Братья Гаруна начали насмехаться над пострадавшим юношей.

– Предзнаменование! – крикнул сообразительный священнослужитель. – Ложных пророков ждет неизбежное падение!

Его возглас подхватили другие, уже давно мечтавшие выставить Эль-Мюрида на посмешище. Между разными группировками завязалась толкотня.

Гарун и Эль-Мюрид продолжали смотреть друг на друга, словно предвидя будущее, и притом мрачное.

Насеф заметил духовую трубку, и его меч со звоном выскользнул из ножен. Острие оцарапало кожу в дюйме над правым глазом Гаруна. Мальчику грозила бы смерть, если бы Радетик промедлил. Сторонники роялистов взревели, в руках появилось оружие.

– Похоже, хлопот не оберешься. Пошли отсюда, дурачок ты этакий.

Подхватив Гаруна с земли, Радетик перебросил его через плечо и поспешил к шатру своего работодателя. Во время Дишархуна все – не важно, совершали ли они паломничество в Аль-Ремиш или нет, – жили неделю в шатрах.

На улице они встретили Фуада. До того уже дошли преувеличенные слухи об убийстве, и он был вне себя от гнева. Будучи рослым мужчиной с репутацией дикаря, Фуад в ярости превращался в настоящего зверя. В руке он держал боевой клинок, на вид достаточно большой, чтобы обезглавить одним ударом быка.

– Что случилось, учитель? С ним все в порядке?

– В основном перепугался. Поговорю лучше с Юсифом.

Он попытался скрыть кровотечение – Фуад куда меньше умел держать себя в руках, чем другие его земляки.

– Он ждет.

– Похоже, мне стоит брать на каждую встречу с ним какого-нибудь раненого мальчишку.

Фуад бросил на него полный яда взгляд.

Крики и звон клинков вокруг Эль-Мюрида становились все яростнее. Во время Дишархуна любые драки запрещались, но сыновья Хаммад-аль-Накира были не из тех, чьи порывы мог бы ограничить закон. Появились всадники с круглыми черными щитами, украшенными грубым изображением красного орла Королевского дома.

Радетик поспешил к шатру своего работодателя.

– Что случилось? – спросил Юсиф, как только понял, что рана Гаруна не представляет опасности, и отправил прочь многочисленных прихлебателей. – Гарун, рассказывай первым.

Мальчик был слишком перепуган, чтобы пытаться что-то сочинять.

– Я… я дунул из своей трубки. Хотел попасть в лошадь. Я даже не думал, что с ним может что-то случиться.

– Мегелин?

– Собственно, так и было. Дурацкая шутка. Я бы возложил вину на старших, которые подают молодым дурной пример. Однако я уже слышал про Саббу-и-Хассана.

– То есть?

– Насколько я понимаю – в контексте подобной же шутки. Ваши дети еще более примитивны и непосредственны, чем взрослые.

– Гарун? Это правда?

– Гм?

– Ты проделал то же самое с Саббой-и-Хассаном?

Радетик едва заметно улыбнулся, заметив, как мальчик сражается с готовой сорваться с губ ложью.

– Да, отец.

В шатер вернулся Фуад, уже успевший успокоиться.

– Учитель? – спросил Юсиф.

– Да, валиг?

– Какого дьявола они болтаются по улицам? Им положено быть на уроке.

– Будь серьезнее, Юсиф, – вмешался Фуад. – Только не говори, будто ты уже слишком стар, чтобы помнить молодость. – Валигу был сорок один год. – Сейчас Дишархун. Женщина была без вуали. Думаешь, твой учитель – чудотворец?

Радетика удивили слова Фуада. Ранее тот ясно дал ему понять, что если учитель не обучает владению оружием, в нем нет никакого смысла. Воину-вождю никакого другого образования не требовалось. Писцов и бухгалтеров можно было найти и среди рабов. К тому же Фуад недолюбливал Радетика. Что могло стать причиной столь хорошего его настроения? Радетик встревожился:

– Гарун!

Мальчик неохотно приблизился к отцу и без единого крика вытерпел заданную ему трепку. Впрочем, он нисколько не раскаялся, что разозлило Юсифа, который никогда прежде не наказывал детей при посторонних. И все же Радетик подозревал, что его работодатель не так уж и недоволен.

– А теперь иди и поищи братьев. Скажи, пусть немедленно идут сюда и держатся подальше от неприятностей.

Мальчик выбежал из шатра. Юсиф посмотрел на Фуада:

– До чего же дерзкий сорванец.

