– И я тоже, – признался Бертрам. – Я четко дал понять отцу, что никогда не притронусь к акциям его банка. Он поддерживал торговлю оружием – эти деньги окрашены кровью. Он мне поверил и не оставил мне ни одной акции.

– Я знаю, – кивнула я. – И рада, что ты занял такую позицию. Я думаю, что в случае Риченды Ричард хочет убедиться, что они с Гансом официально отказались от своей доли в Стэплфорд-Холле. А сейчас он просто пытается склонить ее на свою сторону – чтобы у него был выбор и возможность как-то маневрировать.

– А она поддастся на его уговоры? Поверит ему? – спросил Бертрам.

– Кто знает, насколько сильна связь между близнецами? – задумчиво произнесла я. Риченда – хорошая женщина в глубине души, и сейчас рядом нет ее брата. Но я также знала ее и в те времена, когда она фактически находилась под контролем своего близнеца и во всем его слушалась. Может, если бы отношения в браке сложились по-другому…

– Насколько все плохо? – спросил Бертрам. – У Ганса есть любовница?

– Если и есть, то он навряд ли расскажет мне об этом, – заметила я.

– Нет, конечно нет, – Бертрам покраснел. – Я на мгновение забыл, с кем разговариваю. – При виде вопросительного выражения моего лица он добавил: – Черт побери, Эфимия, ты же знаешь, что ты – очень необычная женщина. Ты умнее большинства мужчин, которых я знал в своей жизни, даже в университете.

Большую часть времени в Оксфордском университете Бертрам пил портер, участвовал в соревнованиях по гребле и получил диплом по политэкономии с очень плохими оценками. Поэтому я не посчитала сказанное им большим комплиментом.

– Если говорить о нас с тобой, то я не знаю, в курсе ли Ричард, что мы работаем на правительство, но он может это подозревать, – высказала я свое предположение. – Мы регулярно ввязываемся во всякие авантюры, в одну за другой. Но если после всех этих дел с нами произойдет несчастный случай, то он не покажется таким уж невероятным.

– А с нами-то почему? – спросил Бертрам, наконец прекращая вышагивать взад и вперед и останавливаясь прямо напротив меня.

– Потому что мы помолвлены и собираемся пожениться. И несмотря на то, что объявление в газетах еще не появилось…

– Я должен это организовать! – перебил меня Бертрам.

– Ричард вполне может ожидать, что после нашего вступления в брак случится то, что предначертано природой.

Бертрам какое-то время моргал, стоя напротив меня и глядя мне в лицо.

– Ты можешь родить ребенка? – наконец спросил он.

– Боже праведный, Бертрам, ты так это говоришь, будто у меня может родиться осьминог!

Лицо Бертрама стало красным как свекла.

– Нет. Конечно. Просто я предполагал, что ты не захочешь становиться матерью.

– Конечно, я хочу стать матерью, – объявила я. – Со временем. А ты что же, не хочешь иметь де…

Я не смогла закончить предложение. Бертрам сжал меня в объятиях и впился губами в мои губы. Это оказалось даже не противно. Мы на некоторое время задержались в беседке.

Через несколько дней я оказалась в автомобиле Бертрама вместе с Рори Маклеодом, который устроился на заднем сиденье. Мы неслись в Лондон. Я объяснила положение дел Рори, закончив словами:

– Мы решили, что если Ричард планирует для нас что-то гнусное, то пусть лучше предпринимает эту попытку подальше от поместья и детей. Мы с Бертрамом – и ты сам – неоднократно оказывались и в худших переделках. Мы решили, что способны сами о себе позаботиться. Но мы оба считаем, ты должен знать, что происходит.

Я сидела вполоборота к Рори. Положение было неудобным, в особенности учитывая ликование Бертрама, снова севшего за руль. Только очень добрый и любезный человек мог бы описать его манеру вождения как непредсказуемую. Я считала более подходящим слово «маниакальная».

Рори глубоко вздохнул, и его ярко-зеленые глаза почти исчезли под нахмуренными бровями.

– Если бы я услышал обо всем этом раньше, то не посоветовал бы вам ехать в Лондон, – заявил он. – Но конечно, не мне вам об этом говорить.

