Сегодня было непривычно мало работы, потому коллеги разбрелись по домам пораньше, хотя еще две недели назад все мы торчали здесь чуть ли не до полуночи. Я же осталась на работе. Во-первых, к нам доставили тело умершего и я ждала его историю болезни, чтобы не оставлять дело до понедельника. Во-вторых, я всё же надеялась увидеться с Ним.

Солнце уже давно скрылось за горизонтом. На улице стояли густые сумерки. Я сидела в нашем кабинете в полном одиночестве, пила кофе и бездумно пялилась в окно, выходившее на какие-то мрачные складские помещения больницы.

Почти полгода я не была дома, поскольку каждые выходные проводила здесь, в стенах морга, изучая микропрепараты или доделывая то, что не успела в рабочее время. Теперь же, повидавшись с родными, вспомнив прелесть родных мест и насладившись пребыванием в родной обстановке, я непривычно сильно тосковала по дому. Там, в глухой деревушке, прошло самое счастливое время моей жизни, а здесь меня окружали лишь постоянные заботы и будничная рутина. Бросить бы всё и вернуться туда, где всё начиналось!..

Дверь распахнулась так внезапно, что от испуга я вскочила со своего места и чуть не пролила на себя кофе. Из дверного проёма появилась фигура Петра Михайловича. На его голове и плечах белел слой снега. Через мгновение до меня докатилась морозная свежесть, которую он принес за собой с улицы. Видимо, он только что вернулся.

- Ты чего до сих пор здесь? – в голосе заведующего я уловила нотку удивления. Он посмотрел на меня так, словно я пробралась к нему домой и пила свой кофе у него на кухне.

- Тело уже у нас, с минуты на минуту должны принести историю. Не хотелось бы оставлять до понедельника в холодильнике, - ответила я. – А вы почему сюда вернулись, а не сразу домой поехали?

- Остались срочные бумажные дела, - вздохнул он, снимая перчатки с озябших рук. – Ну и морозильник на улице! Погода совсем с ума сошла.

- Вы голодны? – спросила я. - Ваша часть угощений дожидается вас.

- Что за повод? – слегка нахмурил бровь мужчина.

- У меня день рождения, - с каким-то неожиданным упрёком сказала я. – Подогреть вам что-нибудь?

- Это было бы очень кстати, - мягко усмехнулся Пётр Михайлович. – А то мой желудок сейчас сам себя переварит. Да и околел я совсем.

Пока он ходил к себе в кабинет раздеваться, я быстро подогрела для него мясные блюда и закуски, закипятила чайник и достала из холодильника отвоёванный специально для него кусок торта (было слишком много желающих слопать долю Петра Михайловича, поэтому за последний кусочек пришлось немного побороться, упрекнув коллег в неуважении к начальнику и тем самым отбив желание продолжать трапезу). Вскоре Пётр Михайлович снова появился в кабинете. На этот раз он двигался вполне спокойно и не совершал резких телодвижений. В левой руке он держал коробку конфет.

- Прости, Натали, я без подарка, - виновато улыбнулся он. – Но всё равно прими мои поздравления. Ты умница. Пусть у тебя всё получится, - он ни на секунду не переставал улыбаться. Мой пульс участился.

- Спасибо, Пётр Михайлович, - насильно улыбнулась я. Сейчас радоваться его поздравлению было бы кощунством. У меня ведь траур. – Будете чай или кофе?

- Кофе, пожалуйста, - сказал он, пока устраивался за столом. – Сама всё готовила?

- Сама, - кивнула я, заливая кипяток в чашку.

- Пахнет просто сногсшибательно, - он тёр ладони, хитро ухмыляясь. – Спасибо за угощение.

Я уселась на своё прежнее место у окна, взяла с подоконника кружку с холодным недопитым кофе и снова погрузилась в свои тяжёлые мысли. Наверное, погибни весь мир вокруг, я всё равно буду беспокоиться лишь о том, как бы Он оценил мои кулинарные таланты и в очередной раз похвалил. Бессовестная. Всего две недели назад умер дорогой моему сердцу человек, с которым я провела большую часть своего детства, а я уже завиляла хвостом, как дворовая шавка.

- Чего грустишь? – короткий вопрос отвлёк меня от ежедневных упражнений в самобичевании.

