– Блэйк, – я сделала шаг, – не важно, как ты это объяснишь, ты врешь клиенту. Своему бывшему соседу. Другу. Можешь оправдываться до конца дней, но все равно ты слил его интимные фотки, чтобы удержать его от выхода в Интернет, и это паршиво.

– Не я. Одна из его девок на ночь. Мы заплатили ей, и часть денег отправилась на благотворительность, так что не все так уж паршиво.

– Ты пристыдил своего друга, и тот факт, что он не чувствует себя жертвой, не отменяет той истины, что он – пострадавшая сторона.

– Не прикидывайся святошей, Индиго. Часть твоей работы – ходить с ним в уборную. Ты тоже едешь в этом поезде, девочка. То, что твоя совесть меньше запятнана, не значит, что она чиста.

Глаза мои округлились.

– Я скажу ему. – Я топнула ногой, словно хотела раздавить несуществующего таракана.

– Тогда уходи, – невозмутимо сказал Блэйк. Выражение его лица из тревожного и настороженного стало воинственным в мгновение ока. Он сделал шаг навстречу мне, сокращая расстояние между нами. Я чувствовала его дыхание – корицу и фруктовую жвачку. Свежий и легкий аромат, для которого Алекс был слишком сексуален.

– Стоит ему узнать правду, он бросит все и побежит за наркотой. А при таком раскладе нам больше не понадобятся твои услуги, Зигги не получит необходимую ему медпомощь, а Крейг так и останется жалким неудачником, пристрастившимся к содовой. Подумай, перед тем как натворить глупостей, Инди. Ты можешь очень легко разрушить свою жизнь.

Я уставилась на Блэйка.

Он вздернул подбородок и одарил меня жестким взглядом.

Он знал. Знал все о моей семье, о наших финансовых проблемах, даже о шунтах для Зигги.

Откуда, мать его, он в курсе?

Я проходила анкетирование в отделе кадров при устройстве на работу. Девушка с педикюром задала мне две сотни вопросов, на все я ответила честно. Ей наверняка заплатили. Теперь у Дженны и Блэйка имелись рычаги давления на меня. Может, и у Алекса тоже. Черт, насколько мне известно, всем участникам турне было известно о моих нуждах и проблемах племянника.

Чувствуя, как кровь закипает от гнева настолько, что меня затошнило, я развернулась и вылетела из гримерки Алекса. Я уже не хотела спать и не ощущала смены часовых поясов.

Я проснулась.

Дрожала, как и мое непокорное сердце.

Сгорая заживо.

Алекс

Все хотят быть рок-звездой. Это почти как стать божеством, но люди всегда забывают, что у бога куча дел.

Бог созидает. Двадцать четыре чертовых часа семь дней в неделю.

Богу поклоняются.

От него ждут ответов, успокоения, исполнения просьб.

И когда же ему спускаться на землю и общаться с людьми? Бог вынужден разочаровывать.

Понимаете, когда ты рок-звезда, фанаты подпитывают твои ожидания.

И ты почти всегда жадно проглатываешь их и просишь добавки.

Потому что тебе хочется верить, что ты гений, чьи тексты бессмертны, чьи мелодии пронзают насквозь. Хочется быть незабываемым, неотразимым и уникальным. И не хочется верить, что после этого ничего нет, но это так. Ты можешь быть отчаянным ублюдком с миллионами в карманах и каждую ночь трахать разных моделей, но в итоге ты всего лишь человек.

Да, простой человек. Но другие хотят видеть в тебе нечто большее. Вот как я оказался здесь. Там, где я нахожусь сегодня. Я стал тем самым смехотворным клише, над которым надсмехался в юности. Никому не нужный алкоголик-наркоман, который никогда не бывает один, но всегда чувствует себя смертельно одиноким.

Первый раз я обрел настоящую близость не когда в четырнадцать лет переспал с Лорой, дочерью водителя грузовика, на скамейке в парке Кассиобери. Я ощутил ее, стоя перед тысячами незнакомцев и исполняя свои песни. Умоляя их полюбить меня. Поверить в меня. Поддержать. И. Они. Дали. Мне. Это.