– Думаю, весь в отца. Ты сам был такой же.

Гарун был любимцем Юсифа, хотя валиг тщательно это скрывал. Радетик подозревал, что его наняли именно ради этого мальчика. Остальных швырнули на его уроки в тщетной надежде, что и к ним пристанет патина мудрости.

Гаруну наверняка бы понравилась жизнь ученого. Когда поблизости не было старших братьев, он не скрывал своей натуры. Собственно, он сам говорил Радетику, что, когда вырастет, хотел бы стать таким же, как учитель. Мегелина его слова обрадовали, но вместе с тем и смутили. Для шестилетнего мальчишки Гарун проявлял немалую решимость, следуя предназначению, данному ему по праву рождения, и вел себя так, словно был вдвое старше. Столь суровый и невозмутимый фатализм редко встречался у кого-либо моложе тридцати, и Мегелин всерьез беспокоился о судьбе мальчика.

– Юсиф, – продолжал Фуад, – это тот самый переломный момент, которого мы ждали. На этот раз у нас есть хороший, надежный как скала повод.

Радетик с удивлением понял, что Фуад говорит об Эль-Мюриде. Для него это стало откровением. Он не подозревал, что обладающие властью могут бояться Ученика – пятнадцатилетнего юноши, который, как и они сами, пришел в Аль-Ремиш, чтобы участвовать в праздновании Дишархуна и крестить новорожденную дочь в Святейших храмах Мразкима. Они лгали ему и, возможно, самим себе лишь ради того, чтобы скрыть страх.

И все из-за религиозной чепухи.

– Валиг, это выглядит глупо и варварски, – проворчал Радетик. – Даже трогательно. Парень сумасшедший. Он крестится каждый раз, когда проповедует. Вряд ли стоит в чем-то его обвинять. Пусть у него будет своя Священная неделя. Пусть говорит, если хочет. В Аль-Ремише его все равно поднимут на смех.

– Позволь мне дать хорошего пинка этому своднику с рыбьей физиономиею! – прорычал Фуад.

Юсиф умиротворяюще поднял руку:

– Успокойся. У него есть право на свое мнение. Даже если оно неверное.

Фуад замолчал.

Юсиф полностью подчинил себе младшего брата. Фуад, казалось, не обладал ни воображением, ни собственными стремлениями. Он был зеркальным отражением Юсифа, длинной правой рукой валига, молотом, ковавшим чужие мечты. Это вовсе не означало, что он всегда был со всем согласен. Иногда они с Юсифом яростно спорили, особенно когда последний проталкивал какое-либо новшество. Порой Фуад даже выигрывал. Но в любом случае, как только решение оказывалось принято, он готов был стоять за него насмерть.

– Валиг…

– Помолчи немного, Мегелин. Позволь мне объяснить, в чем ты ошибаешься. – Юсиф поправил подушки. – Разговор будет долгим. Устраивайся поудобнее.

По мнению Радетика, шатер Юсифа был обставлен в кричащем, варварском стиле. Сыновья Хаммад-аль-Накира, когда могли себе это позволить, окружали себя яркими красками. Радетик словно наяву слышал, как сталкиваются друг с другом красное, зеленое, желтое и голубое вокруг Юсифа.

– Фуад, поищи чего-нибудь выпить, а я пока начну наставлять нашего наставника. Мегелин, ты не прав, поскольку слишком убежден в правильности своей точки зрения. Оглядываясь вокруг, ты не видишь культуру. Ты видишь варваров. Ты слышишь наши религиозные споры и не можешь поверить в их серьезность. Да, многие мои соплеменники тоже в них не верят. Но большинство – верят.

Что касается Эль-Мюрида и его приспешника, – продолжал он, – ты видишь лишь безумного мальчишку и бандита. Я же вижу огромную проблему. Мальчишка говорит то, что каждый желает услышать и во что желает поверить. А Насефу, возможно, вполне хватит таланта, чтобы создать новую империю Эль-Мюрида. Вдвоем они могут выглядеть невероятно привлекательно для наших детей, у которых нет иной надежды возродить былое величие. Ты воспринимаешь Насефа как бандита, поскольку он грабил караваны. Но выдающимся и опасным человеком его делают не преступления, но та ловкость, с которой он их совершал. Если когда-нибудь он перейдет от грабежей во имя Господа к войне во имя Господа – да поможет нам Господь, ибо, скорее всего, нас уничтожат.