Касательно того разговора, тоже немало вопросов возникало. Кэсси явно о многом осведомлена, но то как она настаивала… Билл же наоборот желанием нас всех — в основном меня, — прикончить не горел, что довольно странно. Ну, во всяком случае, выставлял это так, будто бы ему это невыгодно.
Если же суммировать все его поступки, то голова кипеть начинает. Да ещё и та папка, с делами… Зачем ему этим заниматься? Ну бред же какой-то — людям он помогать не стал бы. Значит, имеет какую-то иную выгоду. Но что именно? Этот вопрос возвращает меня к самому началу.
В тот момент, когда круг был разорван, — он так въелся мне в память, и до сих пор преследует самым настойчивым кошмаром, — зрачки Билла расширились, то есть, даже не так. Они стали человеческими. В основном, таким образом я оправдывал поведение Мэйбл, для неё это выглядело как двойное убийство, она ведь заметила то крошечное изменение. Но значило ли это, что «переродившись» — или, если быть вернее переселившись — Билл оказался без сил? Вероятность определённо была. Вдумываться «почему» и «как это работает» я не хотел, были дела поважнее. К примеру эта его «охота». Он в принципе мог «собирать себя по кусочкам». Если это возможно. Просто помнится, Форд что-то подобное говорил. О поглощении более слабого, для увеличения собственной силы. И это прекрасно объясняло, почему он не нарывался на конфликт. Не время, так сказать.
Глупым считал вопрос, что Билл планировал делать после. Потому что… Билл? Планировал? Последние деньки, конечно, пестрят сумасшествием, но я в это безумия нырять не хотел. Во всяком случае, хоть какие-то отголоски разума сохранял. Пытался.
Из плохого, а если быть точнее, из более ужасного — было не особо понятно, откуда ожидать опасности. Билл, Кэсси — она явно меня недолюбливала, в угоду себе или Биллу — или сам призрак. Во всяком случае, от последнего я опасности ожидать и не переставал. А в том, что это всё-таки призрак, меня убедили декорации. Если задуматься, то все потусторонние сущности — какие-то демоны, но это уже мифология. Так что, если существо не имеет физического воплощения, привязано к своей эпохе и жаждет мести — легче всего назвать его призраком. Для удобства. И если же это призрак, это значило, что он явно последней категории. И я снова возвращался к началу. Тем не менее, должен был приехать Форд. В том, что он должен был приехать я не сомневался, не стал бы он после того лета поддерживать её рвение вмешаться. А это значило, что у меня будут хоть какие-то шансы расспросить его. Разумеется, если в этом была нужда. То есть, не то, чтобы у меня было доверие к Биллу, но он, вроде как, и сам нормально справлялся? Меня же просто мучило любопытство. Да и Форд наверняка не оставил бы возможности «раз и навсегда» стереть Билла с лица Земли. И даже не знал, правильно это, или нет. Очень смешанные чувства были к такому варианту развития событий. Крайне. Возможно, после того случая, я всё же испытывал какую-то долю вины. Передалось от Мэйбл, она была настойчива в своих доводах, что мы ужасны. Прошло столько времени, её отношение к тому случаю совсем не изменилось. И это было странно, что она решилась написать Форду. С другой стороны, как иначе она могла поступить? Она ведь прямо сказала, что не желает больше никого терять. Могла ли она возненавидеть его?
«– Ты…смог бы…ты смог бы простить? » — пронеслось у меня в голове, и пробила мелкая дрожь. Было чувство, будто мы поменялись местами. И мне это не нравилось. Совсем. Это я должен был написать Форду, я должен был узнав возненавидеть — снова — и я должен был действовать, а не сидеть на месте. Всё было неправильно, всё было чертовски неправильно. Всё совсем не на своих местах.
Я лежал на кровати и ненавидел весь мир. Как обычно, если уж на то. Спать не хотелось. «Как я мог упустить столько времени?» — не мог ответить на этот вопрос. Всё просто покатилось к чёрту. Из-за того обещания? Или по какой-то другой причине? Хотелось оправдывать всё влиянием того призрака, но… Я не мог. Нельзя всё спихивать на паранормальщину. Это так не работает. Как нельзя всё в фэнтези-мире объяснить словом «магия». Просто неправильно.
