Маленький старичок с физиономией лакея на пенсии заканчивает свой йогурт, жеманничая, как стареющая поэтесса, затем вытирает тонкие губы, приглаживает прилипшие к бледному черепу оставшиеся четырнадцать волосков и спрашивает:

– А вы знаете анекдот про человека, купившего своим детям хамелеона?

Поскольку я не знаю, то отвечаю «нет», а поскольку хорошо воспитан, то не добавляю, что не имею ни малейшего желания его узнать...

Мне надо подумать, а он может идти со своим хамелеоном к чертовой бабушке.

Мы проехали только Бар-де-Дюк, и старикашка хочет как можно дольше посидеть в вагоне-ресторане и окончательно затрахать своего визави.

– Так вот, – начинает он, – один человек покупает своим детям хамелеона, чтобы показать, как это животное меняет свой цвет.

– Очень интересно, – говорю я, погружаясь в океан мыслей...

– Он кладет хамелеона на красную тряпку, – продолжает старикан.

– Кто? – рассеянно спрашиваю я.

Старикашка с четырнадцатью волосками ошарашенно выпучивает глаза.

– Ну... тот человек, – бормочет он.

– Какой человек? – продолжаю я, думая совсем о другом.

– Ну тот, что купил своим детям хамелеона...

Я возвращаюсь на землю, если так можно выразиться, поскольку нахожусь в скором поезде/несущемся по лотарингским равнинам со скоростью сто сорок километров в час.

– Ах да...

Старичок приглаживает свою шевелюру... Я смотрю на его чайник и спрашиваю себя, действительно ли это волосы или он каждое утро рисует себе эти линии тушью.

– Он кладет хамелеона на красную тряпку, и хамелеон становится красным, – продолжает он. – Кладет на черную – хамелеон становится черным... Кладет на кусок шотландской ткани, и... хамелеон взрывается.

При этом старичок начинает хохотать.

– А дальше? – спрашиваю я.

Он становится унылым, как фильм Бунюеля.

– Вы не поняли?.. Хамелеон взорвался... Взорвался потому, что его положили на шотландку – ткань в разноцветную клетку.

Он снова смеется, надеясь заразить меня своим весельем.

– Очень смешно, – мрачно говорю я.

Это его обескураживает. Он насупливается, а я пользуюсь этим, чтобы обдумать свои дела.

Смотрю на котлы: одиннадцать часов. В Страсбур мы приедем сразу после полудня... Только бы успеть! Обидно проделать такой путь за просто так...

Я знаю, что дорога каждая минута. Так сказал большому боссу врач. Наш клиент не доживет до конца дня. Если к моему приезду в нем останется хоть атом жизни, я должен буду во что бы то ни стало вырвать у него его секреты...

Дело началось бестолково, как и всегда...

Один тип, живший в гостинице в Страсбуре, попал в больницу с острым приступом полиомиелита. Его сразу сунули в «стальное легкое». Случилось это вчера вечером. Спасти его уже невозможно, тип вот-вот загнется, если это уже не произошло.

Дирекция отеля собрала его багаж, чтобы отправить в больницу. Среди персонала гостиницы оказался любопытный. Он полез в чемодан больного и нашел там... Угадайте что?

Бомбу, всего-навсего... Не какую-нибудь примитивную самоделку, а клевую штуковину с часовым механизмом, отличным детонатором и прочими удобствами, разве что без центрального отопления, ванной комнаты и туалета.

Естественно, обнаружив такое, парень завопил от ужаса. Явились полицейские, просмотрели бумаги больного, но при нем оказалось только удостоверение личности на фамилию Клюни; как выяснилось, фальшивое. Поскольку в Страсбуре в самое ближайшее время должны начаться международные переговоры о подписании торгового договора с Германией, полицейские сказали себе, что у парня были недобрые намерения насчет переговоров, и известили Секретную службу.

Шеф, у которого нюх, как у охотничьей собаки, отправил на место меня, сказав, что дело настолько темное, что прояснить его может только мастер.

Я начал с телефонного разговора с главврачом больницы ранним утром.

– Этот тип обречен, – сказал он мне. – Он скоро умрет.

– С ним можно разговаривать?

– Нет, он в «стальном легком».

– Установите в аппарате микрофон, чтобы был слышен малейший шепот.

– Он уже не способен даже шептать.

– Его можно «подстегнуть»?

– Возможно, но надо спешить...

– Приготовьте все, я выезжаю, – сказал я. И вскочил в скорый поезд.

Теперь вы понимаете, что старикашка с четырнадцатью волосенками и допотопными анекдотами действует мне на нервы.

Служащий вагона-ресторана как раз принимает оплату счетов. Я бросаю ему две «косых» и говорю, что сдачу он может оставить себе, чтобы его мамочка имела обеспеченную старость, и отваливаю в тот момент, когда отставной лакей предлагает мне рассказать анекдот о двух педиках, которые не ладили между собой, но не хотели разойтись, потому что оба были католиками!

Над Страсбуром, когда я туда приезжаю, светит ласковое солнце. Смотрю на крыши, но аистов там не больше, чем интеллекта в глазах постового полицейского.

Воспользуюсь случаем, чтобы сделать вам одно признание: сколько раз я ни приезжал в Страсбур, я не видел там ни одного аиста.

На площади перед вокзалом стоит черная машина с полицейским за рулем. Тип в шляпе и непромокаемом плаще стоит перед тачкой. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это бравый парень из Секретной службы.

Направляюсь к нему.

– Спорю, – спрашиваю, – что вы ждете меня? Он смотрит настороженно.

– Комиссар Сан-Антонио?

– Он самый.

Агент подносит два пальца с коротко остриженными ногтями к полям своей шляпы.

– Я действительно ждал вас, господин комиссар. И открывает мне дверцу.

– Как Клюни? – спрашиваю.

Он пожимает плечами.

– Когда я уезжал четверть часа назад, он еще жил, но был очень плох... Честно говоря, сомневаюсь, чтобы вам удалось вытнуть из него хоть слово.

– Посмотрим.

Он угощает меня сигаретой, но я отказываюсь: за время пути я и так выкурил две пачки.

Больница находится недалеко. Это унылое серое здание, как и все больницы Франции.

Мой спутник ведет меня по лабиринту коридоров, пропахших эфиром и агонией. Он останавливается перед дверью с надписью: «Вход строго воспрещен» и тихо дважды стучит. Никто не отвечает «войдите», но миленькая медсестра открывает дверь. Маленькая пухленькая блондиночка из тех лакомых кусочков, что так приятно встречать в путешествии.