–Про какую же выгоду ты тогда упоминала? Ты говорила, что мадам Бенуа преследовала и личный интерес.
–О, это совсем просто! Она хотела знать придется ли ей сталкиваться с трудностями, удочерив нас. Сможем ли мы полюбить ее как родную или же в погоне за поисками настоящих родителей, не воспримем ее должным образом.
Авелина молчала, обдумывая сказанные ей слова.
Да, это можно понять – думала она. – Любой потенциальный родитель, собравшийся усыновить чужого ребенка, захочет знать не только побольше о ребенке, но и о его родителях, с которыми возможно тоже будет иметь дело.
–Ей просто хотелось знать, что ждет ее, после удочерения. Мне кажется, это вполне логично, я бы на ее месте тоже так поступила. – отметила Аннет, словно прочитав мысли своей сестры.
–Так что же мы теперь? Франсуа? – вновь вернулась к прошлой теме Авелина. Ей не хотелось больше обсуждать поступок мадам Бенуа, здесь всё было для нее вполне ясно и понятно, а значит, не стоило на этом и застрять никакого внимания.
Анет пожала плечами и засмеялась, решив, как и ее сестра больше не затрагивать тему, связанную с мадам. Мадам собиралась помочь ей, а это заслуживало неподдельной к ней любви. Всякие подозрения только бы опорочили это светлое чувство. Поэтому, быстро переключившись на иное русло разговора, Аннет стало весело. Ей это казалось так непривычно и так нелепо – Авелин и Аннет Франсуа. Кто бы мог подумать? Авелине сначала показалось странным что сестра смеется, а потом и ей тоже стало смешно, насколько сильно они заблуждались. Конечно, в фамилии не было ничего смешного, наоборот, она казалась им благородной. Но благородство они себе не приписывали, от этого им это казалось чем-то абсолютно невообразимым. Создавшаяся ситуация и атмосфера смеха напомнила сестрам то, как хорошо они проводили время раньше, когда каждый день могли быть рядом. И как бы им хотелось всё вернуть. Вспоминания о том, как они пытались бежать стали ужасно нелепыми и поступки казались чрезмерно глупыми и необдуманными. Если бы они знали, что некуда им бежать, и что ждет их там, за дверьми детского дома только трудности и огорчения, они никогда бы не пустились в этот бег.
И все-таки тогда удачно всё сложилось. – так они думали теперь.
Это не могло продолжаться долго, и вот теперь, они в эпицентре событий их собственной жизни, которая крутила их всё сильнее, чем ближе они находились к его сердцевине. Смех радостного веселья Авелины постепенно стал переходить на истерический смех по мере того, как она сознавала узкость своих мыслей, доверчивость своей натуры и предубежденность относительно счастливого будущего. Всё оказалось куда сложнее, чем она ожидала. Могла ли она поверить в это раньше! Уж, конечно, нет. Если бы ей сказали, что такое случится через несколько лет, она бы просто назвала рассказчика дурачком, который сам не знает над чем шутит.
–Мне кажется это уже не наша фамилия, – начала Анет, после того как остатки истерического нервного смеха иссякли, – мы жили не с ней, а значит незачем нам ее возвращать. Всю жизнь с младенчества я была Кайе, и я ей и останусь.
–Над этим еще стоит подумать, – на выдохе произнесла Авелина. Ей казалось, что смеялись они так долго и так хорошо, хотя на самом деле не прошло и семи секунд. Их хватило, чтобы осознать своё отчаянное положение.
Анет пора уже было уходить, и она сказала об этом сестре. Авелина полностью понимала сестру и знала, что ее ждут, но в голове у нее оставался один недосказанный вопрос, ответ на который Аннет заранее узнала.
– Ты ничего не слышала про Эмери? – со всей серьезностью спросила Авелина. – Я знаю, сейчас, наверное, не время говорить про него, но…
– Я понимаю, – прервала сестру Анет, – судя по разговору воспитательницы с врачом, я сразу поняла, что речь о нем. Он выписался практически сразу, как сюда попал. Он отделался лишь несколькими ушибами. – без интонации произнесла Анет. – Эмери совсем не пострадал в аварии, в которой ты еле выжила. Авелина, он настоящий урод, раз позволил тебе быть на грани жизни и смерти, а сам даже не ушибся!