Мне нравилось происходящее. Не нравилась правда, но я был просто в восторге от всего. Опасности, непонимания, страха и даже беспомощности. Мне не хотелось принимать в этом участие, а только наблюдать, как всё катится в какую-то бездну, как всем овладевает хаос.
Не Билл желал «Странногедона», нет. Правда заключалась в том, что этого хотел я. И это было самым ужасным.
========== Глава 16. Письмо. ==========
Пятница. 21.
А спонсором утра являлась компания «философские размышления перед сном». Философские размышления перед сном — ну когда же всё это закончится? Все эти ссоры, проблемы и «самоосознания» уже достали. В особенности последнее. Ничего нового о себе уже узнавать не хотелось. И так хватило.
В четверг, перед уроком истории угораздило поссориться с Мэйбл. Типичный пустяк перерос в «молчанку между нами» и «почему ты мне ничего не говоришь?». Я и так был на нервах, а тогда просто разразился гневной триадой про то, что меня постоянно выставляют, мягко говоря, крайним. Она, разумеется, протестовала, но что мне? До конца дня был весь как на иголках, а вечером уже родители разнимали. Мэй грозилась, что расскажет о «всех моих делишках» им. Они бы не поверили. В такие вещи нельзя просто поверить, их нужно увидеть, прочувствовать. Я заткнулся по другой причине — не хотел, чтобы сестрёнку снова отправляли на те сеансы. Легче ей бы не стало, да и у неё вот-вот выступление. Просто надеялся, что для неё и её труппы оно не будет последним.
Откладывал примирение «на потом» сколько мог, но в итоге сдался. Подошёл, извинился, она что-то проворчала, но простила. Думал, после этого пойдём на урок, но не тут то было.
— Раз уж извинился, значит идёшь на репетицию. — При чём говорила она это так строго, совсем не оставляя мне выбора.
Понимая, что придётся слушать все эти французские речи, из которых максимум пойму пару слов, я был против. Это не спасло положение.
— Ладно, только не долго. — На это сестрёнка только хитро ухмыльнулась, исчезая за занавесью.
Репетировали без костюмов, потому Мэйбл довольно быстро выскочила с гримёрки. Желая блеснуть знаниями, вручила сценарий мне. Пролистал пару первых страниц — текст на французском, над некоторыми словами карандашом подписано произношение, над несколькими — перевод.
— Поверить не могу, что ты реально над этим запарилась.
— Пф, нашла текст в интеренете.
Сказать, что я был удивлён — ничего не сказать. С другой стороны — поступил бы также.
— И какой дурак занимался этим до тебя?
— А ничего что оригинал пьесы на французском?
— Оу. — Я вернулся к сценарию.
Было немного неловко, но откуда я мог знать? Не я же всем этим бредом интересовался.
— Ну всё, я пошла. Только не сбегай раньше конца.
Что заставило её верить в то, что я правда дождусь конца — неизвестно, но из-за этой фразы я знал, что меня будет мучить совесть. Возможно.
Как я и предполагал, когда Мэй только-только загорелась этой идеей — большая часть участников не особо понимали, что говорят. У некоторых произношение совсем хромало, а у одного был и вовсе немецкий акцент. Конечно, их поставили на второстепенные роли, но из-за этого на главных были не особо блещущие талантом в актёрском деле.
Они играли небольшое отрывок — «споры на рыночной площади». Не особо занимательно. Возможно, зная сюжет полностью, было бы куда понятнее, что происходит, но у меня был сценарий только парочки отрывков. Мэйбл досталась одна из главных ролей — почему она об этом не говорила? Или говорила? — толи служанки у богача, толи дочери богача, притворяющейся служанкой. Она искала птицу, случайно выпущеную из клетки. Вторая главная героиня, — кажется, в оригинале это был герой? — была разбойницей, которая столкнулась с персонажем Мэй. Ей явно с трудом давались реплики, но она больше остальных понимала настрой и её игра выглядела довольно живо. Будто бы эта роль была для неё и создана. Скорее всего, именно по этой причине её и выбрали, несмотря на корявое произношение. И я даже мог понять это. Отдать дань оригиналу — это важно, но они, как-никак, актёры, и именно этому должен быть отдан больший приоритет.
