Когда я строил дом, я знал, что это может случиться. Ну, как знал? Скорее учитывал, как один из возможных сюжетов, в который не веришь, но который мудро предусматриваешь. И, в общем, не столько для того, чтобы спастись. Скорее, чтобы потешить своё эго, если невероятное всё же произойдёт, а ты его предугадал. Теперь я могу тешить своё эго. Я предусмотрел безумие.

Но только не учёл масштаб. Потому, что, как и большинство людей вокруг меня, не мог подумать, что сумасшествие примет мировой масштаб и обернётся пандемией паранойи.

Как бы странно это не звучало, но помешательство – это нормально. Ненормально, когда с ума сходит весь мир. Ну, или почти весь. Когда такое случается, жертвами становятся и те, кого вирусом безумия заразили и те, кто, рассчитывая на дивиденды, этот вирус изобрёл, выпестовал, внедрил в мозги обывателей и превратил в инструмент управления потребительской массой. Пандемия паранойи безжалостна. Она меняет экономику, страны, всё внутри и вокруг каждого из нас. Меняет даже тех, кто был уверен, что предусмотрел любые катаклизмы, в том числе и глобальное помешательство сограждан. Теперь я это знаю. Вот только эти знания меня не радуют и ничем уже помочь не могут.

***

И так, я строил дом. Если бы стройку финансировала пара нефтяных скважин или золотой рудник, я бы вселился в каменную крепость с бронированными стёклами. Потому, что только так можно спрятать уязвимое человеческое тело от катастрофы внешней среды. Практически любой, кроме безумия государства. Но когда вместо скважин зарплата, строишь то, на что хватает денег.

Свой дом я сделал из трёх торговых павильонов с окнами в пол и рабочей бытовки. Три павильона – три спальни, собранные между собой в форме буквы «П». Юго-восток – спальня сына, юг – мой кабинет, юго-запад – наша с Машей спальня. Хотя я предпочитаю уединяться в кабинете и, иногда, там же ночую. Обычно это случается, если заработаюсь допоздна или после встреч с друзьями: жена не переносит запах перегара. Я от этого аромата тоже не в восторге, да и алкоголь – совсем не то, от чего я получаю кайф. Поэтому Машу понимаю. Но жизнь не всегда складывается так, как нам нравится, а водка – часть нашей жизни. Неприятная, но неотъемлемая.

Впрочем, вернёмся к экскурсии по дому. Внутренние стены спален с трёх сторон ограничивали пространство просторной гостиной. Четвёртая стена – строительный балок: ванна, туалет, спуск в топочную. Над гостиной, на шестиметровых мачтах из клеёного бруса лёгкий парус крыши, круто спадающий на кровлю балка, и накрывающий его сверху.

Над крышей моего кабинета – балкон.

Балкон внешний, в самом доме продолжался над гостиной балконом внутренним. На этом балконе жили мои любимые друзья – книги. Здесь библиотека. Дневной свет играл мозаикой корешков шедевров мировой литературы и сквозь стеллажи, как сквозь приоткрытые жалюзи, отражаясь от глянца натяжного потолка, стекал в гостиную.

В ясный день солнце входило в дом с зарёй и прощалось с нами закатом. И я, как большинство строителей особняков, мечтал, что в этот дом сын приведёт свою жену. А потом в освещённом солнцем доме будут жить его дети. А, возможно, и внуки. Торговые павильоны, конечно, не являются символ вечности, а строительная бытовка вообще ближе к цыганским кибиткам, чем к рыцарским замкам. Но их прочный металлический каркас дарил надежду на то, что этот скелет будет держать тело дома в заданном положении десятки лет.

Дом получился лёгким и светлым. Он радовал нас, но защитить не мог. Даже, если на витражные окна спален установить роль-ставни, как это сделал я. Такие дома хороши, если защищает система. Государство. Как только государство уступает хотя бы часть своей власти хаосу, дома, радующие душу, становятся ловушками для беззащитных жертв.

