Но я совладал с собой, и легонько толкнул дверь, теша себя слабой надеждой, что она заперта, а внутри никого нет. Или там не хотят, чтобы их беспокоили. В этом случае я уйду, и буду смотреть в глаза Нине без угрызений совести. Но дверь отошла, вначале на небольшое расстояние, а затем, подхваченная сквозняком из открытой форточки, резко распахнулась.

   В это мгновение мой телефон разразился трелью входящего звонка. Я сунул руку в карман, но прежде чем отключить звук, мельком увидел, что ко мне надумала перезвонить Нина. Однако было уже поздно: я увидел Настю. Она сидела в своей роскошной шубе на краешке железной кровати, и смущенно улыбалась мне. Глядя на ее улыбку, я потерял способность мыслить здраво.

   Я переступил порог и закрыл за собой. Настя продолжала молчать, не отводя от меня взгляда. Я ответно улыбнулся ей, и осмотрелся, пытаясь понять, был ли тут Олег. Привычки Насти не изменились: в комнате не то, что присесть - ходить было нельзя. Чемоданы валялись в проходе, а вещи были развешаны и раскиданы, где попало. Царил точно такой же бардак, какой был в ее московском "общежитии".

   Я против воли вспомнил Нину, у которой каждая вещь всегда лежала на своем месте, чистая и выглаженная. Конечно, Нина живет оседло, и на гастроли не ездит. Но все равно можно сказать, что жена из Насти, как это представляет себе большинство мужчин, вряд ли когда получится.

   Если Чибис и заходил сюда, то явно не задержался: уйти хотелось не только из-за отсутствия элементарного порядка, но и по причине "собачьего" холода, который здесь был гораздо сильнее, чем у нас, этажом ниже. Настя специально держит форточку открытой? Остужать таких гостей, как я и Олег? Чтобы мы, видя ее, не теряли голову? Что ж, мыслит она правильно: мое волнение стало утихать, и появилось желание сбегать к своей сумке за свитером. Но прежде я решил все-таки поздороваться.

  - Привет! - помахав кончиками пальцев, сказал я, чуть подрагивая от морозного воздуха.

  - Привет! - ответила Настя с влажной негой в глазах, делающей ее взгляд очень выразительным.

  - А почему ты не у мамы остановилась? Для звезды балета тут на редкость плохие условия, - сказал я, любуясь ею.

  - Ничего, я привыкла. Ведь в поселке ничего другого нет. Хорошо еще, что не в вагончике, на съемках такое часто бывает. А у мамы однокомнатная квартира, куда постоянно приходят больные, и сидят часами. Она даже спит урывками, и то, если получиться. Я маму очень стеснила бы.

   Слушая Настю, я переминался с ноги на ногу. И вдруг подумал, что это в прежние времена я мог стоять перед ней, сколь угодно долго. Но что возможно в двадцать, увы, тяготит тридцатилетнего. Мне захотелось пройти и сесть на кровать, рядом с ней. Но я боялся, что она сочтет это за наглость, и выставит меня вон. А поскольку мое сердце продолжало биться слишком часто, я никак не мог сообразить, какую линию поведения мне выбрать. И в результате мы просто смотрели друг на друга, продолжая улыбаться.

   Неожиданно Настя поднялась (что у нее не отнимешь, более чем грациозно, за такие движения женщине можно простить все, что угодно), подошла, и, подрагивая всем телом, стала расстегивать пуговицы на моей шинели, а затем кителе.

  - Что ты делаешь, Настя? - смутившись, шепотом спросил я.

  - Ищу, где ты прячешь мое сердце, - тоже, шепотом, ответила она, и приложила к моей обнажившейся груди свои руки.

   Когда я думал, что в ее комнате холодно, я ошибался - настоящий холод я почувствовал от ее ладоней. А Настя внезапно распахнула шубу, прижалась ко мне, и начала " ложиться" на мой обнаженный торс то правой щекой, то левой, а то и вовсе лицом. Я не мог понять, что она хочет, это было ни на что не похоже, и вызывало неприятные ощущения. Я не выдержал и крепко обнял Настю, желая прекратить ее странные движения.

   Сразу произошло нечто невероятное. Мы перенеслись на десять лет назад, и оказались в репетиционном зале Большого театра. Но совсем в другой версии "нашей" ночи. По моим воспоминаниям, тогда любовная близость между нами случилась под утро. Теперь же Настя собиралась танцевать для меня в полночь. А роскошный канделябр со склада реквизита заменяли тетины часы, на верхней крышке которых стоял небольшой подсвечник со свечами разного цвета. Я не лежал на полу, глядя в звездное небо, а стоял, обнимая Настю.

   И вот, она "вырвалась" из моих объятий, и начала плести ногами кружева, одна за другой выполняя основные фигуры балета. После каждой из них, Настя касалась рукой рисунка на часах. Тотчас одна свеча гасла, а стрелки на циферблате совершали полный круг. Слышался мелодичный бой, с каждым разом звучащий все сильнее. Стены балетного зала размывались, пока не исчезли совсем. Я увидел, что мы находимся на луне, и лишь свет от еще горящих свечей удерживает нас от прощания с Землей. Наши тела изменялись, чтобы превратиться в странные, совершенно чуждые ко всему живому, существа.

   Как пожелтевшие листья с деревьев, с наших душ под невидимым космическим ветром отделялись призрачные листы бумаги с воспоминаниями, и уносились в безжизненную пустоту вселенной. Мы расставались с чувственным миром, однако в Насте имелось кое-что, что невозможно было забрать у нее. Столько нежности, что, сколько бы она не отдавала, ее становилось только больше. Как и моей любви: я смотрел на Настю, и понимал, что моя любовь к ней так велика, что я могу заполнить ею все звездное пространство, и все равно мне этого будет мало.

   Осталась лишь одна, едва горящая свеча, и куранты уже заканчивали бой. Нам следовало сделать выбор: ради нашей любви остаться смертными, или с холодным разумом уйти в вечность. И случилось чудо: Настя за мгновение до того, как черное пространство вселенной поглотило нас, вернулась в мои объятья.

   ГЛАВА 79.

   Мы опять очутились в комнате поселкового общежития. Я продолжал прижимать Настю, а она спала, прильнув к моей груди. Глядя на ее безмятежное и порозовевшее лицо, я понял, что она согрелась.

   Я вспомнил отрывок из статьи Ксении, где она писала, что инопланетяне, если есть такая надобность, "перезапускают" события. Это утверждение совпадало с тем, что я только что видел другую версию моей ночи с Настей. Инопланетяне показали мне, чего не было, но могло быть. И, возможно, еще будет "в прошлом", если я что-то сделаю для них, "в настоящем".

   Тогда Настя не уедет в Китай. Она останется в Москве, и у меня будет совсем другая жизнь. Хорошая или плохая, трудно сказать, но, определенно, проведенная с Настей. Неужели инопланетяне предлагают мне взятку?