У него было время, пока вейловское влияние не угасло, но он так ни на что не решился. Не тогда, когда был на эмоциях, не тогда, когда готов был достать чёртов маховик и прикончить грязнокровку, посмевшую засесть в сердце единственного важного ему волшебника, ещё до её рождения. Как такая пакость вообще могла уродиться?
В ту ночь Снейп впервые остался в мэноре, а Люциус, в стельку пьяный, готов был до самого его пробуждение просидеть за дверью гостевой спальни. И просидел бы, если бы не Нарцисса. Она ничего не говорила об услышанном, просто выразила беспокойство за него. Этого было достаточно, чтобы Лорд Малфой поднялся и отправился в постель, приняв решение обдумать всё на трезвую голову.
Наутро всё случилось быстро. Оба, пришедшие в себя после пьянки, помнили о сказанном хозяином мэнора, и из-за этого воспоминания Северус желал как можно скорее вернуться к новой должности. Лишь бы не иметь с этим дела. Но уже на лестнице его остановил Люциус. Не слушая возражений, он трансгрессировал в собственный кабинет, где и объяснил вкрай смущённому подобным вниманием волшебнику, что покровительство с него никто не снимал, и что ему всегда есть на кого положиться. Снейп только лишь отстранёно кивал, что в итоге вывело Малфоя из себя. Когда же даже самое агрессивное проявление его натуры ни на что не повлияло, он впервые осознал, что бессилен перед умелым окклюментом. Сломай он защиту — навредит ему. И это заставило сделать выбор между чувством достоинства и ценностью персоны перед ним. Северус видел, как сложно тому дался выбор, и потому, уходя, он согласился навестить мэнор «как-нибудь ещё».
Он ничего не скрывал от жены, потому решение сделать Снейпа крёстным Драко было принято сразу же, хотя Нарцисса и подбирала иную кандидатуру. Люциус не желал об этом слышать. Ему нужно было больше ниточек, чтобы привязать «кредитора» к себе. И если он и до конца жизни не сможет выплатить долг, то он хотя бы попытается.
Редкие визиты в каникулярное время были глотком свежего воздуха. Став профессором в Хогвартсе, Северус не имел особо много времени, так что Люциусу пришлось смириться. На его доводы, что таланты высоко ценились бы в Мунго, получал настолько резкий отказ, что это просто выводило из себя. Малфой не терпел отказов. Малфой всегда получал то, что желал. Рано или поздно. И если ждать он умел, то принимать абсолютный отказ — нет. Так что он медленно, но уверенно шёл к цели, пока наконец не заполучил зельевара полностью. Точнее, он так считал. И снова просчитался. Его даже забавляло, с каким умением младший слизеринец использует его, в то время, как он ослеплён собственной непогрешимостью. Это всего немного злило его, но чувство долга не позволяло стоять против его воли.
Все потуги завоевать «сердце» Снейпа шли крахом, но никогда не прекращались. Люциусу хватало того, что время от времени в чёрных глазах скользила благодарность, которую при всём желании не выразить. Возвращаться в мэнор вместо дома стало для него привычкой, которую оценили все его жители. Нарциссе было достаточно того, что муж её никогда и ни в чём не упрекал, никогда не лишал её полной свободы. Если тот, с кем её связывает брак, неравнодушен к кому-то — это его воля, и она уважает его достаточно, чтобы этому не противостоять. Благодаря такой позиции она была ещё горячее любимой для мужа. Его идеал, которой одобряет разум. Жаль, сердце не было с ним солидарно.
В какой-то момент Малфой поймал себя на мысли, что ему нравится напускное равнодушие Северуса. Он знал, что тот давно принял положение члена их семьи и пусть никогда ничего не просил, взгляды говорили за него. При всей своей способности к манипуляции разумом, Люциус получал ни с чем несравнимое удовольствие в постепенности приобретения чего-то, что мог бы получить в считанные секунды. Те усилия, которые он прилагал, придавали ценности каждому моменту. Северус стал его интересом не только романтическим, но и к жизни в принципе. Поэтому поставленная цель была для него такой пугающей. Время неумолимо приближало «Час», когда свершится запланированное и Люциус боялся, буквально до дрожи в коленях, что если он коснётся, то мираж развеется. Единственный смысл жизни распадётся на воспоминания и те померкнут, оставив его одного среди, казалось бы, идеальной жизни. Нет, ему определённо не нравилась такая расстановка приоритетов. Но что он мог сделать? Только смириться. И потому он покорно принял то, к чему стремился долгие годы. Он считал, что достигнув цели, потеряет к ней интерес. Но Северус снова обошёл его, став наркотиком.
