Рудницкий прошел мимо стоящих на входе полицейских, кивнул портье. Не снимая плащ, прошел в кабинет секретаря и молча положил на стол серебряный слиток. Обычно многолюдный зал ожидания сейчас был пустым. Странно, учитывая, что заплатить взнос можно было только в один конкретный день. Марковский объяснял это соображениями безопасности – в тот же день серебро перевозилось под конвоем в банк – однако Рудницкий считал, что магистру гильдии было приятно видеть толпящихся в очередях собратьев по цеху. Сплетни утверждали, что у Марковского небольшие шансы быть избранным на второй срок: магистра выбирали на общем собрании всех членов ложи.

Между тем секретарь вместо обычной расписки в получении взноса посмотрел на Рудницкого так, словно чего-то ожидал.

– Где остальная часть оплаты? – наконец спросил он.

– Не понял…

– Позавчера на заседании совета постановили повысить членские взносы до двух фунтов серебра.

– Совет не имел права принимать такое решение! Только общее собрание…

Секретарь, массивный мужчина с загорелой кожей, остановил Рудницкого решительным жестом.

– Я выслушиваю эти аргументы с самого утра, – сухо проинформировал он. – Действительно, правила гильдии признают это как исключительные прерогативы общего собрания. Однако существует определенное исключение – состояние высшей необходимости.

– И что же случилось? – рявкнул Рудницкий. – Война?

– Вы знаете это лучше меня, вы же были на Пекарской.

– И что?

– Барьер, окружающий анклав, был прорван. Это повод приостановить часть процедур. Поэтому в такой ситуации совет имеет право…

– Барьер не был прорван, – процедил сквозь зубы Рудницкий. – Это только какой-то разрыв.

– Правда? Вы можете это доказать? Поскольку факт присутствия фауны анклава за ее границами не вызывает сомнений.

Алхимик сжал губы, не было смысла протестовать. Судя по всему, Марковский решил воспользоваться ситуацией и позаботиться о том, чтобы приближающиеся выборы не помешали ему править.

– Господин…

– Будзевич, – ответил секретарь. – Вы даже не запомнили моего имени, правда? А табличка на дверях висит больше года. Ох, ничего странного, кто же я для известных адептов алхимии? Скромный винтик в бюрократической машине… Однако все сегодня внезапно начали склонять мое имя во всех формах, – иронично добавил он.

– Мы подадим…

– …жалобу в Петербург, – закончил за него Будзевич. – А знаете что? Другим тоже пришла в голову эта идея. Также господину Марковскому.

– Что?

– Магистр как раз совещается с представителем материнской гильдии господином Потуриным, – с удовольствием проинформировал секретарь. – Как вы думаете, они поговорят о возможных протестах варшавских алхимиков?

Рудницкий сжал кулаки, но до того, как успел хотя бы что-то сказать, в дверях кабинета Марковского появился Потурин.

– Я бы хотел поговорить… – начал Рудницкий.

– Ничего не выйдет, молодой человек, – отмахнулся энергичным жестом Потурин. – Я опаздываю. Очень опаздываю. Мой поезд отходит через полчаса.

– Вы можете поговорить со мной, – заявил Марковский, появившись в секретариате. – Я уверен, что мы договоримся.

– Господин Потурин…

Что-то в тоне Рудницкого заставило россиянина напрячься, тот внезапно остановился и внимательно посмотрел на алхимика. Лицо Марковского покрылось румянцем гнева, магистр гильдии не любил, когда его игнорировали.

– Если это что-то важное…

– Естественно, – холодно бросил Рудницкий.

– Ну, в таком случае я попрошу господина Марковского одолжить нам свой кабинет. Временно, естественно.

Несмотря на вежливую форму, не было сомнений, что это было требование, румянец стал сильнее и распространился на лысину Марковского. Казалось, что магистр ложи запротестует, но он только резким движением открыл двери.

– Прошу, – процедил он. – А я тем временем займусь административными делами. С утра поступило много жалоб, – добавил он с кислой ухмылкой.

