Люциус всегда добивался своего. Так его приучили ещё с детства. Он был избалованным ребёнком, не чтившим ни взрослых, ни сверстников. Посторонние были для него грязью, единственным островком чистоты среди которой была семья. С младенчества он был приучен к нерушимости Законов Магии и презирал любое им неповиновение. С каким благоговением он смотрел на родителей, с таким презрением относился ко всем остальным. Даже чистокровные семьи не вызывали у него и капли доверия. Все эти настрои умело поддерживались отцом и, время от времени, порицались матерью. Она взывала к терпимому отношению к магическим народам, по чистоте крови не уступавшим волшебникам. Только в такие моменты Абраксас сдавался, уступая своей Леди. И эти отношения, связанный лишь браком и взаимным уважением, были идеалом для юного наследника. Лишь браком и уважением.
Любовь всегда была для него выдумкой. Родители привили самый жестокий закон жизни сразу, чтобы их единственный любимый ребёнок не страдал. И он принял его за единственную правду, множество лет подряд закрывал своё сердце и брезговал любыми упоминаниями о «Светлом Чувстве». Все, кто тараторил о нём, были для него слабаками, не способными принять Истину. Он знал, что имеет силу подчинять людской разум, туманить мысли так, чтобы его даже самая отпетая ложь казалась правдой. Он мог влюбить в себя одной лишь усмешкой и потому никогда не верил в искренность чьих-либо слов. И он не переживал — никто не был его достоин. Так что новость о том, что он обручён с представительницей благородного рода Блэков его ничуть не тронула. Он знал, что эту девушку — а после женщину, — он будет чтить превыше всего, а их ребёнок станет для него первым по важности человеком, как это было у его родителей.
Пять курсов подряд «Принц Слизерина» наслаждался всеобщим уважением и обожанием, которые театрально чтил. Пять курсов подряд он грелся в лучах славы. Пять курсов подряд он жил в своей крошечной сказке, в которой никто и ничто не стоит его внимания. Пять курсов подряд он был наедине с собой. И никогда это одиночество не давило на него. А потом на треногую табуретку сел какой-то оборванец и шляпа выкрикнула — «Сизерин!». Люциус долго и томительно перебирал все всевозможные фамилии, вспоминал ветки каждой семьи, но нигде — нигде! — не мог припомнить фамилию «Снейп». И какого же было его удивление, когда мальчишка и впрямь оказался полукровкой. И не абы каким, а от маггла! Осознание того, что ему придётся ещё два года доучиваться рядом с «маггловским выродком» било по самолюбию, как… Впрочем, после сотни гневных писем родителям, он смирился. И ровно на сотый день заметил, что с юным слизеринцем «что-то не так». Он был, конечно, как и многие из них, забитым и необщительным. Словно юный воронёнок он вечно носился с книгой, время от времени выныривая из-за страниц и утыкался взглядом в одну единственную гриффиндорку… Либо в него. Последнее удивляло больше всего. Он предельно чётко контролировал свои способности, и на мальчишек они точно не должны были распространяться. Да и то, с каким восторгом на него смотрел черноволосый оборванец мало напоминало влюблённость. Так что, ведомый любопытством, он ловко выведал у преподавателей об успехах полукровки — ему, как старосте, было положено об этом знать. Лихорадочно обдумывая, может ли он быть хоть когда-нибудь полезен, Люциус внезапно наткнулся на весьма классическую стычку между слизеринцем и… Однако, квартетом гриффиндорцев. Тут же разогнав зазнавшихся выскочек, он стал расспрашивать, на удивление, причину собственных тяжёлых дум. План, каким образом заполучить интересующегося зельеварением мальчишку — по словам Слизнорта его ждало большое будущее, а такое он упустить не мог, — был составлен в пару мгновений, а получивший протекцию мальчишка загорелся ещё больший обожанием. Это всего полтора года, но они запомнятся ему на всю жизнь. Во всяком случае Люциус считал, что они запомнятся мальчонке, а не ему. И он очень-очень сильно ошибся. Снейп оказался истинным слизеринцем, уже с первых дней выудив правду, и осознав, что его попросту планируют использовать в будущем. И — Мордред! — Малфой не без удивления отметил, что ему это нравится. Мальчишка был не по годам умён и испытывал такую жажду знаний, что удивительно, как это он не попал на рейвенкло. Никто из них не был удивлён, когда на выпускном полукровка получил личное разрешение писать ему в любое время. Второкурсник даже взглядом не повёл, будто случившееся совсем не было чем-то необычным.