Одним поздним зимним вечером они подняли животрепещущие темы. Люциус, не перебивая, слушал отношение зельевара к их… Отношениям. Как взаимовыгодная сделка. И тогда Малфой привёл сравнение с табаком. Неприятным вначале, нужным в середине и невозможностью отказаться в итоге, когда тот уже откровенно убивает. Он по полочкам расставил всё, что между ними было, чётко разграничив каждый этап и прямо сказал, что достиг момента, когда Северус его убивает. Тот лишь пожал плечами, а потом долго-долго пил, ведя отдалённые темы, пока вдребезги не напился и не высказал всё, что было на душе. Все переживания, страхи, проблемы, мысли — всё вылилось на Малфоя в один монолог. Но Люциус не был рад, что в этот раз темой стала именно его персона. Он чувствовал бессилие перед ситуацией. Абсолютную невозможность помочь. И это разрывало его. Это заставило изменить взгляд на вещи. Владения этим человеком уступило заботе. Плевать, кто будет в его сердце. Плевать, что ему не добиться взаимности. Пусть только эта боль уйдёт. Пусть только сидящий перед ним сможет вздохнуть спокойно, отпущенный призраками прошлого. Нет смысла строить будущее с тем, кто не в силах в нём жить. Это означало долгую и кропотливую работу, на которую Люциус согласился без заминки. Слишком многое было на кону.
И теперь этот человек, потративший на какого-то жалкого зельевара такую кучу нервов, что на полное выздоровление не хватит и галлона восстанавливающего зелья, лежал рядом. Он ни разу не жаловался на выбранную участь. Он принимал факт того, что заботится ради самоуспокоение, чем только заставлял сердце биться чаще. Кому-то было важна его жизнь. Кому-то был важен он. Кто-то готов был тратить долгие годы, казалось бы, бессмысленно пытаясь проломить стену собственной головой. И этот «кто-то» так и не отвернулся. И, чёрт возьми, Лили не проделала и половины той работы, на которую подписался Люциус. Мерзко было от этого понимания. Понимания, что он уже давно остыл к рыжему миражу, и от того чувствовал себя предателем. Он боялся признать, что любовь не вечна. Насколько бы сильной она не была — она умирает. И он боялся, что чувства лежащего рядом также угаснут, оставив его в кромешной темноте. Каждым своим отказом он пытался держать расстояние, не переходить черту, чтобы в конце ему не было так больно. Но что по итогу? Он сдался под этим натиском, под уговорами, и позволил себя хоть в эти редкие мгновения быть любимым. И к Мордреду несправедливый мир с его проблемами. У него есть право на личное счастье и он будет им пользоваться.
На какой-то миг его посетила мысль, что эта неприязнь к «Поттеру» теперь основывается на другой вещи. Ранее она бесила из-за банального напоминания о Джеймсе, его издёвках и уведённой Лили. Теперь же этот «ребёнок» — напоминание о прошлом, которое только-только начал отпускать и к которому нет желания возвращаться. Он больше не любит Лили, и, чёрт возьми, это мешает любить их с ней сына. А ведь узнай он об этом на пару годков раньше, так всё могло бы закрутиться совсем иначе. И как бы поступил Люциус? Отпустил бы его изнывать от невыполнимого желания обернуть время вспять? Нет, он бы никогда не признал поражение. Может, он просто боялся такого развития событий, но не верил, что всё бы так закончилось.
— А нельзя любоваться мною днём? — Сонно шепчет беловолосый, немного приподымаясь на локтях. — Или тебе двух недель мало было?
Северус не отвечает, опускаясь на подушку. Он смотрит в серые глаза и теряется в игре свете. Сейчас, при таком освещении Люциус, кажется, выглядит ещё прекраснее. Если это в принципе возможно. А, может, его расслабленность наконец позволила чарам работать? Возможно.
