Когда-то он мечтал уподобиться парящему в синеве орлу. А сам уже много лет шнырял, точно крыса, по замызганному полу и рылся в гнилых отбросах. Но, наконец, он ощутил, что ему под силу сражаться с хищниками, он даже может спасти кого-то, вырвав жертву из их когтей.

Когда-то, много лет тому назад, Опарыш стал его счастливой звездой. Сперва ему было противно браться за такую тему – словно в выгребную яму лезть. Но вскоре предметом досады и раздражения стали сама история и ее герой, так что в конечном итоге получился обвинительный памфлет, своего рода объявление войны заполонившей город мерзости. Та страстная статья произвела настоящий фурор.

Дело не ограничилось хорошей премией от редакции. Изменилась вся его жизнь: его позвали работать в другое издание – хоть и не очень большое, но пользующееся успехом у читателей.

Журналист, который до сих пор жил в бедности, которому приходилось приспосабливаться и ловчить, чтобы не умереть с голоду, решил, что теперь, добившись успеха, он заживет припеваючи, счастливо и благополучно.

Но вышло иначе. Выбравшись из жестокой нужды, он вначале ощутил блаженство, словно человек, который продрог и, придя домой, наконец укутался в теплое одеяло. Очень скоро ему стало казаться, будто он вырядился в чужую одежду, неудобную, сковывающую движения.

Раньше любые неудобства и беды представлялись ему лишь препятствиями на пути, а теперь возникло такое чувство, словно он оказался на чужом, неверном пути. Ему стало неуютно и беспокойно.

Он был убежден, что несчастья обрушиваются на человека извне, и потому даже не задумывался о бедах, которые приходят изнутри. Он полагал, что лишь тот может справиться с горькой долей, кто изначально родился, как говорят, с золотой ложкой во рту, у остальных такого везения нет, а родиться в семье бедняков – это вообще клеймо на всю жизнь.

И вот, внезапно получив, благодаря Опарышу, все, о чем он так мечтал, журналист вдруг осознал, что он вовсе не так счастлив, как может показаться. Это не было капризом человека сытого, который наелся всего и теперь с жиру бесится. Наверное, правильнее было бы назвать это болезнью роста: так бывает, когда душа взрослеет и крепнет.

Статья об Опарыше изменила все. Журналист, наконец, ухватился за возможность познать себя, заглянуть в самые глубины своей души, которые не хотел замечать в те дни, когда ему казалось, будто миром правят только власть и деньги.

Он встретил людей из высшего общества и, заглянув в их низкие души, вдруг осознал, что вовсе не хочет с ними сближаться. Да, раньше ему вечно приходилось скулить: мол, мне очень жаль, но у меня не было другого выхода. И все же в глубине души он не был испорченным человеком. Да, он всегда был недоволен своей жизнью, но, если разобраться, и недоволен-то был потому, что душа его истомилась по чистоте.

Почти все люди, живущие в том мире, куда он страстно мечтал попасть, показались ему больными. Их мысли представились непостижимыми для его разума, как мысли летучих мышей или змей. Казалось, у них только людская оболочка, а речь и поступки, словно у жутких инопланетных тварей. Он не понимал их, и общение с ними сделалось невыносимым.

Оглядываясь назад, журналист видел, насколько глупо было искать одобрения окружающих, как бессмысленно было поддаваться чувству неполноценности, если получить это одобрение не удавалось. Гораздо важнее оказалось то, как ты оцениваешь себя сам. Если ты не веришь в себя и себя не любишь, то, даже если ты окажешься в самом что ни на есть расчудесном месте, ты все равно не сможешь быть счастливым.

Нынешние его переживания ничем не напоминали тогдашние муки больного самолюбия, страдающего от отсутствия признания. Он больше не пытался надеть маску в надежде, что люди его заметят и оценят; не страдал от того, что живет черт-те как в мире, где ему ничего не принадлежит. Теперь у него был свой внутренний мир, и он почувствовал, что его душа все-таки не чета заплеванному полу в забегаловке на рынке Кванчжан.

