Рабочие тут же поднимаются. Сам главный, хорошо помня наши предыдущие столкновения, кулаками машет, но в драку не лезет. Предпочитает подзуживать народ издалека.

   Я получаю несколько слабых ударов, и берусь за стул, чтобы дать сдачи, однако внезапно остываю. Мне становится жаль деда: лезет первым, хотя может помереть от легкого щелчка. Оставив поле боя, я убегаю по длинному коридору в другое крыло здания, где оседаю на корточки от приступа астмы.

   В кассу мимо меня проходят почтальоны, получать пенсионные деньги. Я слышу:

  - Глянь, как налимонился! И как Юрий Петрович терпит такого алкаша? Ладно, свои пьют, нет, надо было еще и этого принять на работу! - говорит женщина с высоким голосом.

  - А он к начальнику не с пустыми руками заходил, теперь так положено! - отвечает ей другая, и так, чтобы мешала, ставит возле меня большую сумку с корреспонденцией.

   Стиснув зубы, я поднимаюсь и выхожу из здания.

   Остаток рабочего времени я провожу на объекте в отдаленном совхозе, честно трудясь вместе с двумя пожилыми монтажницами. Одна из них, расщедрившись по неизвестной причине, угощает меня стаканом парного молока и куском испечённого в русской печи хлеба.

   Возвратившись в общежитие, я узнаю, что приехал Сашка. Сообщает об этом вахтерша, которая с аппетитом что-то жует. Мне очень хочется узнать, что именно, и я некоторое время с любопытством смотрю к ней в рот. Она демонстративно отворачивается. Поднимаясь к себе, я думаю, что в России необходимо срочно принять закон, запрещающий употребление пищи в общественных местах.

   Саша открывает дверь, втаскивает меня в комнату, и, улыбаясь, как конферансье на сцене, широким жестом представляет:

  - Знакомься! Ира! Валя!

   Я смотрю на девушек и понимаю, что мне порой перед Леной стыдно так, словно она не Сашина жена, а моя. Может быть, стоит провести воспитательную беседу на повышенных тонах? Саше значение моего пристального взгляда известно хорошо. Он мгновенно соображает, куда сейчас может 'подуть ветер', и путано говорит:

  - Ну, чего ты? Пока тебя не было, познакомился с девчатами! Они приехали на вечеринку в этом общежитии, а оказалось, что в комнате, куда их пригласили, никого нет. Автобусы уже не ходят. Расположились на подоконнике в коридоре, решили обождать до утра. Я обещал отвезти их обратно, в райцентр, если расплатятся за бензин продуктами. Я с утра голодный! Не в холодной же машине мне с девчонками вечерять! Пока ужинаем, я в окно поглядывать буду! Не исключено, мои ребята, начинающие кооператоры, еще подъедут! Гололед, транспорт еле двигается, мороз минус тридцать! Успокойся, через полчаса мы исчезнем!

   В Сашкиной речи я лучше всего понимаю слова о еде. Когда я слышу о ней, нежно любимой, то у меня сразу развивается огромная терпимость к моральным устоям. Неожиданно для себя я улыбаюсь и говорю девушкам:

  - Приятно с вами познакомится! Вы очень милы!

   Они переглядываются и дружно смеются. Мне неясно, почему: я не солгал. У них симпатичные личики и хорошенькие фигурки. Но они кажутся мне слишком молодыми для нас, и я спрашиваю их, намекая на разницу в возрасте:

  - Где учитесь?

  - В техникуме, - девушки отвечают хором, как на уроке, и от этого смущаются.

   Им сразу хочется показать себя в обществе мужчин: Ира достает из кармана мятую сигарету, и, жеманно чиркнув спичкой, прикуривает. Явно кокетничая, подруги по очереди затягиваются. Нет, наверное, не мне печалится об их нравственном облике! Я спрашиваю:

  - А что, девоньки, ваши слова об ужине, не жестокая шутка? Это Саше министерство обороны регулярно пайки выдает! А мы, районные связисты, на подножном корму!

  - Да нет, что вы! - отвечает Ира,- еды много! нас пригласили, а на дверях даже записки нет, от чего заслон кайфу! Мы и провиант взяли, и у предков отпросились на ночь!

   Я понимаю, что информация о свободной ночи подана специально, но всем видом показываю, что это меня не волнует. А девушки тем временем продолжают курить, при каждой затяжке подавляя приступ кашля. Я, не выдержав, говорю им прямо:

  - Красавицы, пока вы накуритесь, такие тактичные мужчины, как мы, умрут от голода!

   Ира, она побойчей, толкает Валю локтем:

  - И правда! Ты Валь, чего? Давай, доставай!

  - А сама без рук? - огрызается Валя на подругу.

   Ира вспыхивает глазами, но от дальнейших пререканий они воздерживаются, и начинают действовать согласованно. Извлекают из хозяйственной сумки домашний хлеб, сало, лук в головках и солидную стопку остывших блинов на тарелке. Валя спрашивает меня: