Но далее моя артистическая карьера повисла на волоске: я увидел, что крестьянина, предназначенного для символического "заклания" на алтаре войны, играет Олег. Автоматчики из моего взвода, уж не знаю, с согласия Чибиса, или нет, опустили его на колени и держали, заломив руки за спину.

   Выстрелить в Олега, пусть и холостым патроном, я не мог. "Да стреляй же ты, наконец!" закричала режиссёр, оставив свое кресло и подойдя к ленте, заступить за которую означало попасть в кадр. "Стреляй! Стреляй!" - кричали ассистенты и помреж, вторя ей. Но я решил, что ни за что не буду этого делать, и опустил пистолет вниз.

   Но я не учел того, что Олегу, из-за проблем со здоровьем, находится на снегу тяжело и больно. Мою медлительность он принял за намеренное оскорбление.

  - Неужели я настолько жалок, что ты даже пристрелить меня не можешь? - с вызовом крикнул он.

   Его одурманенная голова решила, что коленопреклоненная поза приятна мне. И я не нажимаю курок от того, что наслаждаюсь мгновением. Чибис вскипел, со злобой вырвался из рук немцев, и со звериным ревом бросился на меня. Когда мы столкнулись, мой пистолет случайно выстрелил.

  - Боже, какая игра! Какая игра! Мы присутствуем при рождении талантов первой величины, запомните мои слова! - прослезился помреж, и все участники сьемки начали громко хлопать, заслуженно награждая нас аплодисментами.

   Услышав похвалу, Олег опомнился. Он сообразил, что это все-таки акт лицедейства, а не настоящие события. И после короткой заминки нехотя упал, поливая снег томатным соусом из пакетика.

   Сразу из громкоговорителей раздались звуки русской плясовой, и из оставшейся, нетронутой огнем избы, появилось несколько девушек. Они шли в ряд и совершали движения, характерные для народного танца. Я впился в них взглядом, желая увидеть средь них Снегурочку. Но это не представлялось возможным: тела и лица девушек скрывали длинные полупрозрачные платки.

   ГЛАВА 71.

   Когда девушки подошли ближе, плясовая сменилась на музыку Чайковского. Танцовщицы перестроились, и показали русский балет во всей его красе. Им помогало специальное (сливающееся со снегом) покрытие, на котором они чувствовали себя почти так же, как на сцене Большого. Я был восхищен великолепным представлением.

   После шедевра Чайковского зазвучала мелодия, напоминающая психоделический рок. Балерины перешли на современный танец, и стали подбрасывать вверх платки, этим как бы освобождаясь от всего земного.

   А затем расступились и отдали внимание балерине в центре, обладающей особой грациозностью и отточенностью движений. Все движения солистки говорили о том, что она страстно желает любви. Но не простой, человеческой, а любви космоса к своему разумному созданию. Я уже видел этот танец, его танцевала Настя в ту, "нашу" ночь. Как и тогда, у меня появилось странное ощущение, которое трудно объяснить. Будто в моё сознание пытается проникнуть некая неземная сущность. Мне приходилось напрягать волю, чтобы сопротивляться ей.

   А балерина прыгала все выше и выше, и казалось, что она сквозь облака взлетит к звездам, и сама превратится в звезду. При сильном возбуждении нервов я подумал, что она может исчезнуть (этот страх постоянно преследовал меня в отношениях с людьми), и я попытался схватить девушку. Но ее подруги начали закрывать мне глаза платками, от чего она, когда я искал ее слева, оказывалась справа, и наоборот.

   И когда я совсем растерялся, пришла очередь солистки сбросить с себя платок. Следуя сценарному заданию, она встала передо мной в гордой позе. С эффектно поднятой рукой, как бы спрашивая: ну что, хороша я, дева, подарок вечной вселенной? Женишься на мне?

   А я... увидел Настю. От себя, она робко смотрела мне глаза, пытаясь понять, изменилось ли мое отношение к ней за эти годы, и люблю ли я ее по-прежнему. Столь дорогое, милое мне лицо! Мне захотелось тронуть его, чтобы наверняка убедится, что это реальность, а не сон. Я протянул руку и бережно коснулся ее щеки. Обручальное кольцо, что Настя оставила мне, блеснуло на мизинце. Она заметила его, и ее глаза вспыхнули. Она вдруг поцеловала колечко (со стороны снимающих камер выглядело, будто ладонь "победителю"), и произнесла одними губами так, что услышал лишь я:

  - Я помню, как отдавала его тебе! Спасибо, что ты сохранил мое сердце!

  - Я сохранил не только твое сердце. Я сохранил и любовь к тебе! - Так же, как и Настя, губами ответил я.

   Мой ответ наполнил ее счастьем. Более не в силах сдерживаться, она бросилась мне на шею. Я подхватил Настю на руки и принялся кружиться, как это уже было когда-то, очень давно, смеясь и плача вместе с ней.

   Таких аплодисментов, какими нас наградили присутствующие, наверное, не случалось за всю историю съемочной группы. Даже режиссёр сочла необходимым позвать нас, чтобы лично засвидетельствовать свое почтение. При этом голос у нее был жестким, волевым, не терпящим возражений. Она напомнила мне врача из больницы. У женщин было много общего, причем неприятного мне, колдовского. Это вызывало неприязнь, и я решил не выполнять просьбу. К сожалению, балерины не могли отказаться. Но прежде чем идти без меня, только со своими подругами, Настя, которой уже принесли длинную, до пят, норковую шубу, успела прошептать:

  - Славик, приходи через час в первое общежитие, комната 217.

  Я едва заметно кивнул и отошел в сторону. Встал возле стойки с прожекторами так, чтобы быть как можно незаметнее. Артистический триумф нужен был Насте гораздо больше, чем мне, я не собирался менять профессию, и радовался тому, что могу отдать всю славу ей.

   Но наслаждаясь Настей издалека, я неожиданно увидел Олега. Он уже успел расстаться с крестьянской одеждой, и теперь, держа Настю под руку, вместе с ней слушал режиссёра, согласно кивая в такт ее словам. Иногда озирался, определенно, ища меня, чтобы "скрестить" взгляды. Я вдруг понял, что с появлением Насти вернулось и наше былое соперничество. Но учитывая, что мы оба женаты, любовным треугольником это уже никак не назовешь. Скорее, парадом самолюбия и эгоизма.

   ГЛАВА 72.

   Как я не прятался, меня все равно нашла женщина, что накладывала мне грим:

  - Александр Гросс, - сказала она, подойдя сзади, - простите, не помню, как вас зовут. Я пришла сказать, что у нас получилась накладка. Поэтому свои вещи, а именно: куртку, свитер, и брюки, вы сможете получить только завтра. Постарайтесь за сутки не испортить немецкую форму, иначе вам придется оплатить ее стоимость!