И по мере того, как созревал его внутренний мир, до него стало доходить, что именно он может сделать для этой вселенной, гармония которой нарушена тысячи лет назад.

Постепенно свет, озаривший глубины его души, стал проникать в его жизнь, словно свет солнца, которое растапливает снег и пробуждает цветы. «Я же журналист. Надо хоть раз в жизни написать по-настоящему хорошую статью, попытаться хоть что-то сделать, чтобы восстановить гармонию». За прошедшие несколько лет эта мысль окрепла и созрела, и, наконец, в надежде исполнить задуманное, он поехал собирать материалы в городок, расположенный в устье реки Сомчжин, но по дороге, во время остановки в Чхонане, был убит в туалете с крошевом знаменитого чхонанского печенья во рту.

Он отправился туда расследовать смерть старшеклассницы. Официальное следствие закончилось, полиция пришла к выводу, что девочка покончила с собой из-за депрессии. Но журналист больше не мог безучастно наблюдать за маленькими трагедиями, о которых общество так легко забывает и к которым относится как к делам самым что ни на есть заурядным: вот, кто-то позавтракал, кто-то почистил зубы, а ученица какой-то провинциальной школы покончила с собой. Но журналист не доехал.

А на лбу у него появились две аккуратные дырочки.

Свидетелей не было. Звуки выстрелов заглушил грохот самосвалов на дороге.

Как всегда, к посту с этой историей Джастисмен приложил материалы, подтверждающие его слова. И многие форумчане принялись строить гипотезы, гадать, кто же убийца. Большинство пришли к выводу, что это Опарыш.

Куда делся Опарыш, никто не знал, все трое убитых были с ним связаны, все были его врагами – уж, конечно, он и есть главный подозреваемый, кто же еще? Но другие возражали: псу понятно, что Джастисмен еще не закончил, рано класть ложку, нужно дослушать до конца!

На форуме случился настоящий холивар, оппоненты даже предлагали развиртуализироваться и разобраться вживую. Встретились ли они в реальности и дошло ли дело до драки, об этом история умалчивает.

Тем не менее, в ту пору Джастисмена знали только пользователи Интернета, которые посылали друг дружке ссылки на его форум, обсуждали его посты и горячо спорили. Когда же Джастисмен рассказал о четвертом убитом, пошли другие разговоры: мол, есть преступники, которых меч правосудия настичь не может, и вот место бессильного закона пришел занять Мститель, готовый найти и покарать виновных…

Труп, обнаруженный в устье реки Сомчжин, был так сильно раздут, что не поймешь, кто это. Никаких вещей или документов, по которым можно идентифицировать личность, обнаружено не было, и полицейские горестно вздыхали, предвидя тяжелую работенку. Но тут из НИИ судебных экспертиз и криминалистики пришел результат вскрытия, и копы вздохнули уже с облегчением – это было самоубийство. Погибла ученица старшей школы.

По отпечаткам пальцев и данным из стоматологической клиники, полицейские установили личность девочки, после чего отрапортовали, что школьница покончила с собой из-за плохих оценок – непонятно, как так получилось, но она напрочь завалила экзамены.

Отчего сеульской школьнице понадобилось тащиться на другой конец страны к реке Сомчжин, чтобы свести счеты с жизнью, в рапорте не было ни слова, и надо думать, полиция этого и не знала. Ни у кого не было желания возиться с самоубийством. У полицейских никогда не хватает людей на расследование таких вещей, как приведшие к самоубийству депрессии подростков.

Подобными случаями занимаются пресса, общественные организации, Министерство по делам семьи и гендерного равенства, а в сферу компетенции полицейских они не входят. Полиция расследует преступления. Будь это убийство, копы ловили бы преступника, пытались бы вникнуть в его мотивы, но им ни к чему копаться в деталях тех обстоятельств, которые привели человека к унынию, пусть даже он из-за них лишил себя жизни.

Не имело значения даже место, откуда спрыгнула девочка – была ли это крыша здания, перила моста или утес над рекой. Для полиции важно было только одно: убийство это или самоубийство, а раз выяснилось, что самоубийство, значит, миссия выполнена.