После минутного молчания я неуверенно спрашиваю:

  - Выйдешь за меня замуж? Я жду повышение на работе! Не исключено, уедем в Калугу. Там Сергей Николаевич нас недостанет.

  - Сергей Николаевич тоже обещал на мне жениться, если выслужится до Калуги. В крайнем случае, если уйдет наверх без меня, выдаст замуж за Павла! Он займет место прокурора!

   Но почему у меня постоянно так? Я найду ее, свою женщину, которая назовет меня единственным? Или так и буду получать чужих дам напрокат? Я прижимаюсь к Евгении сильнее, так, чтобы почувствовать ее дыхание, и говорю:

  - Хочешь, я перескажу тебе восточную притчу?

  - Если ты без этого не можешь быть честным со мной, хочу! - отвечает она, накрывая нас легким одеялом.

  - Я родился под жарким солнцем в гористой стране, где много песчаных пустынь. Порой они раскаляются так, что сгорает все живое, остаются лишь скорпионы и верблюжья колючка. Голодные скорпионы прыгают до метра, желая ужалить, а верблюжья колючка собирается в шары и катится за тобой, словно охотится, будто желает впиться тысячами иголок в твою кожу. Но идя по безводной местности, этого не замечаешь: тебя окружает марево, в котором видишь дворцы и сады с прекрасными водоемами. Ты не можешь понять, где реальность, а где миражи, куда идти, чтобы избежать смертельной опасности, и лезешь на ближайшую гору. Руки покрываются ссадинами и колени от ушибов истекают кровью, однако все равно лезешь, потому что стремишься увидеть, как далеко - далеко над горами, в синем небе, на высоте облаков, висит вершина горного хребта, седая от снега, величественная в неповторимой красоте. И вот ты криком вопрошаешь ее, по какому пути тебе направиться, чтобы дойти наверняка, и при этом еще остаться человеком. Но когда твой вопль улетает раскатистым горным эхом на крышу мира, ты понимаешь, что пройдет много - много лет, прежде чем услышишь ответ. За это время можно узнать его на личном опыте. Отсюда возникает вопрос: ждать или идти?

  - И?.. - спрашивает, вся дрожа, Евгения, непонятно о чем.

  - Я пока не знаю. - Грустно говорю я, думая о своей жизни.

   Евгения медленно проводит ладонью по моей щеке и произносит тихо, так, что я ее еле слышу:

  - Как ты всегда красиво говоришь! За это тебя можно и полюбить ... когда-нибудь!

  - Что ж, тогда сейчас, мне лучше будет уйти! - говорю я так же, шепотом, и поднимаюсь, стараясь выглядеть твердым. Мне не хочется уходить от нее.

  - Сергею Николаевичу это не понравится. Но пожалуй, ты прав! - неожиданно соглашается Евгения. Я удивляюсь: кажется, она оставила свой шутливый тон и двусмысленность. Неужели между нами и в самом деле возможна искра?

   В гостиной работники прокуратуры горланят вместе с Сергеем Николаевичем песню из его репертуара. Когда я в темноте прихожей надеваю куртку, прокурор замечает меня. Он оставляет сотрудников допевать, а сам, подойдя ко мне, хватает за руку своими цепкими и сильными пальцами.

  - Разве у нас уходят, не попрощавшись? - резко спрашивает он.

  - Вы задерживаете меня, гражданин прокурор? - сердито спрашиваю я, и делаю попытку вырваться из его захвата. У нас происходит измерение сил, в котором я побеждаю.

  - Нет. Можете быть свободным. Пока! Но не исключено, что мы очень скоро увидимся! - многообещающе говорит Сергей Николаевич, потирая свои хрустнувшие пальцы.

   Я делаю жест, означающий, что принял его слова к сведению, и направляюсь к выходу. А он почти бегом в комнату, где осталась Евгения..

   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ.

   Уже подойдя к общежитию, я замечаю, что на въезде в поселок стоит машина ГАИ. Я никогда ее здесь не видел. Что дорожной инспекции у нас понадобилось, тем более, так поздно? Это связанно с вечеринкой у Евгении, где прокурор за тамаду? Ведь должен кто-то доставить домой в стельку пьяного Сергея!

   Я хочу пожелать доброй ночи нашей, постоянно жующей вахтерше, однако она отсутствует на рабочем месте. Как необычно! Женщина серьезно относится к своим обязанностям. Я с недоумением прохожу мимо ее стола, но потом возвращаюсь: на столешнице, будто его случайно забыли, лежит надкусанный кусочек хлеба. Чтобы в нашем общежитии, вот так, оставили еду на самом виду? Возможно только одно объяснение: вахтерша исчезла не по своей воле. Не потому ли, что сюда мои земляки пожаловали?

   В тревоге я ищу нож за подкладкой куртки, но тут в спину упирается ствол пистолета, и слышится звук взводимого курка. От неожиданности меня прошибает холодный пот. Не передать, какое облегчение я испытываю, услышав на чистом русском языке:

   - Руки медленно за спину, и без шума по коридору до конца!

   Кто приказывает? Имеет ли он право угрожать оружием? Все выясняется быстро: это майор из районного отделения милиции. Он приводит меня в помещение, на двери которого висит перекошенная табличка 'народные дружинники'. Здесь нас ждет знакомый сержант. Милиционеры меня обыскивают, нож радует их необычайно. Майор усаживается за стол, кладет его перед собой и говорит: