Почему меня не похоронили безымянным вдали от перестраивающегося Отечества и мне не стала пухом швейцарская земля? Выручило чувство, именуемое на профессиональном жаргоне чуйкой. Это уже потом, анализируя произошедшее, я вспомнил, как трепетно смотрел Грек на стопки импортных банкнот с портретами мертвых президентов, когда мы загружали их в автомобильный тайник, как всю дорогу молчал, как старался не смотреть в глаза… А тогда, действуя на чистой интуиции, я поступил вопреки своей многолетней привычке и надел-таки бронежилет. Каждая собака в нашей службе знала, что Скоморох ни при каких обстоятельствах эту штуку на себя не нацепит, потому что, во-первых, никаким броникам не доверяет, а во-вторых, полагает, что в случае любой сшибки важна не иллюзорная защищенность корпуса, а скорость движений и концентрация.

Наша машина съехала с оживленной автострады на тихую проселочную дорогу, проложенную через окультуренный швейцарский лесок. Я рулил, а Грек дремал или делал вид, что дремлет на переднем сиденье. Последние несколько часов он вел себя спокойно, и я уже не раз пожалел о надетой кольчужке. До конечного пункта оставалось километров десять, когда все и случилось.

– Тормозни, – попросил меня напарник. Машина остановилась, он выбрался наружу и скрылся за деревьями. Через несколько минут вернулся, открыл дверь и с ходу дважды выстрелил мне в правый бок из ствола с глушителем. Тут же открыл дверь с моей стороны и вытолкнул меня на дорогу, не желая пачкать кровью салон.

Пока он обходил машину, у меня хватило времени немного очухаться, и поэтому он не успел сделать контрольный выстрел – я открыл огонь первым и даже умудрился попасть ему в правое плечо. Он выронил пистолет, после чего прыгнул в машину и был таков.

Когда я с тремя сломанными ребрами вернулся в Союз, меня сразу же назначили виновным, в крайнем случае – соучастником. На счастье, Терехин, тогда еще капитан первого ранга, курировавший в то время нашу службу, хорошо меня знал и потому замолвил где надо словечко. Но все равно нервы мне тогда помотали неслабо.

А через год с небольшим ко мне домой завалились трое наглого вида молодых людей и стали настоятельно требовать «вернуть бабло», утверждая, что они «скупили все мои долги», и поэтому я им «по жизни должен». Помнится, тогда я не сдержался и сделал ребятам больно, после чего отзвонился дежурному по Управлению. По ходу расследования выяснилось, что мои гости – офицеры смежной службы, которым каким-то образом стало известно о том случае в Швейцарии. Вот такие были времена…

– Узнал? – вернул меня из воспоминаний ехидный вопрос бывшего куратора.

– Конечно.

– И что скажете? – вставил свои пять копеек Вайсфельд.

Я промолчал. А что я мог сказать?

– Теперь ты понял, Стас, зачем тебя пригласили. Притворщика может остановить только притворщик. Называй свои условия.

– Для начала выплатите мне обещанные деньги за то, что я приехал сюда и выслушал вас.

– Учтем при окончательном расчете.

– Э, нет. Уважаемый Григорий Борисович, вам доводилось слышать о втором законе Архимеда?

– Он открыл только один закон и, вообще, при чем тут Архимед?

– Этот закон гласит: роскошь офиса обратно пропорциональна щедрости его руководства. Итак, где мои деньги?

Вайсфельд открыл ящик стола, достал оттуда конверт и передал мне.

– Пересчитывать будете?

– Нет, – скромно ответил я, пряча гонорар в карман.

– А если мы вас обманем? – и что он постоянно ко мне вяжется, прилипчивый наш?

– Тогда я вас тоже обману при случае.

– Давай к делу, Стас.

– Вот именно, к делу, – вмешался вездесущий руководитель. – Ваша задача – обеспечить безопасность нашего президента и ликвидировать источник угрозы. Ваш гонорар. – он протянул мне лист бумаги с цифрой. – Это в евро.

Я взял со стола ручку с корпоративным логотипом, кое-что зачеркнул и дописал.

– И это тоже в евро. Расходы должны оплачиваться отдельно.

