Скажи, как долго жить тебе осталось?
Я неподвижно буду на тебя смотреть в своей ладони
И не спугну тебя прозревшим взглядом.
Один лишь день нам жить с тобой любовью.
Когда покинешь этот мир, я буду рядом.
Хелена открыла дверь, и даже солнце спряталось за тучи, боясь сравниться с ее непревзойденным светом. Ее золотистые волосы спускались на тонкие плечи, как лозы ивы спускаются на хрупкие ветви вниз, желая коснуться речных потоков. Голубые глаза, подобные апрельскому небу, обрисовали шелковые нити ресниц. Как два лепестка бургундской розы, приоткрылись ее нежно-розовые губы, чтобы произнести имя любимого.
– Мехмед, ты не приходил целую неделю. Я думала, ты уже забыл обо мне. Как я сгорала в адском пламени горя, не видя твоего благородного лика! Я думала, я умерла, но теперь я снова ожила!
– Как же я мог забыть о тебе, свет мой, моя единственная страна, мой единственный город, мой единственный дом?! Я пришел к тебе с радостной вестью: уже через несколько дней мы с тобой отправляемся в чужие края, где никто не сможет нас разлучить. Собирай свои самые необходимые вещи, в скором времени я приду за тобой, и мы взойдём на корабль, который унесет нас к песчаным берегам Египта.
– Мехмед, мне страшно. Я боюсь, эта сказка, в которую мне так хочется верить, закончится, и я снова буду погибать в этом доме без тебя.
– Не думай о плохом, Хелена, не думай. Я писатель нашей с тобой сказки, и у нее только счастливый конец, – прошептал Мехмед, вытирая слезы с ее лица.
Он схватил ее рукой за лицо и прижался своим лбом к ее губам.
– Жди, когда я приду.
– Не уходи, останься, еще совсем светло. Я боюсь, что больше тебя не увижу.
Мехмед вошел к ней в дом и в последний раз осмотрел помещение, где приходилось жить его возлюбленной. Гнилой дощатый пол трещал и скрипел под ногами, будто умоляя больше никогда по нему не ходить. Односпальная тахта, небольшой столик и керосиновая лампа – это все, что попалось ему на глаза, когда он оглядывал комнату.
Мехмед прилег на тахту и, подложив руки под голову, смотрел, как под потолком кружат непослушные мухи. Хелена присела у его ног и нежно гладила его руки, напевая старинную песню, а Мехмед, закрыв глаза, слушал нежное звучание ее ангельского голоса. Схватив крепко ее ладонь, он притянул девушку к себе, чтобы поцеловать ее. Прижимаясь ближе, Хелена чувствовала, как с каждым прикосновением ее нежный любовник превращается в дикого зверя, желающего растерзать только что пойманную добычу…
…Резкая боль внизу живота на мгновение из райского блаженства перенесла ее в преисподнюю, где ее повелитель и дьявол совершал некогда неведомый ей ритуал над невинным существом. Когда все закончилось, она увидела яростный огонь в глазах любимого, и на какое-то мгновение ей показалось, что рядом с ней лежит совершенно чужой человек. Встав c тахты, Мехмед наклонился, чтобы поцеловать ее крошечный лоб, и удалился прочь, напоследок наказав ей не выходить из дома и ждать его прихода.
Хелена вышла во двор, чтобы запомнить, как величавой походкой уходит вдаль его крепкая спина. После она вошла в дом и закрыла дверь, чтобы открыть ее снова, только услышав его шаги.
Не видел прежде искренних страстей,
Не знал, как сердце может биться,
Покуда розу не увидел соловей,
Забыв им прежде виденные лица.
Он к ней вспорхнул – она не содрогнулась,
Он спел ей песню – а она молчит,
И первой стала, кто не обернулась
Послушать соловья, как он звучит.
Устал летать над нею соловей,
Понурив свой уставший клюв,
И в поиске других страстей
Он улетел, на розу не взглянув.
На рынке
В Стамбуле стояла осень: урожай был собран, а местные жители постепенно начинали утеплять свои дома в преддверии зимы.
Вода в Босфоре остывала после теплых лучей летнего солнца, а воздух был насыщен прохладой и благоухающими запахами корицы.
Госпожа Габриэла проснулась очень рано и подошла к окну, чтобы полюбоваться октябрьским рассветом. Изредка ее взгляд с неба переключался на спящее тело нежного супруга и вновь возвращался к цветным палитрам прохладного утра. На мгновение она задумалась о своем счастье, о том, что редко благодарила судьбу за предоставленную ей роскошную жизнь первой красавицы города. Запахнув халат, она ближе прижалась к ставням и, прикрыв веки, пыталась представить, что могла бы жить иначе. Фантазии вернули ее в прошлое, где она бессовестно была влюблена в бродячего поэта, что так выразительно читал стихи у рыночной площади, когда ей едва исполнилось шестнадцать. Ах, если бы она выбрала его, этого обаятельного простолюдина, который боготворил ее в каждом слове своих мелодичных строчек, если бы сбежала с ним в мир, где есть любовь, то наверняка бы не задумывалась о своем счастье!
Как же все-таки опасны наши сожаления: они дают нам неповторимые образы неосуществленных желаний, представляющие нам наше будущее в прошлом как райских птиц, парящих высоко над скучным настоящим.
– Что вы проснулись так рано, дорогая? – прервал ее думы лежавший в постели супруг.
– Ой, спи! – резко ответила она и вышла вон из комнаты.
Сонный супруг, не изведав, чем мог так внезапно разгневать жену, перевернулся на другой бок и снова уснул.
Спустя час он спустился в столовую, чтобы позавтракать, но нигде не смог найти Габриэлу.
– Нур-хатун, – вежливо обратился он к стоящей в углу служанке, – вы не знаете, куда подевалась госпожа? Быть может, она в саду? Она не приказывала вам накрыть на стол?
– Нет, Осман-эфенди, она отправилась на рынок за хлебом и сказала, что вернется к обеду, – смущенно ответила девушка.
– Вздор! Неужели здесь некому сходить на рынок? – удивился он.
– Мы этого не знаем, господин, она решила так сама.
Народ Стамбула,
Мои верные слушатели,
Мои дорогие зрители,
Мои прелестные дети
И пожилые родители!
Пусть этот день осени
Наполнит ваши сердца добром
И даст вам все, о чем просите:
Кому – богатства, а кому – тихий дом.
– Хорошо он читает, верно, дорогая госпожа? – обратился к Габриэле пекарь, накладывая полную сумку булочных изделий и не отрывая глаз от известного поэта, который по выходным читал стихи людям на рынке.
– По мне обычно, – равнодушно произнесла Габриэла, глядя с тоской на притягивающего взоры чтеца.
– Ну что вы, госпожа Машалла, Мустафа радует нас своими добрыми стихами. Все его любят и глубоко почитают. А какие поэмы он пишет о прекрасной черноглазой красавице, в которую влюбился, когда был еще совсем неизвестным писателем! Всем бы пережить такое глубокое чувство, как удалось ему. Ах, госпожа, только послушайте, как он красиво читает о ней стихи!
– Нет у меня времени слушать бесполезные песни, накладывай скорее хлеб, мне еще нужно успеть посмотреть ковры у Аяса-аги! – нервно прошипела Габриэла и направилась в большой павильон, где Аяс ждал какого-нибудь богатого купца.