– Мы давно закрыли эту тему, мама, – стискивая зубы, сказал Драгомир. – Арсен часть моей семьи.

– Он никогда не слушал тебя, никогда не признавал! – не унималась цыганка. – Что бы ты ни делал, как бы ни воспитывал. Бил, запирал, угрожал, ему все нипочем. Этот поганец ни разу не признал твоего авторитета, не назвал отцом. И в довесок наплевал на твое решение женить его и сбежал в военную академию на пять лет. Ты и это спустишь?

Старуха прошла к кровати и с нескрываемым презрением воззрилась на Арсена, от чего я поежилась и ощутила странное желание встать на его защиту.

– За все годы, что ты воспитывал его, – кружа над мужчиной, словно ворон, говорила она, – давал ему кров, одевал, кормил, ты ни о чем его не просил, помимо послушания и преданности. Возможно, их требовалось больше, чем от твоих кровных детей. Лишь раз ты возложил на него ответственность, и он предал тебя. Брак с Винтергами был нам необходим! И он не мог не понимать этого. Этот неблагодарный щенок расторг помолвку, опозорив и нас и семью невесты. Что вышло из этого, напомнить тебе? Винтерги стали нашими кровными врагами, жаждущими расплаты. И все эти годы ты отбиваешься от них. Не всегда успешно, спешу напомнить.

Бруэр бросил взгляд на Арсена и тяжело опустился в кресло. В комнате, не считая Адана, нас осталось трое. Они словно забыли о моем существовании, словно злоба, накопившаяся за долгое время, не способна была еще немного потерпеть и излиться вдали от посторонних глаз. Я притихла, вцепившись пальцами в спинку ближайшего стула и стараясь не дышать.

– Он старший сын моей жены, – было очень похоже, что Драгомир устал говорить на одну и ту же тему вновь и вновь. – Я решу эту проблему.

– Я слышала это пять лет назад, – мать говорила с сыном безжалостно, не смягчаясь ни на секунду, она будто добивала лежачего.

Цыганка отстранилась от кровати и собралась выйти из комнаты, но заметила меня. Ее сухие пальцы коснулись серебряных дисков жарута, а мне показалось, будто она сцепила их вокруг моей шеи. Если я что-то в этой жизни понимаю, то эта женщина не была шувани, но властью обладала нешуточной.

– Зачем тебе эта дворняжка? – спросила цыганка сына и, несмотря на всколыхнувшуюся обиду, я затолкала ответные слова поглубже.

– Она шувани, – ответил он. – Будет пока присматривать за ним. Как только Арсен очнется, я спрошу с нее все, что должно, а потом решу жить ей или умереть.

– Убей ее, Драго, – отрезала она, и меня обдало могильным холодом, будто по заказу. – Она принесет несчастье в наш дом.

– Я все сказал, мама.

Цыганка снова сплюнула мне в ноги и вышла, клокоча от ярости и негодования. Похоже, послушание в этом доме не самая сильная сторона. Я затаила дыхание, ожидая решения Бруэра. Отец семейства долго смотрел на тело, распростертое на кровати, размышляя о чем-то своем, а потом поднялся.

– Там за шкафом есть маленькая дверь. Она ведет в мансарду, – сказал он мне. – Ты будешь жить там, пока Арсен не придет в себя и не расскажет, что произошло или я сам не разберусь с нападением на него.

Его слова хоть и звучали устало, но устрашающей мощи в них ничуть не убавилось. Этот огромный цыган пугал одним своим видом, на что способны его действия, представлять не хотелось.

– Не пытайся бежать, – поравнявшись со мной, продолжил он, – я найду тебя и раздавлю на месте. Если что-то случится с моим сыном, тебя ждет тот же конец. Если я узнаю, что ты как-то вредишь ему – тот же конец. Если…

– Я поняла, – не желая больше слышать угроз, прервала его я.

Он нахмурился, а я прикусила язык, непроизвольно хватаясь за юбку и сжимая ткань дрожащими пальцами. Драгомир смерил меня грозным взглядом и отстранился.

– За этой дверью ждет мой человек, который будет сопровождать тебя повсюду, куда бы ты ни пошла.

– Я пленница?

– Гостья, – вскинув брови, сказал он, отворяя дверь, которой совсем недавно так гневно хлопнула его мать. – Пока я не решу иначе.

Я осталась в комнате совсем одна, из бодрствующих, конечно. Арсен, глубоко погруженный в сон, зализывал рану в мире грез. Я поправила на нем одеяло, сделала несколько глубоких вдохов и медленных выдохов, чтобы справиться с напряжением, растерла затекшую шею и решила осмотреться.

