Теперь капитан сидел в кресле и наблюдал чайник, вода в котором, греясь от огня очага, вот уже несколько часов к ряду не хотела вскипать. В голове Баста это не укладывалось, как и не укладывалось в ней то, отчего ворота города до сих пор не закрыты на выезд и въезд, почему не растет пошлина, почему ему нельзя казнить без достаточного повода, если все встречи подданных с лордом, даже самые пустяковые, обычно именно этим и заканчиваются, и куда еще запропастился его проклятый первый помощник (в понимании капитана - личный секретарь).
Слух Баста, заметно обострившийся после инцидента, различал тяжелое дыхание гостя, в нерешительности ожидающего за дверью, но природная склочность и дурной нрав, в довесок к фанатичной тяге к соблюдению не только городских законов (которые подчас сам же и устанавливал, или наоборот - менял устои, когда те шли в разрез с его мировоззрением), но и элементарных норм приличия, не позволяли капитану пригласить незваного гостя в кабинет. Он ожидал стука, а его не следовало - и это тоже злило Баста.
Капитан не мог видеть сквозь стены, а отсутствие привычного шума работы для него не представлялось достаточно веским поводом, чтобы поняться с кресла и пойти проверить обстановку в ратуше. Сделай капитан так - выйди сейчас из кабинета - он бы увидел, что большая часть помещений здания городского муниципалитета превратилась в ледник. Фердинант же, проделав весь этот длинный путь от замка к центру Хельмрока, имел возможность убедиться в плачевности положения города. Осознание собственной ответственности за происходящее, а также крайне вредные угрызения совести за несовершенное им преступление в очередной раз подтолкнули старого слугу к решительным мерам, - Фердинант постучал в дверь.
- Войдите! - тут же раздалось из кабинета.
Голос капитана ездил по ушам, как пила на лесопилке ездит по бревнам, и едва заметная тень удовольствия от разрешения неудобного положения утонула в неприятном, резком тембре, усталости тона и хронической аллергии Баста на мир вокруг. А потому, когда Фердинант входил в логово главного мясника Хельмрока, он мысленно приготовился, если не к расправе над собой несчастным, то к сильному противлению со стороны Баста, который хоть и цеплялся за насиженное место из последних сил, выполнять прямые обязательства по обеспечению сохранности города и граждан не желал. Он куда больше заботился о собственном статусе - чувствовал, как покидают его силы и утекает власть сквозь пальцы. Как он думал, вовсе не добросовестной службы ожидали от него подчиненные и граждане, но железной хватки, и с каждым новым прожитым днем металл покрывался ржавчиной, а сам капитан все реже выходил на свежий воздух, опасаясь ускорения коррозии.
Предчувствуя высокую вероятность спора, дворецкий заранее приготовил у себя в голове внушительный список аргументов в пользу необходимости спуска в шахту и восстановления нарушенного там производства. Весь этот список доводов пал жертвой затхлости помещения, от резкого и даже едкого запаха которого слезы навернулись на глаза Фердинанта.
Первым делом дворецкий оглядел кабинет. Он посмотрел на некипящий чайник, по поверхности которого непрестанно текла вода, отчего на полу у очага образовалась лужа, тем краем, что ближе к огню - испаряющаяся, противным ему - леденеющая; посмотрел на стол, заваленный отчетами и рапортами, наверняка нечитанными, но тем не менее уже подписанными и заверенными штампом печати; посмотрел на занавешенное окно и лезвие топора глубже чем наполовину засевшее в черепушке капитана. И только когда оглядел это все, Фердинант обратил внимание на самого хозяина кабинета, исподлобья смотрящего на него.
Только правая половина лица Баста сохранила подвижность, мышцы левой, если и поддавались кратковременным сокращениям, то неконтролируемым тикам. Левый глаз смотрел косо, а зрачок его размером существенно отличался от зрачка правого. Одну из рук - ту, которой лучше владел - капитан имел привычку держать во время разговора на резной рукоятке револьвера, заряженного, вычищенного и смазанного. Ему по молодости не раз доводилось участвовать в соревнованиях на меткость, и даже в зрелом возрасте он нередко выходил из таких состязаний победителем, оставляя молодежь далеко позади нюхать порох от его выстрелов. За время своей службы на улицах Хельмрока, тогда еще простым стражником, он несколько раз открывал огонь по нарушителям, и всякий раз такие противостояния заканчивались одинаково плохо для неприятеля, сам же Баст отделывался лишь легкими ранениями, а куда чаще одной только бессонницей. К сожалению для капитана, тот период, когда на жизнь его покусились, выдался сравнительно спокойным, а сон его в те ночи был особенно крепким, если не беспробудным.
- Чего вам надобно, мистер? - угрожающе проскрипел капитан и не ясно было больше в его голосе ноток интереса, или же ноток-предвестников грядущей бури. Баст не знал вошедшего, не знал, что тот служит у Мортимера. По правде сказать, мало кто из городских подозревал о наличии в замке кого-нибудь, помимо лорда, и капитан, старающийся не замечать власти выше него, как сам лорд старался не обращать внимание на короля Фэйр и владык прочих регионов королевства, формально равных ему по статусу, не знал дворецкого и ни разу со времен заступления на должность не бывал на приеме у правителя Холлбрука.
Окно позади него отчасти потому было завешено, что из него открывался отличный вид на Хельмрокский замок, а уж этого-то зрелища Баст на дух не переносил, в основном потому, что сам хотел быть лордом и плевать на подданных с высочайшей башни замка. Все картины с родовой крепостью Мортимера, прежде во множественном числе висевшие на стенах ратуши, Баст в тайне от лорда повелел сжечь. И их сожгли, не раздумывая и не смея перечить, ибо каждый из служащих и граждан понимал до боли злободневности: пусть лорд Мортимер правит всем Холлбруком и отдает приказы, но Баст и только он приводит те приказы в действие, - именно с Бастом они вынуждены считаться, от него напрямую зависит их благоденствие.
Выше командира городского гарнизона нынче в Хельмроке представителей власти не было. С тех пор как замковую и городскую стражи объединили, а капитан замковой исчез при невыясненных обстоятельствах, между воротами обители лорда Мортимера и внешними стенами города находилась неоспоримая территория капитана Баста.
- Касательно моего к вам прихода, достопочтимый сэр, - начал Фердинант с учтивости, войдя в кабинет и плотно затворив за собой дверь, - Такому мудрому и уважаемому человеку как Вы, разумеется, известна тяжесть положения, сложившегося снаружи, во всех его нелицеприятных подробностях, о которых, с Вашего позволения, умолчу.
Вместо ответа Баст поерзал седалищем, отчего его пузо всколыхнулось, а массивная грудь даже от этих незначительных движений начала вздыматься чаще.
- Я это к тому, сэр Баст, что, быть может, мы могли бы приступить к делу безотлагательно? Ну, знаете, минуя затяжное вступление...