- Вижу, что не спишь. Давай поговорим, - тихо сказал он. Я даже не пошевелилась. – Да, я признаю, что сегодня повёл себя, как мудак. И все прошлые разы я вёл себя соответствующе. Получается, что теперь я мудак в десятой степени. Просто я не привык к такому количеству конкурентов. Слишком уж их много в последнее время. Но в этом нет твоей вины. Я слышал, что ты сегодня ответила ему. Слышал и всё равно упрекнул тебя. Прости меня.

- Прощаю, - многозначительно вздохнула я, показавшись из своего убежища, после чего весьма деловитым тоном добавила: – Больше не капризничай.

- Не буду, - усмехнулся Петя, сжимая мою ладонь в своей.

Но он соврал. И в ближайшем будущем мне придётся в этом убедиться.

***

Теплый апрельский день сиял нежными весенними красками. На улицах зацвела душистая белая черёмуха, заполнившая всё пространство своим дурманящим ароматом. После обеда этого чудесного денька я по долгу службы работала с трёхлетним ребёнком, умершим ночью в педиатрическом отделении нашей больницы.

Вернее, вскрытие, как и всегда в случае с детскими смертями, проводил Пётр Михайлович, а я ему ассистировала: подавала инструменты, брала образцы органов на гистологическое исследование и просто немного разбавляла мрачную обстановку своим присутствием. По крайней мере, я так думала.

Четыре дня назад этот малыш поступил в детское отделение с долевой пневмонией*, осложнение которой, очевидно, и стало причиной его ранней гибели. И теперь нам, стиснув зубы от негодования на судьбу за то, что она не пощадила даже такую кроху, предстояло выяснить, что это было за осложнение.

Лечащий врач ребёнка задерживался, поэтому мы с Петром Михайловичем приступили к вскрытию без него. Хоть это и было нарушением установленного порядка, но зато значительно экономило наше время, ведь у нас тоже были свои житейские заботы вне стен морга.

Мы довольно быстро изучили историю болезни ребёнка и провели наружный осмотр тела. Теперь нужно было приступать к исследованию естественных полостей. Начинали, как положено, с черепа. Признаться, мне всегда было немного не по себе в подобных случаях, хотя за своё небольшое время работы мне не раз доводилось лицезреть случаи, куда более неприятные, чем этот безобидный ребёнок. Наверное, именно в возрасте и заключалась проблема. Я всегда жалела умерших детишек. А теперь, когда я всерьёз задумалась над своими собственными детьми, мне было невыносимо больно смотреть на это беззащитное, бездыханное тельце, распластавшееся на холодном столе.

Когда Пётр Михайлович взял в руки пилу и без особых усилий хладнокровно принялся пилить крошечный череп, я не могла узнать в нём своего доброго Петю, хотя по нахмуренному лицу я догадывалась, что ему самому не нравится это занятие. Положив головной мозг на свою большую ладонь, он с минуту рассматривал его под ярким светом лампы, после чего заявил:

- Кажется, мы нашли причину смерти. Взгляни.

- Похоже на гнойный энцефалит*, - сказала я, посмотрев на серый с грязно-зелеными участками комок в протянутой ко мне руке.

- Это определенно он, - кивнул Петя, после чего сделал несколько срезов.

- Судя по истории болезни, молниеносная форма*, - добавила я. – Вчера утром у него даже не было высокой температуры.

- Похоже на то, - воскликнул Петр Михайлович. – Но в любом случае надо провести всё, как положено, и оформить документацию. Сделаешь?

- Конечно, - кивнула я.

Мне не было обидно за то, что Петя спихивает на меня самую грязную работу: поочередно вытаскивать органы из беззащитного тела, а потом возвращать на место то, что от них осталось, зашивать, обмывать и одевать тело, писать бумажки. Я была рада хоть чем-то ему помочь, ведь в последние пару дней его состояние заметно ухудшилось. Он мало спал и почти ничего не ел. Видимо, это была реакция организма на двухнедельный курс химиотерапии. Я с ужасом подумала, что, будь он при смерти, я бы отвезла его куда угодно, только не в нашу больницу, иначе его бездыханное тело привезли бы к нам и… нет, нет и нет. Не хочу даже представлять, что было бы потом.