Комната Арсена и впрямь была светлой, этому способствовали два огромных окна, занавешенные сейчас легкими бледно – коричневыми шторами из невесомой, почти прозрачной ткани. Тяжелые бурые портьеры широко раздвинуты и подвязаны шелковыми кисточками. Я не удержалась и коснулась их пальцами, приятное ощущение. У одного из окон разместился широкий пузатый диван с огромными подушками, у другого высокий комод. Овальный стол, несколько стульев вокруг. Я развернулась, чтобы лучше видеть другую часть комнаты. Дальше следовали вместительный шкаф, зеркало в полный рост и дверь в ванную комнату. Интересно, а где же вход в мансарду?

Я присмотрелась и обнаружила, что шкаф не был плотно придвинут к одной из угловых стен, заглянула за него и передо мной предстала маленькая дверь. Чтобы войти в нее мне пришлось пригнуться. Лестница была узенькой, но не очень высокой.

Удивилась самой себе, когда смогла сдержать восторженный возглас. Здесь тоже было довольно светло, окна хоть и были небольшими, но их было много, а еще имелся маленький балкон. Треугольная крыша над мансардой спряталась между двумя стенами третьего этажа дома. Довольно интересное решение. Если я правильно понимала, то мансарда тоже принадлежала Арсену, поскольку очень напоминала комнату внизу. Те же цвета: бежевый, бледно-коричневый и бурый, та же сдержанность в обстановке. Было лишь одно различие, у окон стоял длинный стол, на котором в беспорядке разбросаны деревяшки, бруски и тонкие щепки, из которых кто-то клеил разного рода безделушки. В ящике под столом я их и обнаружила. Это были домики, телеги, кареты, всевозможные предметы мебели и куча других мелочей. Все они были выполнены с огромным старанием и любовью. Рассмотрев каждый, я поняла, что тот, кто это смастерил очень внимательный к мелочам человек.

Я аккуратно, опасаясь сломать что-нибудь, сложила все обратно. Прошлась по всему помещению, погладила рукой покрывало на кровати, провела ладонью по ширме, за которой стоял узкий шкаф. Смутил тот факт, что ванная и уборная была всего одна на обе комнаты. Ясное дело, принадлежали – то они одному человеку. Снова от жарута стало тесно, иногда сил не хватало терпеть, но выбора у меня не было. Жить-то хотелось. Я оставила сумку и спустилась вниз. Арсен так и лежал на кровати, мирно вдыхая и выдыхая воздух родного дома. Как жаль, что я не могу похвастаться тем же.

Итак, мне предстоит изучить этот огромный дом и найти всего одну книгу, которая смогла бы ответить на мои вопросы.

– Если она вообще существует, – пробормотала я, выглядывая из окна. – Даже вид в твоей комнате прекрасный.

Дверь тихо отворилась, и слуги внесли дорожные сумки Арсена, не обращая ни малейшего внимания на меня, расставили их и удалились. Прежде чем дверь закрылась, я успела заметить молодого парня, дежурившего возле комнаты. Он стоял, сложив руки на груди, и даже не пытался заглянуть. Что ж, Драгомир Бруэр держит свое слово, вот и появился у меня верный страж. Тоска вдруг поднялась из глубинок души и распространилась так стремительно, что мне пришлось глотать ртом воздух, чтобы не утонуть в жалости к себе. Я подумала о том, чем занята сейчас моя семья, но от этого стало только хуже. Для табора я презренная беглянка, опозорившая свой род.

– Надеюсь, ты поправишься, – прошептала я, глядя на Арсена. – Мне бы не хотелось стать убийцей.

Я подошла к нему и заглянула в безмятежное лицо. Как странно порою играет с нами судьба. Как быстро и самонадеянно мы судим о людях, какими умными себя при этом считаем.

– У тебя тоже есть своя грустная история, Арсен Адан, – не хотелось называть его Бруэром. Очевидно же, что он не вписывался в эту семью, в этот дом и жизнь, которую вел его отчим.

Поскольку я понятия не имела, чем мне заняться, просто села с ногами в кресло рядом с кроватью хозяина комнаты и положила голову на руки. Тяжесть жарута заставляла кости ныть, а позвоночник чуть ли не скрипеть. Но о том, чтобы снять его в этом доме, не могло быть и речи. Здесь я как в банке со скорпионами.