала твоя Нина, история, культура… гордость за все это.

– А если моя страна маленькая, и ее захватит другая страна? И нет больше культуры, истории, и нечем гордиться?

– С Россией такого не случится. Ты же пишешь про Россию.

– Я все равно не понимаю.

– Володя, любить родину не значит, что надо всю жизнь сидеть около своей детской колыбели и смотреть на одну и ту же березку. Работать на благо своей страны, быть порядочным человеком… Вот и все, пожалуй.

– А дядя Гриша?

– Что с ним?

– Он всю жизнь живет в Германии.

– И что?

– Он же не работает на благо своей страны. Он тоже инженер, и получается, он работает на благо Германии? А у нас с ней война!

Отец нахмурился:

– Володя, про дядю Гришу лучше никому не рассказывать.

– Я не рассказываю. Папа! Получается, что он работает на ту страну, с которой воюет его родина?

– Германия давным-давно ему родина.

– Как это?

– У него там семья, работа, дом. Он почти забыл русский язык, Софи, Мария и Иоганн почти на русском не говорят…

– Ну а как же его родина? Значит, могут быть две, три родины?

Яков Моисеевич потер лоб:

– Володя, ты меня запутал… Напиши ты что-нибудь в этом своем сочинении? Что там твоя Нина написала? Вот возьми и перепиши.

– Ты не разрешаешь мне пользоваться чужим трудом!

– Не разрешаю. Володя, на самом деле все намного сложнее, чем ты пишешь в своем сочинении, и в то же время намного проще. У человека есть семья, а где семья – там и дом. Моя родина, мой дом там, где вы. Если вы со мной – я готов жить где угодно. Но, конечно, я хочу для вас лучшего, поэтому мы живем здесь. Все, иди. Тебе еще переписывать сочинение.

На следующий день Володя встретил Нину около гимназии.

– Пока я сидела одна в классе, сделала все письменные уроки! – подбегая, весело сказала она, – весь вечер свободная, пойдем с папой в гости!