Мой сердитый взгляд, наконец, заставил лейтенанта принять решение. Переступив с ноги на ногу, он оставил на тумбочке визитку, закрыл дверь, и ушел, громко чихая в коридоре.

   ГЛАВА 27.

   - Надо к машине за сумками сходить, - нерешительно сказал я.

  - Как отдохнем, сходим, - усталым голосом произнес Олег, - спать я могу и без зубной щетки, а других вещей у меня, практически нет. Ведь мы ненадолго приехали!

  - Хорошо! - согласился я, и по примеру Олега, в куртке, осторожно улегся на кровать, предполагая, что она тоже подо мной прогнется. Только меня поджидала неожиданность: на кровати отсутствовала сетка. Ее заменял толстый лист фанеры, который даже не шелохнулся под моим весом. Лежать было крайне неудобно. Я вспомнил, с какой радостью мы рассматривали военный городок. Вот и верь после этого первому впечатлению! С чего мы решили, что нам здесь обеспечат хорошие условия?

   Я стал вертеться, пытаясь найти удобное положение. Не нашел, тяжко вздохнул, и увидел перед собой пар изо рта - настолько в комнате было холодно. По этой, или по другой причине, сон не шел, как бы я не хотел. Полежав с минуту, я достал из кармана небольшой православный молитвенник в кожаном футляре. Вечернее молитвенное правило всегда помогало мне успокоить нервы. К сожалению, сейчас я только разволновался. На первой странице молитвенника имелась фамилия прежнего владельца - Жарков и его инициалы (неразборчиво, с ума сойти, сколько раз я пытался их разобрать!). Увидев их, я опять погрузился в размышления о загадке своего происхождения.

   Кто-то сказал мне, что мальчикам, если отец неизвестен, при оформлении отчества повторяют имя ребенка. Будучи Вячеславом Вячеславовичем, я всегда терзался - так ли это? Теперь, в свете сегодняшних событий, и того, что рассказал лейтенант, мои сомнения вспыхнул с новой силой. Может ли спасенный нами старик быть моим отцом? В принципе, может. А Александр Гросс - дедушкой? И это не исключено. Хотя, подобные надежды всегда заканчивались у меня горьким разочарованием. К тому же, тогда меня с Чибисом связывает не только многолетняя дружба, но и землячество вплоть до родственности, а это, уж совсем невероятно. С другой стороны, наличие в этой местности родов Чибисов и Жарковых - это факт, о котором забыть, или сделать вид, что он малозначителен, уже никак не получится. Похоже, мне и Олегу предстоит узнать много интересного в ближайшее время, я не зря так стремился остаться. И будет очень хорошо, если старик придет в нормальное состояние. Возможно, он сможет многое прояснить. Я захотел обсудить ситуацию с Олегом, но он лежал неподвижно. Похоже, заснул. Позавидовав ему, я мыслью унесся в далекое детство.

   В моей памяти отсутствовал момент, как я попал в детдом. Я просто знал, что это произошло в возрасте трех лет. К сожалению, мать тоже не припоминалась мне, лишь ее голос. Как она меня нежно звала меня: "Слава, Славушка". Причина, по которой я остался без нее, неизвестна.

   Мне с детдомом повезло: это был уютный старинный особняк с яблоневым садом, расположенный на границе Москвы и области. Ужасы, которые мне потом рассказывали о других таких заведениях, у нас не встречались. Наверное, потому, что коллектив воспитателей не менялся на протяжении многих лет. Они любили свою работу и детей, которых проживало в детдоме не так уж и много. Впрочем, Славиков у нас было несколько, и чтобы не запутаться, некоторым дали прозвища. Обидных, среди них я не слышал. Меня называли красивым Славой, или просто красавчиком.

   Особенно хорошо ко мне относилась воспитательница Мария Ивановна, пожилая, болезненно полная женщина, страдающая от зоба. Она защищала меня в редких стычках со старшими ребятами, а когда я особенно унывал, брала к себе домой на ночь. Своих детей нянечка не нажила, и, страдая от одиночества, держала в квартире несметное количество кошек, которых подбирала на улице. Про каждую у Марии Ивановны имелась сказка. Она часто рассказывала их, помогая мне не думать о своем сиротстве.

   Как-то я расплакался и спросил Марию Ивановну, где моя мама.

  - Ее Бог призвал, - ответила воспитательница как можно ласковее, и так, словно ее лично знала, - но мама тебя с неба видит и любит. Веди себя хорошо, не огорчай Бога и ее, будто паинькой.

   Но "мой" молитвенник, был со мной, кажется, всегда. Вначале я думал, что его подарила Марья Ивановна. А чтобы я имел утешение в тоске по родителям, придумала историю, что молитвенник - это моя связь с родными. Воспитательница часто молилась перед иконами, и научила меня. Я считал ее очень богобоязненной, хотя позже мне стало казаться, что она не упускает случая и поворожить: на комоде стояла банка со странным порошком, который "лечил от всех болезней" и смешно щетинился, если его бросить на магнит. Марья Ивановна тайно (погасив лампадку перед домашним киотом и прячась от меня) пила его со странным шепотом. Но ничего такого, слава Богу, я у нее не перенял, вырос искренним православным христианином.

   С возрастом я обратил внимание, что от кожаного футляра, как и от самой книжицы, исходит очень стойкий запах. Ни в детдоме, ни в квартире Марии Ивановны не имелось ничего, что пахло бы мужским потом, ладаном, и, как мне подсказали, порохом. Как я потом узнал, после войны некоторые деревенские батюшки использовали патронный порох для быстрого розжига угля в кадиле. Теперь эта деталь и то, что фамилия Жарков на странице молитвенника написана отнюдь не женской рукой и шрифтом, похожим на немецкий готический курсив, заставило мне предположить, что в старых инициалах первая буква - А. Ведь Гросса звали Александром! Я посмотрел страницу на просвет, повертел молитвенник так и сяк, но, как и прежде, ничего не разобрал.

   Прочитав несколько молитв, я выключил настольную лампу и закрыл глаза, испытывая твердое намерение заснуть. Однако против воли меня опять одолели воспоминания.

   ГЛАВА 28.

   В детдоме все дети хотели, чтобы их усыновили. Можно даже сказать, что мечта о приемных родителях была главной мечтой каждого ребенка. Об этом не говорили громко, скорее шепотом, и только лучшему другу в минуту откровенности. Желание найти семью особенно обострялось, когда наступала пора новогодних праздников. Ведь некоторые дети получали под елку, например, игровые приставки, и другие - дешевые конфеты в государственной упаковке. Было понятно, что раскошелиться на хороший подарок мог только человек, заинтересованный в ребенке, и от этого сразу вспыхивала безумная надежда. Дети исследовали дорогой подарок по многу раз, пытаясь понять, кто его послал. Но я не помню случая, чтобы без желания дарителя правда открылась. К слову сказать, я был один из тех, что получал такие подарки часто, и порой без всякого повода. В детдоме все были убеждены, что меня скоро усыновят, и я с нетерпением ждал несколько лет подряд.