– Да, это так похоже на него, – Авелина схватилась рукой за голову, чувствуя, как у неё начинает болеть голова. – Ну, вот как, как ему удается везде «выходить сухим из воды»? – продолжала она, явно в не себя от этой новости.
И хотя Авелина говорила с большой неприязнью об Эмери, она лишь делала вид, чтобы не разочаровывать сестру. Внутри себя она всё еще испытывала к нему теплые чувства, хотя и помнила, почему они попали в аварию.
– Не знаю. Ты думаешь, всё продолжится? Тебе разве не надоело все это?
Авелина жалела, что когда-то поведала эту историю своей сестре и рассказала ей всю правду, но тогда она была в таком отчаянии, что непременно хотелось кому-то излить свою душу. Так как кроме родной сестры она не могла больше никому довериться, то рассказала всё ей, не питая надежд найти поддержку. Однако Аннет, несмотря на то что была младше сестры, всерьез восприняла услышанное и с тех пор смотрела на Эмери как на самого злейшего врага, которого следовало избегать при любых обстоятельствах. Авелина же спустя время стала вновь смотреть на всё сквозь розовые очки, не замечая жестокой правды. Даже случай с этой аварией не показал ей, как эгоистичен и самовлюблен ее возлюбленный. Как ничтожна она в его глазах. Он не помог с ее лечением, ни разу не навестил пока она была здесь, не извинился за то, что именно по его вине она оказалась в больнице. Авелина же, ни раз раздумывая над этим, всякий раз находила этому новое оправдание: «Наверное у него не было возможности помочь мне», «Наверное у него были срочные дела и он не смог найти время, чтобы меня навестить», «Наверное он не знает что я тут, и думает, что я выписалась сразу как и он, а если знает, то может думает, что я не хочу его видеть, и поэтому не приходит…», «Наверное у него случилось что-то более серьезное», «Наверное…», «Наверное…», «Наверное…»… Казалось, этому нет конца.
Она находила Эмери чрезвычайно красивым и умным, галантным на столько, насколько подобает хорошему джентльмену, добрым и весьма осторожным, ценила его высокие вкусы к музыке и литературе, была очарована его обаянием, которое усиливалось его спокойствием и уверенностью в себе. К тому же он был достаточно обеспеченным. И хотя Авелина ценила в нем совсем не наличие денег, это было просто приятным дополнением ко всем ранее перечисленным качествам. Порой, Авелина приписывала у себя в голове и те качества ему, которых у него совсем не водилось. Например, она считала его добрым, хотя свою доброту он проявлял только тогда, когда это было выгодно ему, но последнего она старалась не видеть, поэтому сознательно не думала об этом. Она считала, что он прекрасно разбирается в музыке и искусстве, однако его знания были лишь поверхностными, а слова об этом напускные. И если бы она сама в этом разбиралась столь хорошо, то возможно поняла бы это, но она не разбиралась и принимала всё за чистую монету, проглатывая каждое его слово. Авелина для себя решила, что больше не будет с ним связываться, и что их отношения ни к чему не приведут. Однако чувства у нее к нему всё еще остались. Больше она их не показывала так открыто и старалась всячески в себе подавить.
– Ох, не знаю, милая Аннет. Я думаю, что он еще даст о себе знать. – Авелина подумала об этом с тайной надеждой, а Аннет еще больше разозлилась.
– Тебе понадобится еще время, чтобы вернуться к прошлому образу жизни. К образу, который был у тебя до аварии. Не думаю, что его будет волновать твои чувства, и твое выздоровление! – высказалась Анет, которая интуитивно догадывалась о мыслях и чувствах сестры.
–Да, наверное, ты права – наконец сдалась Авелина и позволила уйти нелепым чувствам подальше.
–Ты больше его не любишь же? – спросила не по годам взрослая Анет и сразу же пожалела о своем вопросе.
–Не знаю. Не уверена, что вообще любила. – Сказала Авелина и не соврала, потому что именно в данный момент такие мысли пришли на ее ум, хотя подсознание ее было убеждено в обратном.