– Думаю, я могу пролить свет и на этот вопрос, – сказал Рудницкий. – Поэтому было бы хорошо, если бы вы тоже присутствовали при нашем разговоре.

– О, это что-то новенькое. – Потурин поправил монокль.

Этот жест неожиданно развеселил Рудницкого: след на носу россиянина свидетельствовал о том, что он каждый день носит пенсне или обычные очки. Монокль придавал ему величия. По крайней мере, в собственных глазах.

Россиянин удобно устроился на софе, показав рукой Рудницкому на место напротив него. Хотя никто не занял кресло хозяина, ни у кого не возникало сомнений, кто в кабинете самый главный. Алхимик почувствовал, как его ребра сжимает невидимый обруч. Согласно сплетням, Потурин имеет большое влияние при дворе в Петербурге. Если он его не убедит, то последствия могут быть намного серьезнее, чем обязанность платить двойной взнос.

– Ну, слушаю, – сказал Потурин. – Как я понимаю, вы не собираетесь апеллировать ко мне с просьбой созвать внеочередное собрание членов гильдии по вопросу отстранения господина Марковского? Так, как по секрету делает большинство ваших коллег…

– Не собираюсь.

– Это хорошо. Ненавижу закулисные игры. В таком случае чем могу помочь?

– Я хотел бы получить обещание пожизненного членства в ложе, гарантированное магистром материнской гильдии.

– Принятие таких решений принадлежит исключительно к моей компетенции! – с гневом рявкнул Марковский. – Это…

Потурин остановил его небрежным жестом руки.

– Это все? – спросил он.

– Нет, не все. – Рудницкий сглотнул слюну. Он понимал, что если первое требование разозлило Марковского, то второе – это прямое объявление войны. Но поздно отступать. – К тому же я настаиваю на замораживании взносов на первоначальном уровне. С аналогичной гарантией.

– Материнская гильдия не может… – начал Потурин.

– Может, – перервал его Рудницкий. – Параграф восьмой, подпункт двенадцатый. Если магистр локальной ложи действует против ее интересов.

Алхимик надеялся на протесты, но, к его удивлению, и Марковский, и Потурин молчали. Только цвет на лице магистра гильдии изменился с апоплексически красного на цвет слоновой кости. Рудницкий не сомневался, что обзавелся смертельным врагом…

– Аргументы? – наконец отозвался россиянин. – Что-то, что заставило бы меня задуматься над блокировкой деятельности магистра, каким мы очень довольны? Только прошу без демагогии и отсылок на моральность, – предупредил он. – Прошу помнить, что, если что, мне нужно убедить совет Северного Ветра.

– Никаких отсылок на моральность, – пообещал Рудницкий с каменным лицом. – Вместо этого два лота алхимического серебра. Как материал для экспериментов, исключительно для алхимиков материнской гильдии.

– Это… мерзко… заговор! Власть ложи положит этому конец! – заикался от злости Марковский.

Потурин не кинул на него даже взгляда, полностью сосредоточив внимание на Рудницком. Холодный взгляд россиянина, казалось, прожигает его насквозь, оценивая согласно только ему известным критериям.

– Серебро после трансмутации? – через минуту уточнил он.

– Да.

– Когда вы могли бы его передать?

– В любую минуту, хотя бы и сегодня, только при свидетелях и с распиской.

– Я удивлен, – признался Потурин. – До этого времени трансмутация удалась только пятерым алхимикам в Империи. К тому же прошу меня простить, Варшава никогда не была важным центром, если речь шла о таких исследованиях. Возможно, потому, что ваш анклав считается самым опасным.

Рудницкий не стал комментировать и не имел желания объяснять, что высокая смертность варшавского гарнизона была связана с алчностью местного интенданта.

– Тем не менее, – продолжал россиянин, – мне очень приятно, что я смог встретиться с алхимиком такого класса. Особа с вашими достижениями станет знаменитостью в любой гильдии. Прошу подумать об этом. Тем более что ваш статус в Варшаве скандально низкий. Господин Марковский не говорил мне про ваши успехи…

– Я ничего не знал! – закричал Марковский.