Последняя фраза скорее напоминала рычание, чем нормальную речь. Рори оказался в положении, трудном вдвойне, если говорить об отношениях с Бертрамом и со мной. Мы с Рори когда-то были слугами, причем он – моим начальником. Мы были помолвлены. В дальнейшем мы втроем вместе работали, как равные партнеры, а потом я оказалась помолвлена с Бертрамом. Вероятно, это вызвало бурю чувств в душе у несчастного Рори. Однако я считала, что лучше их с ним не обсуждать. Рори также служил мажордомом у Бертрама, иногда выполнял обязанности его камердинера и был ему абсолютно предан. Я больше не знала, как он относится ко мне.

– Я вижу смысл в том, чтобы не позволять ему приблизиться к детям, – сказал Рори. – А мы, значит, в Лондоне занимаем оборонительную позицию, ждем его действий, а потом раз и навсегда решаем вопрос?

– Как бы мне этого хотелось! – воскликнул Бертрам. – Моя заветная мечта – стукнуть Ричарда по голове и похоронить в канаве.

– Ай [7], – сказал Рори, причем этот односложный ответ прозвучал очень зловеще.

– Но я – английский джентльмен, – продолжал Бертрам. – Я не стану опускаться до методов, которые использует мой брат.

– Я боялся это услышать, – признался Рори, шотландский акцент которого становился тем сильнее, чем более несчастным он себя чувствовал. – Может, появится ваш друг Фицрой и выполнит за нас эту работу.

– Нет, – решительно сказала я. – Последнее, что нам нужно, – это снова связываться с секретной службой.

– Но я думаю, что мы должны воспользоваться возможностью и дать понять Ричарду, что ему не следует приближаться к нам и нашим родственникам, – заявил Бертрам.

– А как вы собираетесь его в этом убеждать? – спросил Рори.

– Мы можем предложить ему отказаться от наших прав на Стэплфорд-Холл, если у нас родятся дети, – сказала я.

Услышав об этом, Рори издал настоящий рык.

– Все и всегда должно быть так, как хочет этот тип?

– Это ужасное место, связанное с жуткими воспоминаниями, – заметила я.

– На самом деле у меня остались и счастливые воспоминания из детства. Когда я был совсем маленьким, туда часто приезжал мой крестный. И слуги всегда были очень добры ко мне. Я часто украдкой забегал в кухню перекусить. И они ни разу меня не выдали.

– Это описание едва ли подходит для семейного гнезда, – заметила я.

– Единственный другой дом, который я могу тебе предложить, быстро уходит под воду на болотах, – сказал Бертрам. – Я думал, что тебе нравится Стэплфорд-Холл.

– Рори не даст «Белым садам» уйти под воду, – уверенно объявила я. – А в Стэплфорд-Холле я жить не хочу. Никогда.

– Это отличный дом, Огромный Дом. – Два последних слова Бертрам произнес так, словно их следовало писать с заглавных букв. Я с трудом сдержала смех. Но ведь Бертрам не представлял, что Стэплфорд-Холл мог бы поместиться в конюшне моего деда, и еще бы свободное место осталось. Да, вскоре придется ему во всем признаться.

– Нет, спасибо, – сказала я. – Тебя с твоими болотами мне более чем достаточно.

Бертрам явно был счастлив услышать это и еще увеличил скорость. Мы с Рори вжались в спинки сидений. Я молилась.

Отель «Карлтон» на Пэлл-Мэлл смотрелся очень хорошо, если говорить об архитектуре. Это было шестиэтажное здание с фронтонами и башенками на крыше, привлекавшими внимание и чем-то напоминавшими мне украшения на зданиях, которые мы видели в Генте. Сверху все прикрывал огромный купол. На фасаде тут и там были расположены то ли дорические, то ли ионические колонны (я постоянно забываю, чем они отличаются), сгруппированные по четыре. По углам здания возвышались квадратные пилоны. Видимые окна оказались большими и многостворчатыми, хотя я ничего не могла сказать про часть здания, предназначавшуюся для обслуживающего персонала. Здание явно строили напоказ, поэтому не стоило удивляться, что Эскофье решил отсюда вести свои дела в Лондоне. По-моему, это здание напоминало большой и довольно вульгарный свадебный торт.