– Ты привезла сюда свою сестру-потаскуху и сына грешника, чтобы снова испытать стойкость этого города! – кричал Эл, повернувшись в сторону конторы.

– Он говорит о моем папе, – в ужасе прошептал Эли. – Сын грешника…

Проповедник Эл определенно решил, что Сван в конторе и слушает его, но она ушла всего за несколько минут до его появления, чтобы посмотреть на новый шлифовальный станок на фабрике.

– Никто не останется безнаказанным в этом мире! – вопил проповедник. – Грех отца созрел в сыне! Сестра и мать стыда породили еще больше стыда! Сван Хардигри! Выйди из своего убежища, женщина, и отрекись от своей семьи!

Наклонившись через подоконник, я с ужасом смотрела, как Джаспер Уэйд и еще несколько мужчин застыли у начала мостика. Он был слишком узким, двоим не разойтись. Джаспер уговаривал Эла вернуться, но тот словно не слышал. Тогда Джаспер ступил на тонкие доски.

– Отойди от меня, демон Уэйд! – закричал проповедник Эл. – Твой отец был заложником похоти Хардигри и спал с темнокожей!

Джаспер остановился и нахмурился. Эли вздрогнул. В эту секунду на мостках рядом с рабочими появилась моя бабушка.

– О господи! – вздохнул мистер Албертс, стоявший позади нас. – Сейчас мисс Сван за него возьмется.

Казалось, в эту минуту бабушка могла убить взглядом. Она прошла по узким, непрочным мосткам уверенной походкой светской дамы на воскресной прогулке. Мужчины увидели ее и прижались к стене каменоломни, давая ей дорогу. Сван коснулась руки Джаспера и покачала головой. Он снова нахмурился, но отступил назад.

Бабушка быстро пошла по мостику, на котором стоял проповедник Эл. Она смотрела прямо на него и не произносила ни слова. Проповедник начал пятиться, размахивая своим плакатом и вопя какие-то цитаты из Библии. Сван наступала на него. Вдруг его лицо исказила гримаса страха, он влез на ограждение, одной рукой держа свой плакат, а другой цепляясь за поручень.

– Я знал правду тогда и знаю ее сейчас! – крикнул он.

Сван спокойно остановилась и тихо заговорила с ним. Мы с Эли не могли слышать ее, но позднее узнали, что она сказала: «Энтони Уэйд был добр к тебе. Однажды он спас тебе жизнь. Но именно ты позволил моей сестре разболтать его секрет. С этим тебе придется жить. Или умереть. Выбирай».

Джаспер и другие мужчины, столпившиеся на мостках, кричали Элу:

– Брось плакат, проповедник! Забирайся обратно! Но их слова не смогли пересилить адское пламя, которое старик увидел в глазах Сван. Он поднял правую руку в привычном театральном жесте, судорожно дернул головой – и в следующее мгновение его пальцы разжались. Проповедник Эл выпустил поручень и камнем полетел вниз. Его рот был разинут в безмолвном крике. Раздался глухой удар – и наступила зловещая тишина. Все сразу поняли, что он разбился насмерть.

Я прижалась к Эли, и он схватил меня за руку, тяжело дыша.

– Она убила его одним взглядом.

Я могла только кивнуть.

Сван отвезла меня обратно в особняк, с нами переехали Матильда и Карен. Мы буквально забаррикадировались за мраморными стенами. Карен, так пока и не узнавшая, что Уэйды ее родственники, с сочувствием отнеслась к тому, что мне пришлось стать свидетельницей ужасного происшествия. Она, как могла, утешала меня, держала за руку, когда я спала. Но все равно каждую ночь после гибели проповедника Эла мне снились кошмары. Я снова и снова видела, как он падает и разбивается, словно зрелый арбуз, на мраморном полу.

Однажды ночью я поняла, что все равно не засну, и отправилась вниз в ночной рубашке, оставив спящую Карен. Матильда поймала меня у подножия лестницы.

– Поднимись в свою комнату, – сказала она. – Мы с твоей бабушкой обсуждаем то, что Клара наговорила о твоей прабабушке и Энтони Уэйде. – Матильда помолчала, потом добавила: – И обо мне. Это не для твоих ушей. Да и Карен тоже не следует этого слышать.

– Но ведь я и так уже все знаю.

– Мы очень сожалеем об этом.

– А вы скажете Карен? Я не думаю, чтобы она была против того, что у нее есть белые родственники.

