Ехали на четырёх джипах. Серёга поклялся, что места в двухэтажном рубленом доме хватит всем. Его прадед-лесник в своё время такую хоромину отгрохал, будто царский поезд привечать собирался.

*

К концу третьего дня Сергей отвёл Захара в сторону и, не глядя в глаза, скороговоркой спросил:

– Тут Марта к нам набивается – пригласишь?

Захар оторопел.

– Сама?

– Сама, кто ж её тянуть станет. Да и не особо мы общаемся. Я говорил тебе, когда ты там ещё был. Как-то тяжело теперь с ней. Жалко девчонку, да сам понимаешь – как с больной, в депрессию вгоняет, вот её и обходят.

Захар молчал. Он никогда не снимал с себя вины за то, что сделал, но встречу с Мартой представлял по-другому. Про себя он давно решил покаяться и жениться на ней спустя год-два. Если простит. А тут сама встречи ищет. Но почему нет, почему не объясниться прямо сейчас?

– Давай позовём. Только позвони сам. От моего имени позови.

Собрались на пару недель. Кто-то выпросил отпуск, кто-то вообще уволился. Молодые все, бесшабашные.

*

На дорогу ушло восемь часов, и в течение восьми часов Марта, сидевшая между Захаром и Танькой, родной сестрой Сергея, не произнесла ни слова. Переговаривались, перегибаясь через неё, как через сумку с продуктами.

На месте всё оказалось ещё хуже. Девушка сторонилась ребят, они не замечали её. После бурного застолья пошли на реку. Купались, бесились, только Марта одна в стороне стояла, улыбалась, уклоняясь от брызг. Вернулись в дом – на широком дубовом столе ждал ужин. Местные мужики принесли рыбу, огурцы, почуяв дармовое угощение. Бабка Клава, соседка, возилась у дровяной плиты со щами. Сразу стало понятно, им здесь рады. На полную катушку врубили старинный магнитофон с записями 60-х годов прошлого века (только здесь и могло сохраниться такое чудо), заговорили о делах, понятных только им самим. В компании до утра воцарилось веселье. Под конец начали разбредаться по многочисленным горницам и светёлкам, следуя указаниям хозяина дома. Захар до этого момента избегал даже встречаться глазами с Мартой, но тут собрался, взял её под локоть. Она вздрогнула. «Неужели так нализался? Нет, это ей неловко, нужно было девчонок подговорить, – соображал он. – Какой теперь разговор, если она ни в одном глазу»?

Проснулся он на хозяйских нарах один. Ничего не понял, но сразу увидел Марту. Она сидела в дряхлом креслице и смотрела в полуденное небо за мутным окном.

– Ты чего, так и просидела? – спросил он.

– Ничего. Всё в порядке. Мне не спалось, – ответила Марта.

«Ну, дела, – подумал Захар, вспомнил, как отключился в тот же миг, как на постель присел. – Что мне вообще теперь с ней делать»?

– Ребята проснулись?

– Да, кто-то бродит внизу.

Захар сел, опустил голову, тяжело вздохнув, признался:

– Март, ты прости, что перебрал. Нам с тобой поговорить бы надо.

– А стоит? – помолчав, спросила Марта. – Я не разговаривать напросилась. На тебя посмотреть хотела – и всё.

– Ты вот что… Сама знаешь, я кругом… – он осёкся, сейчас явно не время начинать дурацкие извинения. – Давай-ка вниз. Чаю хочу, страсть.

Спустились на кухню. Там уже пили пиво, вполголоса переговариваясь. Захару стало тошно, попросил Сергея сделать им чаю. Когда напиток был готов, взял кружки, позвал Марту выйти во двор. Сели на лавку, и Захар, отхлебнув кипяток, спросил, не сходить ли им в лес по ягоды. В этом году, как он слышал, брусника хорошо уродилась. Марта с радостью согласилась. «Да, такие дела, – подумал Захар. – Две недели будем ягодки собирать, если у нас всё так и дальше пойдет».

Так, наверно, и было бы, да случай помог. Марту укусила змея. Она вообще рептилий до судорог не любила, а тут полный контакт: побледнела, уселась на мох, сказала, что идти не может. Захар перепугался по-настоящему. Схватил её, перебросил через плечо и километра два на бегу пронёс. В избе переполошились, прибежала бабка Клава. Всплеснула руками:

– Да не волнуйтесь. Мы тут все кусаные-перекусаные. Сейчас к егерю за сывороткой Фёдор съездит.