- Совсем недавно потеряв близкого мне человека, вместо того, чтобы скорбеть, я постоянно думаю о мужчине, в которого влюблена до мозга костей. Я уже ненавижу себя за это, - вздохнула я, отвернувшись к окну. – Разве это не подлость с моей стороны? Думать о любви, когда в семье такое горе?

- Отнюдь. Ты живой человек. А живые люди не могут и не должны всё время думать об умерших. Их жизнь закончилась, наша – нет. Какой бы болезненной ни была потеря, рано или поздно боль стихает, мы оправляемся и продолжаем жить дальше. Такова наша жестокая жизнь, - рассуждал Пётр Михайлович, покручивая в руках чашку. – Мой тебе совет, Натали: брось ты бередить своё сердце из-за человека, который явно тебя не достоин. Чёрт бы его побрал, не замечать тебя! Знал бы я, кто он, тыкнул бы ему пару раз в лицо кулаком. Для улучшения зрения.

Несколько минут мы провели в режущей слух тишине. Я сжимала в руках пустую чашку, он тихо стучал пальцами по столу. Может, это мой шанс наконец-то сдвинуться с мёртвой точки? Вдруг сама судьба столкнула нас здесь в этот морозный апрельский вечер?

- Не могу, сколько бы ни пыталась, - наконец заговорила я. – Я каждый день вижу этого человека, а если не вижу, то очень по нему скучаю, и тогда уже не могу думать ни о чём другом, кроме как о желании поскорее с ним увидеться. И, кстати, вы его очень хорошо знаете.

- Вот как. Значит, кто-то из наших? Неужели Витька Соколов? Вот негодяй…

- Нет, что вы, Витя здесь не при чём, - перебила его я. – Он очень хороший.

- Да, ты права. Он ведь твоего возраста и совсем не подходит под описание «старый слепой дурак». Только не говори, что это Евгений Мечеславович! Нет, конечно, всяко бывает, но ему уже далеко за пятьдесят, а тебе только двадцать пять…

- Евгений Мечеславович мне в отцы годится. Нет, это не он, - сурово продолжала я.

Моё внутреннее напряжение удваивалось с каждой секундой. Вот-вот я открою ему свою самую страшную тайну. И тогда уже ничего нельзя будет изменить. Наверное, мне стоило остановиться, но я больше не могла держать свои чувства взаперти.

- Но в нашем отделении больше нет мужчин, - пожал плечами Пётр Михайлович.

- Почему же? – всё моё нутро сжалось от ужаса: ещё пара слов, и придет конец не только моим многомесячным терзаниям, но и нашим товарищеским отношениям. Но будь, что будет. Я устала бегать сама от себя. Я поймала его озадаченный взгляд и наконец спросила: – А как же вы, Пётр Михайлович?

- Я?..

- Вы.

На секунду на его лице промелькнуло замешательство, но он сумел быстро его подавить. Вместо этого его вытянутое лицо приняло суровое и даже жестокое выражение. Он нахмурился. Да и вся его фигура была непривычно напряжена.

- Надеюсь, это была шутка? – никогда прежде я не слышала, чтоб он говорил таким сердитым тоном. Я отрицательно покачала головой. Он смерил меня холодным взглядом и поднялся со стула. – Брось. Это не сулит тебе ничего хорошего.

- Знаю, - мой голос предательски дрогнул, и я не смогла сказать всю фразу целиком. – Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Вы женитесь, у вас куча забот, переезд, а тут я со своими глупостями. Мне очень стыдно. Простите меня.

- С чего ты взяла, что я женюсь? – его цепкие глаза ни на секунду не выпускали меня из виду. Уже в то мгновение я пожалела о совершенной глупости. О чём я только думала, признаваясь в любви начальнику?

- Таня… Татьяна Сергеевна сказала, - призналась я и опустила взгляд в пол. Мне было ужасно стыдно смотреть ему в глаза. Кажется, теперь я никогда не смогу смотреть на него нормально.

- Да, дела… - вздохнул Пётр Михайлович. – Видимо, Татьяна Сергеевна куда проницательнее меня и просто решила уколоть тебя в больное место. Отношения у вас явно не очень дружеские. К тому же, у неё давно на меня зуб. Вот она и отыгралась. Не волнуйся, ты не могла повлиять ни на какие мои планы потому, что их просто не было. А в остальном… извини, что сам не понял. Я не разбираюсь во всех этих психологических штуках и совсем не понимаю намёков. Мне стоило быть внимательнее и поговорить с тобой раньше.