А незнакомец в черном уже несся вперед из церкви на выход, через открытую галерею, подальше от мощей святого Блаженного.

Синицкая отмерла, подбежала к Петровичу, они вместе вызвали полицию и «Скорую» для охранника Виктора Седова. По инструкции позвонили и директору музея – Злате Ильиничне Куликовой, чтобы та проверила сохранность вверенного ей имущества.

Пока ждали подкрепления, Лена вместе с Петровичем пила в подсобке сладкий горячий чай вприкуску с валерьянкой. Ее все еще трясло и через полчаса, когда наконец-то приехал следователь Владимир Яшин вместе с командой полицейских. Охранника Седова увезли на «Скорой», врач заверил, что с ним будет все в порядке.

Яшин выглядел еще хуже, чем днем. Весь помятый и осунувшийся, с воспаленными глазами. Он явно не тянул на защитника обиженных и оскорбленных.

«Да его самого лечить нужно, а то и спасать», – с недоумением подумала Лена.

– Итак, снова здравствуйте, повторяю вопрос – вы всегда, Елена Андреевна, ставите будильник на полпервого ночи? – устало потирая переносицу, спросил Яшин.

Лена откинула льняную прядь волос за ухо, представив себе, как она сейчас выглядит – бледная, выжатая как лимон, да еще и трясется от пережитого страха, как при лихорадке. А еще на следователя наговаривает! Вон он как на работе горит!

– Я иногда засыпаю на рабочем месте, потому для встряски, чтобы не отключиться, каждый час у меня будильник звенит. Если я бодрствую, то будильник сразу отключаю, – тихо промямлила она.

Объяснять этому следователю с красными глазами про такую дурацкую привычку и про то, что она, бывает, дрыхнет на работе, было очень неприятно.

Яшин сразу ухватился за эту несостыковку:

– А что вы делаете на работе ночью? Ваш рабочий день, насколько я помню, заканчивается в восемнадцать ноль-ноль? – строго спросил он.

«Откуда он знает, во сколько мой рабочий день заканчивается? Может, он у меня вообще ненормированный?» – удивилась про себя Синицкая.

– По ночам, конечно же, по договоренности с начальством, я здесь работаю над диссертацией. В храме находятся уникальные письменные источники, которые необходимы мне для научной работы. Можете у Златы Ильиничны уточнить, – с обидой добавила она.

– Хорошо, я так и сделаю. А какая тема вашей работы? – прищурившись, спросил следователь.

– Тема моей работы? Не думаю, что вам это интересно. Но я отвечу – моя тема: «Московские святыни шестнадцатого века». В частности, большой акцент в работе я делаю на архитектурном ансамбле храма Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву, где мы с вами сейчас и находимся! – гордо ответила Синицкая.

– Храм, что на Рву. Снова святой Василий, – тихо промолвил Яшин. – Вы мне еще расскажите, что делал ваш таинственный грабитель у могилы Василия Блаженного.

– Во-первых, это не мой грабитель, во-вторых, он даже не грабитель, так как ничего не украдено, в-третьих, я понятия не имею, что он здесь делал. Я видела его только со спины, он сидел на корточках возле раки святого и что-то там делал! Что – не знаю. Может быть, молился? – предположила Лена.

– Ага, как же, молился! В полпервого ночи, перед этим отключив сигнализацию, чуть не укокошив одного охранника и чуть не убив вас. Больше же ему помолиться негде! К тому же учитывая, что днем произошла загадочная смерть еще одного странного товарища, опять же бывшего членом вашей группы любителей экскурсий.

Лена немного надулась и с обидой сказала:

– Вы так говорите, будто это я сначала днем придушила долговязого, а потом ночью привела сюда грабителя!

– Все может быть, – задумчиво произнес Яшин. – Я вас попрошу хотя бы в ближайшие сутки ни во что не ввязываться и держаться подальше от всего, что связано с Василием Блаженным. Да, и не уезжайте из города.

– Я и не собиралась, – буркнула Лена.

Тут в коридоре раздался громоподобный голос приехавшей директрисы.

