На перемене положение не улучшилось. Большинство учеников так и осталось сидеть в классе, бесцельно ожидая окончания перерыва. В коридорах и кабинетах зажёгся электрический свет, было слишком темно для начала дня, но радио упорно молчало, издавая звуки статики в перерывах между передачами. Учителя ждали штормового предупреждения, чтобы отпустить детей домой, но его не поступало. Ветер продолжал бесчинствовать, обдирая пожелтевшую от жары листву с деревьев и швыряя её в окна и стены школы.

  Элли была одной из немногих, кто вышел из класса. Она направилась в туалет, расположенный на этаж выше. Не было никакой причины выбирать именно этот, но она решила пройтись. На лестнице девочка едва не столкнулась с учительницей рисования. Та шла, опустив голову и стиснув на груди края вязаной шали. Она казалась непривычно подавленной, потухшей, как выгоревшее солнце.

   - Доброе утро, мисс Чейн! - бодро поприветствовала её Элли. Учительница вздрогнула от звука её голоса и подняла голову. Взгляд её больших лучистых глаз теперь был затравленным, в зрачках молодой женщины неровным пульсом билась тревога.

   - Доброе утро, Элли, - поспешно ответила мисс Чейн, прижимаясь к перилам. Она сжала края шали с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а ткань затрещала от напряжения. Мисс Чейн дождалась, пока Элли не пройдёт мимо, и только после этого продолжила торопливо спускаться по ступеням. Несколько раз она обернулась, словно проверяя, не пошла ли девочка за ней.

  Элли удивлённо посмотрела вслед своей учительнице рисования. Никогда прежде она не видела её такой испуганной и растерянной. Почему-то это зрелище даже показалось ей приятным. Девочка не знала, почему мисс Чейн вдруг стала так её бояться, но определённо не видела в этом ничего плохого. Чужой страх оказался вкуснее, чем кукурузные звёздочки с клубничным сиропом.

  Этим вечером её мама вернулась очень поздно. Элли с трудом дождалась её, но та лишь велела дочери скорее ложиться спать. От Маргарет неприятно и незнакомо пахло, и вела она себя странно. Ужинать она не стала, даже не спросила, что ела дочь. Элли подчинилась без возражений, она понимала, почему мама так себя ведёт. Или, по крайней мере, думала, что понимает. Кончиться это могло чем угодно, варианты могли быть как плохими, так и вполне приемлемыми. Элли поднялась к себе наверх и плотно закрыла за собой дверь.

  Жаркий ветер и духота донимали людей всю неделю, дождь на жаждущую землю так и не пролился, трава пожелтела. Запах засохших и подгнивших роз в саду соседа стал совершенно нестерпимым, хотя никто, кроме Элли, его, казалось, не замечал. Выходные не принесли облегчения. Жара только усилилась, больших чёрных жуков стало ещё больше, их гудение наполняло воздух и проникало в сны и разговоры. Теперь даже днём вдоль улиц горели фонари, но они не могли разогнать тревожный полумрак, заполнивший всё вокруг. По тротуарам вились пылевые смерчики, люди старались выходить наружу как можно реже. Почти во всех домах горел электрический свет, иногда из приоткрытых окон доносились звуки телевизоров. От этого улицы казались заполненными призраками, сотканными из теней и пыли.

  Люди впервые с таким нетерпением ждали начала рабочей недели. Они мечтали сбежать в чистые кондиционируемые офисы и хоть на несколько часов скрыться от этой удушающей жары. Вечером в воскресенье из приоткрытых окон доносились голоса дикторов с новостных каналов, рассказывающих о погоде на ближайшую неделю. Почти никто не смотрел фильмы и сериалы, все ждали сообщения о дожде или хотя бы уменьшении жары. Надежды их были тщетными. Жара и не думала спадать, ветер не изменил ни силы, ни направления, дождей не предвиделось, несмотря на ходившие по небу грозовые тучи. И то, и другое дикторы хором называли непонятной погодной аномалией.

  Маргарет всё воскресенье оставалась дома. До обеда она работала в своей комнате, а потом занялась разборкой оставшихся после переезда коробок. На все предложения дочери поиграть вместе, женщина отвечала отказом, ссылаясь на обилие работы. На самом деле Маргарет просто не хотелось с ней разговаривать. Стив позвонил утром в субботу и отменил их встречу на этих выходных, туманно сославшись на какие-то срочные дела. И это после того, как она предложила познакомить его с Элли! Маргарет решила не тянуть и сразу расставить приоритеты, но Стива это, как оказалось, не устроило. Женщина не знала, на кого она злилась больше - на себя за поспешность, на него, на дочь или на бывшего.

  Элли наблюдала за метаниями Маргарет, сидя на ступеньках лестницы. Помогать она не собиралась, тем более что её помощи никто и не просил. В эти выходные мама была дома, но она точно была не с ней. Элли подумала, что это должно было расстроить её, но девочке было всё равно. Сердце её любимой мамочки ускользало к какому-то мужчине, и она ничего не могла с этим поделать. И это было почти не больно. Просто внутри всё стало каким-то холодным и твёрдым.

  Когда солнце начало садиться, и от предметов по полу протянулись острые холодные тени, Элли встала и поднялась к себе. Есть она не хотела, а сидеть на холодной ступеньке было скучно. Впрочем, она знала, что скука продлится недолго. Ночь уже начала вступать в свои права, погружая дом в сумрак. С первого этажа донёсся крик Маргарет, она звала дочь ужинать. Элли не ответила. Пусть считает, что она обиделась. Это даже можно было назвать правдой. Девочка села на пол посреди комнаты и разложила перед собой бумагу и цветные мелки. Сегодня она выбрала красный и розовый, они как нельзя лучше подходили для её будущего рисунка. Элли собралась нарисовать то, чего хотела больше всего на свете, и что у неё пытался отобрать какой-то незнакомый мужчина. Девочка была уверена, что её новый друг обязательно подарит ей то, что она хочет. Если она нарисует это очень-очень хорошо.

  Начало недели не было ознаменовано никаким примечательным событием. Взрослые разошлись по своим офисам и магазинчикам, стройкам и заправкам. Кто-то из них изнывал от жары, кто-то прятался за жалюзи под работающими на полную мощность кондиционерами. Дети всех возрастов разошлись по школам и детским садам. До летних каникул оставалось совсем немного времени, но эти жаркие дни казались вечностью для школьников, запертых в душных классах. Они постоянно отвлекались на уроках и неохотно записывали то, что рассказывали учителя.

  Лишь в одном классе царило напряжённое сосредоточение. Сам воздух в нём казался холодным от пронизывающих комнату теней, но это был холод совсем иного рода. Дети сидели неподвижно за своими партами и механически водили ручками по тетрадям, не поднимая голов и не задавая вопросов. Все они чувствовали безотчётный липкий страх, не имевший ни источника, ни названия.

  И в небе, затянутом чёрными тучами, и в учениках, подавленных непонятной угрозой, назревал взрыв. Дети, более чуткие и восприимчивые, чем взрослые, остро чувствовали, что всё скоро должно закончиться. Такое напряжение не могло длиться вечно, и со дня на день оно должно было достигнуть своего пика.