- Петя! - вскрикнула возникшая из ниоткуда Татьяна Сергеевна. Я встрепенулась и уставилась на неё во все глаза. Она выглядела крайне растерянной и даже напуганной. Необычайно редкое зрелище. К тому же, она назвала Петра Михайловича просто по имени, чего раньше с ней никогда не случалось. – У нас тело. Тебе надо на это взглянуть. Срочно.

Петя бросил на меня озадаченный взгляд и молча вышел в коридор. Я посмотрела на Витю, занимавшегося вскрытием пожилой женщины в другом конце зала. Он тоже посмотрел на меня. Нас определенно интересовал один и тот же вопрос: что могло так сильно напугать всегда спокойную Татьяну Сергеевну?

Не закончив исследование, я вышла в санпропускник и там столкнулась с Петей, которого едва узнала. Его мраморно белое лицо удивило меня. Он привычно хмурился, и над основанием носа отчётливо виднелись две маленькие поперечные морщинки, выражавшие крайнюю степень сосредоточенности. Но сейчас в выражении его лица было что-то новое, совершенно мне незнакомое. Весь его лоб был покрыт длинными глубокими морщинами. Словно за несколько минут он постарел на пару десятков лет. Эти изменения испугали меня. Но больше всего меня волновал его безжизненный, стеклянный взгляд. Очевидно, он ушёл очень глубоко в себя. Я подозревала, что Таня сообщила заведующему нечто ужасное. Но что? Что могло так впечатлить моего непоколебимого и хладнокровного Петю? Голова вскипала от тысячи возможных вариантов.

Петр Михайлович был настолько в себе, что не замечал никого вокруг. Наконец закончив приготовления к экспертизе и надев перчатки, он вышел в коридор и леденящим душу голосом разорвал тишину.

«Никому не соваться в малый зал, пока не закончится вскрытие!» - вскоре после этих слов я услышала, как захлопнулась дверь того самого малого секционного зала.

«Случилось что-то очень страшное», - моментально заключила я, стуча зубами от страха. Вдруг на горизонте появилась Татьяна Сергеевна. Она, похоже, понемногу приходила в чувства и приобретала прежний равнодушный вид.

- Таня, что случилось? – мой голос дрожал. – Умоляю, скажи мне. Я ещё никогда не видела Петра Михайловича таким раздражённым и таким странным.

- Его бывшую жену привезли, - холодно ответила Татьяна Сергеевна, не глядя на меня. – Наверное, он просто очень рад долгожданной встрече, - отпустив столь ошеломительную фразу, она застегнула халат и с преспокойным видом зашагала по коридору в направлении лаборантской.

Я же терялась в догадках, чего ожидать от сегодняшнего вечера и стоит ли мне вообще возвращаться домой.

Комментарий к Часть 5. Долгожданная встреча

Долевая пневмония - воспаление лёгкого, затрагивающее как минимум одну долю лёгкого. Всего долей пять: три в правом и две в левом лёгком. Данный вид пневмонии очень опасен для детей, поскольку их организм не может в полной мере справляться с недостатком кислорода в крови (доля, в которой развилось воспаление, не участвует в газообмене , поэтому, чем больше ткани лёгкого вовлечено в процесс, тем меньше кислорода поступает в организм).

Энцефалит - воспаление головного мозга. Часто заканчивается серьёзными нарушениями функций всех систем органов и смертью. В данном случае энцефалит развился из-за того, что микробы из лёгких с кровью попали в головной мозг и вызвали воспаление. Молниеносная форма подразумевает стремительное прогрессирование заболевания и его крайне тяжёлую форму, что чаще всего заканчивается летальным исходом.

Это была минутка саморазвития, пусть и не очень радужная. Всем спасибо за внимание.

========== Часть 6. И в горе, и в радости ==========

Оставшиеся рабочие часы я провела в состоянии навязчивого беспокойства и крайней растерянности. Я так сильно разнервничалась, что даже не могла нормально закончить аутопсию: инструменты то и дело валились из рук, как будто на их месте выросла парочка ржавых граблей.