Злата Ильинична была женщина колоритная во всех отношениях. Большая и статная, с выразительным бюстом и тремя не очень выразительными подбородками. В музее называли ее не иначе, как Генеральша. Петр Петрович добавлял, что Ильинична могла бы парадами командовать, причем даже без микрофона. Ее звучный глас было слышно во всех концах музея. Сейчас же она, судя по всему, искала именно научного работника Елену Синицкую.

Яшин пожал плечами и по телефону разрешил пропустить директрису Куликову в кабинет.

– Что у вас тут происходит, я у вас спрашиваю? Почему меня в три часа ночи выдергивают из дома? – нависая над следователем всем своим дородным телом, вопрошала директриса.

Яшин улыбнулся и мило и спокойно ответил:

– Присаживайтесь, Злата Ильинична, с вами я тоже очень хочу побеседовать!

– Нет, я не сяду. Немедленно объясните, что тут творится! На каком основании… – принялась кричать Куликова.

– А ну сядь, – негромко, но властно сказал следователь, да так, что директриса, смешно ловя губами воздух, как выброшенная на берег рыба, плюхнулась в кресло.

Синицкая, поймав взгляд следователя, одними губами прошептала:

– Можно я пойду?

Но тут ее заметила грозная директриса:

– Ага, Синицкая, ты тоже тут! Я так и знала, это все из-за тебя. Эх, чуяло мое сердце, нельзя тебе разрешать ночью тут ошиваться. Небось ты с собой мужика притащила, а тот решил нас ограбить! Я все понимаю, дело молодое! Но грабеж?

Синицкая в мгновение покраснела до корней волос.

Да как Куликова может так думать и такое говорить, подозревать ее?! Да Лена тут работает ночами, как проклятая, не зная ни покоя, ни сна. Какие мужики – тем более бандиты, – ей диссертацию сдавать скоро!

Но сообщить все это вредной бабе Лена не успела. К ней на помощь подоспел следователь Яшин:

– Злата Ильинична, смею вас заверить, что только благодаря Елене Андреевне удалось остановить преступника. Ваш научный работник Елена Синицкая смогла сберечь музейные ценности, не побоялась дать отпор грабителю. А с вами я буду серьезно беседовать на предмет того, почему меры безопасности в самом центре столицы на таком примитивном уровне. Почему у вас всего два ночных охранника и такая простая система сигнализации, которую легко отключить грабителю? У вас же здесь уникальные сокровища шестнадцатого века, древние иконы, старинные книги. Вы представляете, какую они имеют не только историческую, но и финансовую ценность?! И что будет с вами, если что-то пропадет?! – тихо, но твердо спросил у Куликовой следователь.

Та осела в кресле, просто стекла по нему вниз, схватившись за сердце:

– Леночка, скажи, пожалуйста, ничего не пропало? Удалось все осмотреть? – слабым голосом пробасила она.

«Уже „Леночка“? Не та вертихвостка, что на работу мужиков водит?» – со злорадством подумала Синицкая.

– Нет, Злата Ильинична. Судя по всему, ничего не пропало, – вслух сообщила она.

– Нужно утром провести ревизию, обзвони всех – и Толечку, и Эмму Эдуардовну, и Попову сообщи – завтра с утра они мне все нужны. Уже не завтра, а сегодня, получается, – посмотрев на дорогие часы, заявила директриса. – А ты, Лена, извини, погорячилась я. Ты можешь на три дня взять больничный, отсидись дома, отдохни, все равно тут ревизию делать будем, – нехотя добавила Злата Ильинична.

Лена сухо поблагодарила и даже не спрашивая разрешения, просочилась на выход. Ей срочно требовался горячий чай и очередная таблетка валерьянки, лечить расшатанную нервную систему.

На часах было полпятого утра. К этому моменту Синицкая влила в себя уже не меньше шести чашек крепкого сладкого чая. В голове все еще шумело, но вызывать такси Лена не спешила. Она боялась оставаться одна дома. Она все еще видела перед собой прищуренные, горящие ненавистью глаза злоумышленника и нож с зазубренным лезвием. Только чудо спасло ее от смерти. Или чудо, или молитвы ко всем святым, которые девушка судорожно вспоминала перед лицом неминуемой смерти.

Уже, конечно, нервы немного успокоились, но все равно Синицкая не представляла, что она будет делать одна дома: лечь спать в пять утра – тоже не вариант, лучше на бесконечных чашках кофе продержаться до вечера.