Я думал об этом. Я боялся этого. И под домом спрятал убежище. Бункер. Бетонный полукуб. Два метра от пола до потолка. Четыре на четыре – по стенам. Через бункер в дом из скважины шла вода. Так, что в случае осады от жажды никто бы не умер.

Из гостиной в убежище вёл потайной вход. Из убежища потайной лаз тянулся в перелесок за оградой. Ядерный апокалипсис не пережить, но пересидеть конфликт уличных банд вполне реально.

Зачем я так подробно о доме? Потому, что его уже нет. Как, впрочем, и многих из тех, кого он видел. Осталось только бункер.

***

Весна. Воскресенье. Шашлыки. Двор в окрашен первой, робкой зеленью. Вкусный дымок над мангалом. Стол. Семья. Друзья. Почти идиллическая картина. Почти, потому, что сейчас каждый день выходной. Дни без работы выстроились в бесконечную череду оторванных календарных листов. Пандемия. Март, апрель, май – самоизоляция, самоарест, самоубийство. Всем стало понятно, что без работы весело неделю. Хорошо десять дней. Потом до каждого доходит, и с каждой секундой всё острее, что мир в четыре стены узок человеку, а отпуск без отпускных – худший фестиваль из тех, что может случиться в жизни.

– Последние сводки с фронтов: заболело ещё полторы тысячи, умерло в мире за сутки восемьсот тринадцать четыре человека. – Серёга хороший мужик, но слишком любит цифры. И врачей. Он профессионально лечится от всего. И занят этим последние лет двадцать. Столько, сколько я его знаю. Впрочем, это единственный недостаток Серёги. А главное достоинство – он настоящий друг. Друг, даже в ущерб своему здоровью. Вот и сегодня, он сорвался и через весь город привёз мне мероприятие, настроение и семейную дискуссию на тему: «Самоизоляция. Вирус убивает. Экономику». Шашлыки – это его идея. От мяса до маринада, от угля до сервировки. А дискуссия – это не его выдумка. Её выдумала жизнь.

– Слушай, хватит! – Лена – жена Серёги. У неё маленький бизнес. Пара торговых точек. Бижутерия, товары для домашнего творчества. Для неё тема эпидемии – боль. Потому, что дело, которое её поднимало в пять часов утра и отпускало в одиннадцать вечера, попало под арест. И она под арестом. И продавцы. Остатки товара под замком. Остатки денег – в платежи по кредиту. Всё. Бизнес убит вирусом.

– Я не понимаю, в чём разница? Если бы мы бы все болели, умирали и остановились бы предприятия. Ладно. Но мы все здоровы, прячемся друг от друга по квартирам, а у всей, абсолютно у всей экономики вырубили рубильник. То есть, с точки зрения экономики мы все мертвецы, хотя живём, шевелимся и хотим кушать. – Лена непоследовательная, как и положено женщине. Она не хотела говорить о вирусе. Она не может о нём не говорить. – Мало того, наши экономические трупы ещё и контролируют! Кругом полиция. Посты какие-то на выезде из города ставят, санитарные кордоны.

– Какие посты? – Я не очень верю, что в нашем бардаке кто-то станет блокировать выезды из города, как в Ухане. Оштрафовать в метро? Пожалуй. Пошугать прохожих в парках? За милую душу. Пригрозить нарушителям с телеэкрана? Любимое занятие. Но оборудовать посты? Это вложить ресурсы, организовать работу, проконтролировать, запастись дезинфекцией. Какой чиновник пойдёт на этот геморрой?

– А, между прочим, Лена права. Ехали к вам – на дороге рабочие какой-то шлагбаум мастрячили. – поддерживает жену Серёга. – Странные привидения в костюмах химзащиты с баллонами бродят. Наш автобус пропустили, а следом шёл Мерседес – тормознули и в лес завернули.

Водитель возмущался, а ему: «Дезинфекция!»

– Чиновники реальным делом занялись? – Оснований не верть словам друзей у меня нет. Но и с представлениями о нашей власти, нарисованная картина никак не вяжется. – Сомнительно. Очередная показуха для какой-нибудь комиссии.