Скептическое хмыканье мог бы вызвать разве что способ устроить столь желанный для крыс катаклизм. Семи пядей во лбу не требовалось, чтобы понять: речь шла о жертвоприношении или о ритуальном убийстве. Убийстве человека; от крыс требовалось совершить символическое умерщвление нынешнего «царя природы», чтобы продемонстрировать его недееспособность, унизить. Как у Киплинга: Акелла-де промахнулся, следовательно вожаком больше быть не вправе.

В былые времена хмыкнул бы и сам Мартин. Как образованный человек двадцать первого века. Еще бы вспомнил студенческие ритуалы ночью на экзамене. «Халява, приди! Халява, приди!». В том смысле, что подготовки к сдаче эти трепыхания все равно заменить не могут.

Но столкнувшись несколько лет назад с самой настоящей магией — в лице джинна, попавшего в плохие руки и лапы — Мятликов теперь свой высокомерный скепсис поумерил. Понял теперь: колдовство существует, оно возможно. И тем более возможны явления, которые только несведущим покажутся магическими чудесами.

Вспомнилась некогда услышанная мельком цитата из «Теории хаоса». Про взмах крыла бабочки, способный вызвать землетрясение на другом континенте. И подумалось следом: а как насчет того, чтобы нужную бабочку поймать и заставить произвести роковой взмах в наиболее походящем для этого месте? Так сказать, по заказу.

Затем, похоже, и существовали подобные легенды. Подсказывая посвященным и насчет бабочек, и насчет подходящих мест. И о самой по себе возможности что-то изменить данным способом.

К такому заключению пришел Мартин Мятликов. И теперь перешел к другому вопросу: а что предпринимают крысы, желая добиться от природы желанного для них результата. И предпринимают ли вообще.

По запросу «Нападения крыс на людей» щедрый Гугл выдал целую кучу ссылок на статьи в новостных сайтах — посвященных, главным образом, происшествиям и криминальной хронике.

«Стая крыс загрызла насмерть бомжа в подземном переходе».

«Ребенок госпитализирован после укуса крысой».

«Крысы терроризируют жильцов многоквартирного дома».

Впрочем, в частном секторе тоже не все гладко: «Жильцы ряда частных домов жалуются на активность грызунов-вредителей».

«На станции московского метрополитена видели огромную крысу».

И тому подобное.

Заголовок последней статьи отдавал желтизной пуще орошенного собаками свежевыпавшего снега. Так что верить ей не стоило даже растерявшему былой скептицизм Мартину. Но в целом открывшаяся картина не радовала. Неугомонный враг человека, серый и хвостатый, не дремал, было ясно. Более того, судя по количеству публикаций, наращивал свою активность.

«Каково это, когда в войне одна сторона не знает, что с ней воюют?» — подумал Мятликов с грустью.

Одно обнадеживало, что похоже, не всякое убийство хомо сапиенса годилось в качестве подношения Рогатой Крысе. Ведь бомжа того загрызли, но судя по дате публикации, не меньше трех дней прошло — а солнце по-прежнему светило. И никакие Тамбора с Везувием ему вроде не мешали.

Следовательно, эта ставка не сыграла, как говорят крупье. Что-то не учли хвостатые ублюдки. Либо день выбрали неподходящий — фазу луны и все такое прочее. Либо грязный забудлыга в жертву не годился. Потому как… например, по образу жизни был ближе к крысам, чем к человекам разумным.

То есть, время у него, Мартина, как и у всего человечества, в запасе имелось. Но время — на что? Что мог сделать тот же Мартин Мятликов?

Если подумать, выходило, что даже предостеречь собратьев по цивилизации и биологическому виду он не мог. Максимум, чего бы при этом добился — угодил в палату с мягкими стенами. А прежде на корню уничтожил бы собственную деловую репутацию. Настолько, что даже выпишись он однажды из вышеназванной палаты, на работу его бы не взяли даже дворником.

Да, стоило считаться с этой склонностью людского общества — на любую странную, непривычную и пугающую точку зрения придумывать диагноз. И объяснять психическими расстройствами все услышанное, что не вписывается в привычную картину мира.

