Но потом пришло понимание, что если это не случилось в младенчестве, то, скорей всего, не случится никогда. Мне помнится, я окончательно разуверился лет так в восемь. Убедил себя, что надежды нет, и перестал об этом думать. Однако в десять неожиданно увидел в нашем саду женщину, которая мною заинтересовалась. Причем довольно своеобразно: она восхитилась не моей внешностью, как обычно поступали все, с кем мне приходилось встречаться, а тем, что я высок для своего возраста, и крепок.

   - Какой хороший мальчик! - сказала она, потрогав своими цепкими пальцами мое плотное плечо, - сколько тебе? Одиннадцать? Спортом занимаешься?

  - Нет, - сказал я, легко неся к яблоне ведро с водой для полива. Женщина проводила меня взглядом и направилась к заведущей.

   В результате я, и еще два ребенка из нашего детдома, попали в семью Вероники и Андрея Ким, где уже имелось двое своих, и четверо приемных детей.

   В самом начале я несказанно обрадовался усыновлению. Но потом, месяца через три, ощутил прежнюю, детдомовскую тоску. Нет, не то, чтобы на новом месте ко мне плохо относились. Если честно, гораздо лучше.

   Возвращение тоски было связанно с образом жизни семьи Ким. Они вели большое крестьянское хозяйство в отдаленном районе Подмосковья, и видели будущее, как своих детей, так и приемных, только в качестве фермеров. Кимы не находили пользы в современной системе обучения, считали школу необходимой лишь отчасти, и категорически запрещали дома "все эти "телевизоры и компьютеры"". После возвращения на школьном автобусе из райцентра, каждый ребенок в семье приступал к выполнению строго установленных для него обязанностей. В которые входили, конечно же, уход за всевозможной живностью, а также обслуживание самого себя, включающее и стирку одежды руками. Помимо того, Андрей Ким учил мальчиков охоте и выживанию в дикой природе, а сама Ким объясняла девочкам, как шить, пользоваться прялкой, и выделывать шкуры.

   Супруги Ким не были сектантами. Они искреннее считали, что мир движется к катастрофе современного порядка, и будущее есть лишь у того, кто "крепко стоит на матушке-земле". У них был страх остаться на склоне лет без пенсионного обеспечения, ввиду ожидаемого ими краха государственной машины, и они желали иметь своё и приемное потомство, способное их прокормить. Кимы набирали детей, желая создать что-то вроде русской крестьянской общины 19 века, или сельхоз хозяйственной коммуны по западному образцу.

   Мне хуторская жизнь, хотя в самом начале и воспринятая с энтузиазмом, быстро надоела. А спустя три месяца, когда меня, проводя обряд посвящения в охотники, оставили в лесу на ночь, я вообще захотел сбежать обратно, в детдом. Остановила привязанность к девочке, младшей Ким (я не еще не знал, что влюбчив, и не мог понять, что за чувство к ней испытываю). Мне казалось, что человека лучше нее я уже не найду: она гладила меня по щеке и млела, заглядывая в глаза.

   Впрочем, объективности ради, у Кимов только я страдал, остальные дети были довольны жизнью. Супруги постоянно устраивали торжества, посвященные различным событиям, где каждого поджидал приятный сюрприз. После того же обряда посвящения, который, как они торжественно объявили в присутствии всей семьи, я с честью выдержал, (что не совсем так: я залез на дерево и до утра дрожал от страха, вместо того чтобы разжечь костер, и у его тепла выспаться в спальном мешке), мне вручили дорогое пневматическое ружье. Оно стреляло так хорошо, что из него легко можно было подбить голубя на ужин. Помню, я неделю не выпускал ружье из рук, но потом оно мне надоело, и тоска опять начала брать свое. А может быть, мне не хватало улиц Москвы, дыхания большого города, или любви, которой так щедро одаривала Марья Ивановна?

  Вероника Ким отличалась эмоциональной сухостью. Как-то, в порыве ощутить если не мать, то хотя бы старшую сестру, я прижался к ней, думая, что она приласкает меня. Но она, хоть и обняла, но не смогла выразить свои чувства. Получилось, будто мой порыв неуместен. Возможно, это было действительно так: тогда у Кимов начались крупные неприятности.

   Их глухое и ранее никому не нужное землевладение подверглось рейдерской атаке с целью захвата, и, хотя судебное разбирательство только началось, недалеко от нашего дома уже появилась мощная строительная техника. Она принялась ровнять местность под самый большой в Подмосковье мусорный полигон, создаваемый по распоряжению губернатора. Наносимый природе ущерб был неисправим, о каком либо севообороте и пастбищах не могло быть и речи.

   Переселиться Кимы не могли по причине отсутствия денег, и перед главой семьи встал вопрос, что делать с большой семьей. Было очевидно, что никто из детей, когда вырастет, не сможет жить на засыпанной мусором ферме.

   В общем, не знаю, как сложилась бы моя судьба, оставайся я у Кимов дальше. Знаю лишь, что сельский житель из меня вряд ли получился. И хорошо, что моя жизнь резко переменилась, когда к нам приехала красивая иностранная машина с большими колесами и блестящей решеткой радиатора.

   ГЛАВА 29.

   Из машины появились незнакомые люди, имевшие в своем составе человека в милицейской форме, представившегося местным участковым. Но главным был не он, а богато одетая, худенькая женщина с заурядным лицом, на котором выделялись отвратительные "квадратные" очки. Поблескивая их стеклами, она вышла вперед и внимательно осмотрела ферму, при этом задерживая взгляд на том, что, по ее мнению, выглядело неправильным. То есть, практически на всем. Пожалуй, в чем-то женщина была права. С момента появления мусорных компаний Кимы оставили свои строительные начинания, от чего находившиеся на поддонах кирпичи и дорогие материалы имели худой вид, хотя наш дом явно нуждался в них.

   Но больше всего внимания женщина уделила не строительному бардаку, а детям, и среди них, как я почувствовал, мне. Мы всей гурьбой ловили во дворе сбежавшего из сарая поросенка, а скорее играли с ним в догонялки, весело перемешивая ногами пахнущую навозом грязь. Весь перепачканный от неоднократных падений, я задорно смеялся, но сразу прекратил, и, в свою очередь, с любопытством посмотрел на женщину.

   Она поцокала языком, многозначительно покачала головой в мой адрес, а затем направилась к вышедшим на крыльцо Кимам. Спросила их, можно ли пройти в дом. Кимы привыкли к тому, что губернатор строит козни и постоянно присылает комиссии, поэтому согласились без предварительных расспросов. Естественно, дети собрались возле открытого окна, желая услышать, зачем к нам пожаловали столь важные гости.

   Как же все удивились, когда выяснилось, что речь будет идти о моей персоне! Оказалось, что Валерия Ким забыла выправить какие-то бумаги, и, с юридической точки зрения, хоть я и покинул детдом, но пока что Кимами не усыновлен. Это не являлось проблемой, дооформить можно было и потом. Однако лишь при условии, что отсутствует другой претендент на ребенка, который будет расторопнее.