На сцене ты чувствуешь себя абсолютно голым.

Даже несмотря на то, что позади меня Вэйтроуз и его барабаны и Элфи расхаживает со своей бас-гитарой, на сцене я был практически один. И они. И свет. И слава.

Пот капает на гитару. Секс.

Мускулы напрягаются, чтобы создать идеальную гармонию. Кульминация.

Они видят меня, чувствуют меня. Они меня слышат. Блаженство.

Заниматься сексом с десятью тысячами человек каждую ночь – нелегкая работа. Вот почему мне нужен был небольшой допинг, чтобы моя производительность оставалась на одном уровне с моими собственными недостижимыми стандартами. Я выходил на сцену, когда в моих венах дури было больше, чем тромбоцитов. Я был на высоте. А когда ты на высоте, тебе не понять, как хреново низко ты падаешь. Девяносто дней реабилитации, и я чист. В основном физически.

Я дал своим слушателям самое лучшее. На «Яд и стихи» меня вдохновила Фэллон, растерзав мне сердце и скормив его волкам из таблоидов. А еще это одна из последних приличных песен, написанных мной до того, как я стал слишком зависим, и разум мой так затуманился от наркотиков, что я не смог создать ничего путного. Теперь, в завязке, мне было интересно, не потерял ли я творческую жилу вместе с наркозависимостью.

Сойдя со сцены, первой, кого я увидел, была Новенькая. Она и ее большие глаза, и узкие, в форме лука Купидона губы, и фиолетовое платье-клеш. Складывалось впечатление, что она вышла из фильма в стиле нуар прямиком в неидеальные объятия этой производственной площадки. Ее одежда бросала мне вызов, от которого мой член напрягся, и мне стало интересно, хотел ли я трахнуть мою компаньонку, чтобы избавиться от нее, или забрать ее себе, пока меня не опередил Лукас.

На ее лице, как всегда, читалось раздражение, поэтому я обошел ее и направился в гримерку. Адреналин закипал под кожей, и я запрокинул голову, обхватив ладонями затылок. Концерт прошел отлично. Нет, черт возьми. Это было великолепно. Я знал это, потому что я был там – на самом деле, а не под кайфом, как раньше, в невидимом облаке ложной самоуверенности.

Я хотел писать.

Мне нужно было писать.

В одиночестве.

Блэйк, Новенькая, две фанатки, которые пробрались за кулисы, и местный пиарщик тащились за мной в гримерку, но я захлопнул дверь прямо перед их носом, не утруждая себя объяснениями. Когда муза бьет тебя по яйцам, ты приползаешь назад и просишь ее ударить сильнее, быстрее, крепче.

Заставь меня истечь кровью. Заставь меня дышать ради этого, жить ради этого, а потом умереть. Заставь потерять разум и обрести душу. Твори свою магию, Муза. Но не заставляй меня ждать, как раньше. Я звал тебя, чтобы ты вытащила меня из пустоты. Ожидая, что ты явишься без предупреждения, как нерешительная любовница.

– Уинслоу. – Новенькая постучала в дверь несколько раз и отнюдь не вежливо. – Открой дверь, или я позвоню мисс Холден. – От меня не скрылось отсутствие слова «пожалуйста». Жаль, что она начала адаптироваться к новым условиям, ибо я не собирался ее оставлять. Я откинул голову назад и закрыл глаза. Для творчества мне нужно уединение. Лучшие слова приходят в тишине.

– Убирайся, – рявкнул я.

– Поверь мне, проводить время с тобой – далеко не первый пункт в списке моих желаний. К сожалению, крутиться вокруг тебя – часть моих обязанностей. Тебе не разрешено оставаться одному, да еще и за закрытыми дверями.

– Можешь ли ты стать еще надоедливее?

– А ты можешь стать еще большим козлом? – Она шлепнула ладонью по двери. – Открывай. Живо!

– Ой, ты делаешь паузы между словами. У меня действительно неприятности, – прорычал я из-за двери, пнув кофейный столик в другой конец комнаты. Он врезался в стену, и одна из его ножек отломалась.