Матильда вдруг коснулась моей щеки прохладной, золотистой рукой. Выражение ее карих глаз смягчилось.

– Что ты думаешь обо мне после того, что услышала? Только будь честной.

– Я не знаю, что думать. Но я все равно вас люблю.

Из бокового корридора вышла Сван. Ее лицо, спокойное и холодное, казалось совершенным, а тело в мягких серых брюках и кашемировом свитере в тон – безупречным. Увидев меня, она нахмурилась и объявила:

– Пожалуй, нам пора поговорить.

Я вздрогнула:

– Я была бы благодарна вам, мэм, если бы вы мне кое-что объяснили.

Бабушка провела меня в гостиную, мы сели друг напротив друга на парчовых диванах с мраморными ножками. Она откашлялась.

– Некоторые слухи могут создать у тебя превратное представление о том, что ты должна в будущем унаследовать. Мне бы хотелось, чтобы ты не забывала о том, как много хорошего мы сделали для этого города. Наша семья построила город, куда приезжают достойные люди полюбоваться его красотой. Жить и работать здесь считается почетным. Мы занимаемся благотворительностью, и благополучие этого города не в последнюю очередь зависит от денег и решимости Хардигри. Мы создали этот город, и мы о нем заботимся. У нас есть обязанности. Ты меня понимаешь?

– Да, мэм. Нам очень повезло.

– Нет, это не так. Удача не приходит ко всем. Человек сам зарабатывает себе удачу. Если бы твоя прабабушка Эста не работала так много сама и не распорядилась бы так удачно своими капиталами, этого города никогда бы не существовало. Богатство не в камне, Дарл. Богатство вот здесь. – Сван положила руку на сердце и помолчала.

– Ну а что касается тех ужасных вещей, которые наговорила Клара, все это правда. Во всяком случае, это часть правды.

– Вы хотите сказать, что дедушка Эли на самом деле работал на нас много лет назад?

– Да. Почти сорок лет назад.

– И он… любил прабабушку Эсту?

– Да, любил.

– И Матильду тоже любил?

– Да.

Мне вдруг стало страшно. Ужасная правда выбралась на свет. И словно в подтверждение моих опасений, бабушка негромко произнесла:

– А теперь все разрушено. Когда людям неизвестны факты, они могут только сплетничать и строить догадки. Но если есть доказательства, люди могут повести себя ужасно. К несчастью, доказательство живет в нашем собственном Каменном коттежде.

Я сцепила пальцы.

– Прошу вас, мэм, только не говорите, что вы должны уволить отца Эли и его семье придется отсюда уехать. Прошу вас.

– У меня нет выбора. Я не хочу, чтобы люди сравнивали их с Матильдой и Карен, мне не нужны неприятности. Разве ты хочешь, чтобы с Карен плохо обращались?

– Нет, но…

– Матильда – одна из нас. Моя репутация защищает ее. Но всех я защитить не могу. Уэйды должны уехать.

«Я умру! Без Эли я превращусь здесь в камень!» – думала я. Мне хотелось плакать, умолять Сван, но я знала, что этим лишь подолью масла в огонь. Она постарается еще быстрее избавиться от Уэйдов.

– Но, может быть, Матильда хочет, чтобы они остались здесь? Если они родственники Карен…

– Я уже сказала Матильде, что позабочусь о том, чтобы Джаспер Уэйд нашел хорошую работу где-нибудь в другом месте. Матильда все понимает. Она должна думать о том, чтобы репутация Карен в городе не пострадала. И, честно говоря, так будет лучше и для Уэйдов. Гадкие сплетни никому не приносят пользы.

– Но какое имеет значение то, что они родственники семьи Дав?! Матильда и Карен такие же, как мы!

– Когда ты станешь постарше, ты поймешь, насколько ограниченны люди.

– Я и сейчас все понимаю! Вы не можете отослать Эли!

В воздухе как будто промелькнула молния. Сван внимательнее посмотрела на меня.

– Я думаю, тебе лучше узнать уже сейчас, что судьба Эли не имеет к тебе никакого отношения. И даже если бы он остался в городе, я не позволила бы тебе дружить с ним.

У меня внутри как будто что-то прорвалось.

– Если все в нашей семье могли влюбляться, в кого захотят, то и я могу! – закричала я. – И мне не придется платить Эли за то, чтобы он любил меня, как прабабушка платила Энтони Уэйду!