Фёдор оказался тут же за столом, возразил:

– Лучше отвезти её в Охону, в медпункт.

– Это ж какой крюк. Чего в такую даль таскаться? – не сдалась бабка Клава.

– А этого, может, черти по лесам носят.

– Ничего. За полчаса обернёшься. Шприц не забудь, – уже не терпя возражений, сказала бабка. – Ну-ка, покажь, – она задрала штанину, ткнула в Захара пальцем. – Вот тебе, жених, задача. Видишь два пятнышка? Если хочешь, чтобы у невесты температура не выскочила, соси здесь, пока Фёдор ездить будет.

Фёдор ездил три часа. Три часа Захар высасывал гадючий яд из ранки на тонкой щиколотке.

После такой беды Марту как подменили, она расслабилась, влилась в компанию, шутила, смеялась. После рюмки водки Захару показалось, что она и поглядывает на него по-другому. Спали вместе, обнявшись, усталые, довольные, но без всякой близости, конечно.

Все последующие дни Захар разыгрывал Леля, и тогда они кувыркались на толстом и мягком как ковёр мху и в шутку целовались. А то изображал Берендея и делал это так страшно, что Марта визжала на весь лес и убегала ещё дальше в чащу. К ребятам не выходили: те пьянствовали, купили кабана, жарили мясо на берегу и загорали, совершенно не обращая внимания на отсутствие своих друзей.

Следующая поездка в «таёжную глубинку» состоялась уже по поводу свадьбы Захара и Марты.

*

Они поселились у Захара в однокомнатной. По-настоящему влюбились и обнаружили в себе ту самую химию, что способна стирать всяческие бытовые недоразумения или дурные воспоминания. К тому же родители их помирились и благословили брак.

Видимо, переизбыток чувств и инстинктивных желаний решил единственную проблему: совершенно неожиданно Марта забеременела уже на первом году. Но старая травма всё же дала о себе знать: во второй половине беременности проявились гестоз и анемия при плацентарной недостаточности. Потребовалась срочная госпитализация. Захар сходил с ума, чудесное исцеление оказалось ложным, внезапное обретение теряло смысл.

– Так что, Захар Алексеевич, сделать мы ничегошеньки не можем. Не вы первый, кому придётся смириться, – равнодушно заявил доктор.

– Откуда вам знать? Мы через такое прошли, – зло ответил Захар. – Это не просто упущенный шанс – это была последняя возможность. Даже не в ребёнке дело.

Доктор удивлённо поднял брови.

– А в чём?

– Да не буду я ничего объяснять. Вот здесь всё, что я получил за машину. Больше у меня просто нет, и родители всё отдали, – Захар подвинул под ноги врача простую, но увесистую сумку. – Сделайте всё, что можете.

– Всё, что мы можем, это убить и её.

– Так не бывает. Всегда выход есть.

– Поверьте моему опыту. Впрочем, мы можем с вами договориться. Я не знаю, что вы хотите, но предлагаю простой выбор: вы получаете либо два трупа, либо один. Но я могу пойти на откровенный риск только при условии, что вы мне документик подпишите, где чётко указано, что отказываетесь от операции и оставляете жену в больнице для дальнейшей интенсивной терапии.

– Да хоть тысячу документиков. Я верю в… ваш документик. У вас всё получится после всего того, что было. А я к вам в рабы пойду.

Доктор натужно улыбнулся.

Месяц его не пускали в палату. Объяснение всегда одно – не положено. А что там на самом деле? И лекарств не просят раздобыть, и пару слов на клочке бумаги передать отказываются. Неожиданно, во время очередного визита молодая строгая женщина в халате пригласила войти.

Она лежала с закрытыми глазами. Говорила о вере. Когда узнала его, потребовала, нет, не потребовала, принялась напористо умолять о чём-то.

– Захар. Обещай, что принесешь мне сокровенное, тайное, чего, может быть, и нет. Поклянись, Захарушка. Найди ангела, принеси его.

«Рехнулась, видно, милая. Да и когда это в бога уверовала»? – мысли его разбегались, и он всё больше молчал. Да и что на его месте вообще мог сказать человек? – «Но проклятие на мне. Я виноват. Хотел спасти, вернуть всё. Искупить вину хотел. А возможность еще остаётся? Или сделал ещё хуже? Куда теперь»?