Что там говорить, если даже супруге своей Мятликов до конца не открылся. Про свою способность понимать животных, например, не заикнулся даже. Зачем волновать лишний раз беременную женщину? И вообще… хоть и клянутся новобрачные быть вместе в горе и в радости, но жить с человеком, у которого не все дома, едва ли входит в это понятие. Так что, признайся Мартин в способности, простому смертному недоступной — и даже за сохранение своего брака после этого поручиться бы он не смог.

Тем не менее, скрыть новое увлечение от супруги Мятликову было не легче, чем утаить шило в мешке. Только что легенду о Рогатой праматери-Крысе пришлось приписать одному из коренных народов Крайнего Севера. Благо, народов этих много, а мифология их имела интерес разве что узкоспециальный. Так что, даже захоти она проверить, ничего бы у жены Мартина не вышло. А Гуля, честь ей и хвала, по крайней мере, таких попыток не предпринимала.

Хватило ей и просто быть в курсе того, что тревожит любимого мужа. И заставляет часами просиживать с ноутбуком на коленях. Да еще в нерабочее время и без всякой производственной необходимости.

Причем нельзя было сказать, что посиделки эти ее хоть радовали. Наоборот.

Заметив, что муж опять засиделся за поиском предметов своих опасений; видя, как напряжен он сам, и с каким хмурым выражением вглядывается в экран ноутбука, Гуля подошла к нему, села рядом на диван и молча обняла, прижавшись.

Вздохнув, Мартин оторвался от экрана.

— Может быть, зря ты так, — робко произнесла супруга, — мало ли легенд, пророчеств и тому подобного люди насочиняли. И половина грозит всем нам страшными карами. А половина — наоборот… о «золотом веке» каком-то толкует. Которого мы лишились из-за неразумности своей и порочности, но когда-нибудь обретем снова. Один Нострадамус со своими катренами чего стоит! Или вот скандинавы. По их пророчествам в конце времен случится трехлетняя зима, волк Фенрир пожрет солнце… ты представляешь? А потом придут огненные великаны…

И осеклась, наткнувшись на еще более помрачневший взгляд мужа.

Было отчего ему помрачнеть. Ведь и зима долгая, и отсутствие солнца (все равно по какой причине) неплохо вписывались в его истолкование крысиной легенды. Много-много проснувшихся разом вулканов могли устроить и то, и другое. А также потоки лавы, которые при толике воображения способны сойти за «огненных великанов».

Мартин даже не пробовал себя убедить, что это-де просто совпадение. Изжил в себе такую склонность вместе с обывательским скепсисом.

— Ну… может, оставишь это тем, кому по службе… положено этим заниматься? — еще более робко предложила Гуля.

— Кому? — Мартин невесело усмехнулся. — В органы что ли обратиться? Чтоб проверили ту легенду на экстремизм?

Едва не сказал «ту крысиную легенду», но вовремя поправился.

— Или в санэпидстанцию? Пусть истребят всех крыс на планете… которых, на минуточку где-то на порядок больше, чем людей. Типа, раньше все руки не доходили это сделать, но теперь к ним обратилась такая важная персона как я. А значит, они точно всю эту хвостатую братию вытравят. Просто не смогут отказаться! Или… если Большой Полярный Лис все-таки придет, пусть служба отлова бездомных животных им занимается, так? Поймают эту зверушку, накроют сачком — и в приют?..

Слово «приют» Мятликов выпалил с нескрываемой ненавистью — почти на рефлексах. Вспомнилось собственное пребывание в этой темнице для ставших бродягами домашних питомцев.

Но Гуля, хоть сама и вызволила его оттуда, об этом нюансе не знала — про то, что он был котом, Мартин ей тем более не рассказывал. Поэтому истолковала тон супруга по-своему.

Всхлипнула, отстраняясь. Да как бы невзначай положила руки себе на живот, уже начавший округляться. Такой вот очевидный намек. Или, если угодно, напоминание. Помни, мол… но не о смерти, а наоборот, о новой жизни. Которую я в себе ношу на радость нам обоим.

— Ну а ты-то что можешь… один? — вздохнув, произнесла супруга затем, почти в тон собственным недавним мыслям Мартина. — Ты, конечно, хороший профессионал… в своем деле. Наверное, даже самый лучший. Но… прости, но не герой! Не Супермен, не Рэмбо и не Брюс Уиллис. Куда тебе мир спасать? Ты, небось, даже в армии не служил.