Я резко дёргаю на себя дверь в спальню сына. Коричневый свет ночника выхватывает из темноты Сашку. Он стоит у стола. В руке, включённый в розетку паяльник. В глазах ни тени страха. Только интерес и азарт. Юность уверена в своём бессмертии. А я уже знаю, что бессмертия нет.

– Давай, в гостиную! Поднимай дядю Сергея!

– Батя, чего им надо?

– Я сказал: в гостиную!

Сашка на мгновенье отрывает взгляд от чьих-то побелевших от усилия пальцев, пытающихся остановить рольставни, оглядывается на меня и отрицательно мотает головой.

– Быстро. Проверь кабинет и маму.

Сашка оглядывает стол, соображая: куда пристроить раскалённый паяльник.

– Держи, – суёт его мне и выбегает.

– Что происходит? – Сергея будить не пришлось. Он уже в гостиной и готов действовать.

– Не знаю. – Сашка зачем-то отвечает шёпотом. И этот его шёпот слышно, наверное, во всём посёлке. Если, конечно, в посёлке есть, кому слышать. – В дом лезут.

– Ну, у нас ставни закрылись, – доложила Лена.

– У мамы – тоже!

– Чего не спите? – Маша появляется в проёме двери.

– Руби электричество! Не удержим! – Доносится со двора.

– Оружие в доме есть? – Серёга знает, что в моём арсенале ничего кроме кухонных ножей нет.

– Была швабра. Уже применил. – Пытаюсь пошутить, но понимаю, что в данной ситуации юмор неуместен.

– Знал бы – захватил из дома. – Мой друг охотник. И, как большинство бывших военных, с оружием насовсем не расстался.

Снаружи раздаются удары чем-то тяжёлым по металлу.

– Пытаются кожух с привода сбить. – Иногда мне кажется, что Серёга в курсе конструкций всего, что изобрело человечество. От весла до ускорителя элементарных частиц.

– И что будет? – Маша окончательно проснулась. В глазах паника. Женщины реагируют на опасность быстро и искренне. Пока мужики сверяют опасность со своими амбициями и возможностями, прекрасный пол уже начинает искать выход.

– Ничего. От вандалов вы защищены. – Серёга встаёт рядом со мной. От него веет таким спокойствием, будто за Серёгой стоит вооружённая до зубов бригада спецназа в краповых беретах. – А от дураков, небось, отобьёмся. Сашка, вызывай полицию.

– Уже звоню. – У Лены деловая хватка. И решения она привыкла принимать так же быстро, как и муж.

Пластины рольставней не доползли до среза окна сантиметров тридцать, когда по стеклу снаружи нанесли удар ломом. Откуда они его взяли? Я ломом обзавестись не успел. Может быть, свой инвентарь принесли, а может, стащили с чьей-то стройки.

От первого удара по стеклопакету расползлась паутина трещин. Второй пробил сквозную дыру.

– Чего смотришь!?– Серёга вырывает у меня из руки паяльник и ожесточённо втыкает раскалённое жало в чью-то здоровенную, покрытую рыжими волосами руку, держащую ставни.

Снаружи раздался вой. Исчезает сначала искалеченная кисть, за ней и вторая, ещё целая. Почувствовав свободу, полотно рольставней оседает с левой стороны.

– Окно открой, пока он не остыл!

Я не понял: кто должен был остыть, но приказ выполнил. Ещё одна пара рук попала под быстрые удары. Серёга успел воткнуть паяльник только пару раз. Руки исчезли и ставни плавно вошли в паз нижней планки.

В комнате пахло кровью и жареным мясом.

– Шашлыки. Продолжение. – Я умею шутить не вовремя.

– Как ты можешь? – Маша зажгла свет. – Меня сейчас вывернет!

– Отбились? – Сашка смотрит на кровавые потёки на осколках стекла и ламинате пола. – Прямо Бишкек, какой-то…

– Будет тебе Бишкек. – За ставнями нас услышали.

– Акрам, пёс кудлатый, ты, что ли? – Серёга смотрит в закрытый проём окна насмешливо и зло.

– Я, дорогой. Зачем ругаешься?

– Ты бы двигал отсюда потихоньку. Сейчас менты приедут. И срок ты будешь мотать там, куда Аллах не заглянет.

– Ты за Аллаха не думай. Ты за себя думай. Никто не приедет. Будем вас резать медленно и долго. По ниточкам распустим.

– Акрам, чего базарить? Давай жечь!!! Суки выскочат – своими руками порву!!! – Вмешивается в переговоры кто-то из банды.

– Сжечь всегда успеем. Идите, перевяжитесь. Аптечка в машине. – Голос у Акрама очень спокойный. Люди, которые проиграли сражение и собрались бежать, так не говорят. У него интонации победителя. И полиции он не боится.

– Связи нет. – Лена крутит свой Айфон, пытаясь поймать сигнал. – Вообще ничего.

– Что, хозяин, полицию будешь ждать или откупаться? Я добрый, если ты богатый. Всех отпущу. Как говорят евреи: лучше жить в одном ботинке, чем умереть в двух.

Я не слышал, чтобы евреи так говорили. И богатых среди нас нет. Да и не отпустит Акрам никого. Ему зачем свидетели? Его доброта обернётся кровью сразу, как только мы откроем дверь. Все это понимают. И мы, и он.

А потому: никаких торжественных церемоний по сдаче ключей, оформлению дарственной, подписанию мирного договора на условиях аннексий и контрибуций не будет. Хочешь забрать дом – бери силой. Только мы будет отбиваться до последнего: жечь паяльником, резать ножами, грызть глотки зубами, если ничего другого не останется.

Именно в этот момент просыпается мозг. Просыпается и рисует картину, как мы грызём глотки зубами. И мне становится страшно. Сначала за себя. Потом за Машу и сына. Страшно до дрожи. Страшно настолько, что если сейчас кто-то скажет: «Давайте отдадим ему всё!» – я соглашусь отдать. Хотя понимаю: что ни одного шанс на милость Акрама нет. Но шанса, перегрызть врагам глотки не существует вовсе.

Только все молчат, а, значит, сдачи крепости не будет. Я обречён на подвиг.

***

– У них есть машина. – Серёга недолго переживал из-за отсутствия связи. – Интересно, где стоит? Есть ли охрана и сколько их в банде?

– Этот, как его? Акрам. Он сказал, что в бригаде десять человек. – Вспомнил Сашка.

Мы сидим в гостиной на диване. Разговариваем шёпотом, чтобы нас не услышали на улице. Со стороны спальни сына тянет сквозняком, но дверь в его комнату мы не закрыли. В гостиной вообще открыты все двери, кроме входной и балконной. Сергей сказал: «Так проще контролировать периметр.» С Сергеем никто не спорит: он человек военный, знает, что такое периметр и как его контролировать.

– Мог и соврать. Трое держали рольставни. Акрам умный. Думаю, только командовал. Как минимум четверо, точно. – Я пытаюсь сообразить: сколько человек я видел с балкона. Но всё произошло так быстро, что я даже приблизительно сориентировать не могу. Серёга, словно подслушав мои мысли, спрашивает: «Ты же их видел?»