– Вы в своем уме?

– Ну, не в вашем же.

– Стас, – попытался, выражаясь флотским языком, «вернуть в меридиан» охамевшего провинциала в моем лице Степаныч.

– Да за такие деньги мы можем…

– Вы можете пригласить Мадонну, она споет и спляшет на поминках по господину Крупину, и это будет по-настоящему круто.

– Между прочим, мы даем вам возможность отомстить вашему другу.

– Он перестал быть таковым, когда выстрелил в меня.

– Тогда вашему врагу.

– Я давно простил всех своих врагов.

– А может, вы просто боитесь его?

– Конечно, боюсь, он же профессионал.

– Лучше вас?

– По крайней мере, не хуже. А что касается денег, то названная мной сумма – вполне реальная плата за работу для меня и моей команды.

– О команде можете не беспокоиться. В ваше подчинение будет выделена группа настоящих профессионалов.

– Не тех ли клоунов, которые ездили ко мне в гости? Я не собираюсь с ними работать. Видите ли, я им не доверяю. Так что подбор команды я оставляю за собой.

– А вы хоть кому-нибудь доверяете?

– Никому, – тут я несколько слукавил. На планете Земля найдется некоторое количество людей, к которым я отношусь с полным доверием. Просто находящиеся в данном кабинете в их число не входили, включая Степаныча. Уж больно много наговорил он своему руководству о моем скромном прошлом…

– Все равно названная вами сумма слишком велика, и я не могу согласиться…

– Если я правильно понял, у вас просто-напросто нет полномочий. Тогда о чем я с вами разговариваю?

– Стас, – укоризненно протянул Степаныч.

– И, – продолжил я свою мысль, – не пора ли господину, скучающему в комнате отдыха, подключиться к нашей беседе и сказать свое веское слово?

– Так что вы там говорили о Мадонне? – поинтересовался покинувший комнату отдыха и присоединившийся к нашей честной компании персонаж.

Господин Крупин Петр Николаевич собственной персоной. Среднего роста крепыш с простым среднерусским лицом и коротко стриженными седыми волосами. Один из наиболее успешных олигархов второй волны, лояльный к властям, не имеющий лишних политических амбиций, а потому донельзя успешный. Несколькими быстрыми шагами он пересек кабинет, подошел ко мне и протянул руку.

– Мне понравилась ваша идея, господин Кондратьев, касательно сольника Мадонны на моих поминках, но все-таки хотелось бы помереть в таком возрасте, чтобы она выступала уже в инвалидной коляске.

Хорошая у него оказалась ладошка и рукопожатие на удивление крепкое.

– Ничего не имею против Мадонны в коляске, только до этого светлого момента нужно еще дожить.

– Надеюсь, вы мне в этом поможете. Все ваши условия принимаются. – при этих словах Вайсфельд вскинул голову, открыл было рот, но смолчал. – В любое удобное время я встречусь с вами, и мы оговорим детали. Деньги за работу можете получить хоть сейчас. Вперед и полностью.

На шефа службы безопасности было жалко смотреть. Его покрасневшее, затем побледневшее ухоженное личико выразило такую боль, мне даже подумалось, что оплату за мои труды будут начислять из его собственных средств. Однако же не сказал ни слова – с трудовой дисциплиной в фирме, несомненно, был полный порядок.

– У вас есть вопросы?

– Пока нет, – тут я соврал, вопросов было немало, но ни один из них я не собирался озвучивать в этом кабинете и в этой компании.

– Тогда не смею вас больше задерживать. Не сомневаюсь, что в ближайшее время мы встретимся и все подробно обсудим. Связь со мной будете осуществлять через нашего уважаемого Андрея Степановича.

Мы попрощались с хозяином кабинета (причем он опять умудрился не подать мне руки), его боссом и бодрым шагом двинулись к выходу.

– Нет слов, Стас, как ты их! Пусть знают старую гвардию! – хлопнул меня по плечу от избытка чувств Степаныч. – А как ты догадался, что главный нас слушает?

– А вы догадались?

– Не с первых минут…

– Аналогично.

– Ну что, пойдем ко мне, я Пашку Толмачева позову, посидим, выпьем немного?