Мальчишка был гостем на свадьбе с Нарциссой — весьма гордой и холодной девушкой на год Малфоя старше. Она была понимающей, по-настоящему смышлёной и имела те же ориентиры, что и он. Впрочем, это он понял ещё с первого года в школе. Она быстро осознала причину внимания юному полукровке. Более того, она отмечала, что без него мальчишка бы просто не выжил даже среди софакультетчиков, и Люциус понимал, что сам бы об этом не думал.
А потом… Потом был интерес. Те, кто возглавляли движение, что касалось его жизненных ценностей, немало привлекли его внимание. Чисто политическое. Оно было направлено на приобретение большей власти, и это было до боли соблазнительно. Чем больше власти — тем больше возможностей. Чем больше возможностей — тем больше уважения. И стоило ему примкнуть к Лорду, как всё завертелось…
Люциус и представить не мог, что эта затея, пропагандирующая чистоту крови, обернётся чем-то… Кровавым. Он не думал, что пришедший вслед за ним Северус Снейп станет столь важным в их… Компании. Неожиданностью стало и безумие их предводителя. Из холодного и расчётливого политика он превратился в бледную свою копию, ведомую лишь тягой к убийствам. Магглы, маги, иные существа… Жажда крови бурлила в нём похлеще, чем у вампира на диете. А потом все оказались в опасности. Перестали иметь значение и были клеймены. Не он, разумеется, но и на него нашлась управа. Клеймили и ученика, правую руку Великого Тёмного. И это стало настоящим ударом для Малфоя. Он долгое время разбирался в том, что именно гложет его в ситуации, пока не пришёл к настолько простому выводу, что стало тошно.
Он, будучи полувейлой, пал от любви. Глупого чувства, свойственному лишь слабакам. Ещё тогда, когда его «лучший друг» признался, что так и не избавился от мечтаний об одной рыжеволосой гриффиндорке, Люциус решил, что они слишком разного полёта птицы, но от чего-то ответил, что это не так важно. И впрямь. Это не было важно для него — не планировал строить с ним семью или даже уводить в стан любовников. Нет. Это было бы, как минимум, глупо и бессмысленно. Единственное, что привлекало в темноволосом волшебнике — непростой колючий характер. Северус был важной картой. Но Малфой не заметил, как спрятал её в рукав. Пропустил момент, когда захотел оставить её нетронутой. Из-за этого чувство, когда он осознал свою вину перед ним, не было сравнимо ни с чем. Даже пытка круциатусом казалась раем на фоне этого ужаса. Он потерял то, что принадлежало ему. То, что он считал своим. И не мог отомстить.
В зоне риска оказались все — его семья в том числе. Пожелай Лорд, и Люциус был бы вынужден убить их собственной рукой. Стало по-настоящему страшно, когда родился Драко. Всё шло совсем не так, как он себе планировал. Это не было тихой размеренной жизнью, как у его родителей. Это было Адом, который закончился, как он считал, когда Лорд исчез. Какими бы долгими не были разборки, но отсутствие метки, обаяние и деньги сделали своё дело. В мэноре был праздник, и только одно не давало покоя Лорду Малфою. Только одно заставляло желать свернуть устроенный балаган и рвануть в Министерство, всеми правдами и неправдами просить за одного-единственного Пожирателя, и так похоронившего единственную любовь всей жизни. Да, Люциус считал Снейпа слабым. Возможно даже жалким, в каком-то смысле. Он ненавидел и корил себя за то, что это не вызывает должного отвращения. Он корил себя за то, что сердце было слепо. За то, что никакая магия не смогла бы заставить его забыть прошедшие года.
А потом объявился он — Великий Светлый, и попросил за бывшего уже в течении нескольких дней на допросе Снейпа. Малфой чертыхался несколько часов, одолеваемый ни с чем не сравнимым гневом. С его влиянием у него не получилось вызволить…друга, а у этого вездесущего Дамблдора — раз и готово. А при победе первоначальной политики Лорда такого бы не произошло! Но он сошёл с ума, сдох и Мордред с ним. А вот Северус жив и, на удивление Люциуса, желал встретиться. Проклинавший мир и всё, на чём тот стоит, он уже готов был аваду в грудь принять и считал это вполне справедливым исходом. Но пришедший зельевар только предложил выпить. Одна бутылка огневиски, другая, третья… И вот с разговоров на светские темы они перешли на то, что волновало их обоих. Они говорили обрывками фраз, а Малфой не находил в себе смелости, даже под градусом, произнести заветные слова, что разрушили бы его образ. Он ждал, изнывал от того, насколько сильно тянется время, но… Снейп говорил о Лили. О её ребёнке от Поттера, о проклятом пророчестве… И ни слова, ни слова о принимающем его! Ни единого! И тогда он впервые по-настоящему сорвался. Плевать было, если Нарцисса услышит. Она не глупая, поймёт, а может, даже и поддержит. Она действительно особенная. Лучшая, как и говорили родители.
