– Пли! – гаркнул Самарин.

Грудь женоподобного существа разорвали серебряные пули, кожа покрылась темными пятнами, запахло гнилью. Через мгновение, равное удару сердца, раны стали затягиваться здоровой тканью.

Солдаты остановили ее еще одним залпом, лязгнула сталь, и сабля Самарина перерубила ключицу демона. В этот раз рана не затянулась. Жуткий вой заморозил Рудницкого до костей, поэтому алхимик позорно промахнулся, стреляя почти в упор. Самарин вырвал у него оружие и несколькими выстрелами разнес созданию голову.

– Что, черт возьми, это было? – заорал он, тяжело дыша. – Господин алхимик?

Рудницкий медленно поднялся и подошел к Матушкину.

– Помогите его поднять, – попросил он. – Нужно дать лекарство, иначе он захлебнется собственной кровью.

– Вы справитесь? – с недоверием спросил Батурин. – Мы раньше видели такие случаи, они всегда заканчивались смертью.

Алхимик подождал, пока вахмистр посадит солдата, после чего смочил губы Матушкина парой капель эликсира, пахнущего миррой и нардом.

– Посмотрим, – спокойно ответил алхимик. – Чем быстрей дать антидот, тем больше шансов.

– Олаф Арнольдович, – требовательно произнес офицер. – Может, вы ответите на мой вопрос?

– Сейчас, – рассеянно пробормотал алхимик. – Нужно поспешить, иначе за несколько минут… – Он не закончил. – Черт! У меня нет инструментов!

– Вы хотите его оперировать? – Лейтенант нахмурился. – Сейчас? Без обезболивающего?

– С чего это!? Я собираюсь вытащить у нее сердце…

– А сами говорили, не есть ничего, что охотится, – напомнил Батурин.

– Александр Борисович, вы не одолжите мне саблю? – попросил алхимик, не обращая внимания на шутку солдата.

– Может, лучше я? – предложил дипломатично офицер. – Мне кажется, у меня больше опыта…

– В таком случае прошу, разрежьте грудную клетку, не повредив сердце.

– Ну…

Самарин подошел к трупу и ударил. Удар разрубил грудную кость с невероятной точностью.

– Помогите! – закричал Рудницкий. – Сейчас нужно раздвинуть ребра!

Офицер и Ершов, не проявляя признаков отвращения, помогли алхимику вытащить еще пульсирующее сердце из грудной клетки создания.

– Оно бьется, – заметил Самарин.

– Это только рефлекс, как у курицы с отрубленной головой.

– И что вы с ним сделаете?

– Сожгу, – объяснил Рудницкий, уходя на кухню.

– В смысле?

– Я же говорил уже: спагирическая медицина использует также ткани животных.

– Вы же кричали, что это демон, а раньше кинули в нее заклинанием…

– Заклинание – это сильно сказано, я не маг. Это скорее формула, что позволила распознать уровень угрозы, какой представляет местная… фауна.

– И насколько опасным это было?

– Очень.

– Вы бы сами справились? Один?

– Вы же видели, как я стреляю, – с неохотой произнес алхимик. – Мы помогли друг другу.

– Помогли? – Ершов прыснул смехом. – Если бы не его высокоблагородие…

– Если бы не мое оружие, эта леди распотрошила бы нас всех, – выдал ему Рудницкий. – Вас ничему не научили ваши погибшие? Скольких вы потеряли? Четверых? Пятерых?

Самарин поджал губы и не ответил, глядя на кусок мяса на железной плите. Сердце сгорело мгновенно, оставив после себя только маленькую щепотку черного пепла. Алхимик до последней крупинки собрал пепел в стеклянный флакон.

– Мы можем тут отдохнуть? – отозвался офицер. – Хорошо бы дождаться утра. Да и Матушкин…

– Можем. Только выкиньте эту стерву из дома.

– Зачем? Разве тело не привлечет… падальщиков?

– Нет. Это скорее послание для существ, живущих в анклаве. Что-то типа: «Мы убили сильнейшую суку в этом районе, если хочешь быть следующим, милости просим»…

– Батурин, Ершов! – приказал офицер, не повышая голос.

Быстрый топот подкованных сапог свидетельствовал о том, что солдаты кинулись выполнять приказ.

Из сна Рудницкого вырвало осторожное прикосновение; как странно, он проснулся мгновенно, хотя дома ему нужно несколько минут, чтобы прийти в себя. Возможно, причина в изменении окружения – в комнате над аптекой он чувствовал себя в безопасности, а в анклаве совсем наоборот.

– Рассветает, – проинформировал его Ершов. – И с Матушкиным все в порядке. Пришел в себя час назад, только слабый, как новорожденный.

– Ничего удивительного, – буркнул Рудницкий. – Он с литр крови потерял.

– Если бы не вы…

– Да ладно вам. – Алхимик отмахнулся от благодарности. – Если бы я был один, то кто-нибудь выпустил бы мне кишки.

– Это не первая ваша вылазка в анклав, правда?

– Естественно, – признался Рудницкий, не давая дальнейших пояснений.

В комнате о битве напоминал только неприятный запах гниющего мяса. Солдаты не только вынесли труп, но и удалили пятна крови. Офицер поздоровался с алхимиком кивком головы, а жандармы отдали честь.

– Благодарю, господин алхимик! – проскандировал, вытянувшись в струнку, Матушкин.

– Садитесь. – Самарин пригласил Рудницкого к столу. – Чем богаты…

В этот раз его угостили не только сухарями, кто-то поделился консервой и банкой сгущенного молока. Похоже, его акции пошли вверх.

– Что будем делать? – спросил через минуту Самарин. – Как думаете, какое расстояние до границы анклава?

– У нас все равно нет выхода, мы должны попытаться добраться до стены. Сейчас, после восхода солнца, достаточно безопасно, большинство живущих тут существ – создания ночи. К сожалению, есть одно «но».

– Ну и?

– Самых сильных созданий можно встретить и днем…

– Сколько времени это займет?

– Черт его знает. – Рудницкий пожал плечами. – Пару минут или бесконечность. Согласно моим расчетам, мы недалеко, где-то на стыке Беланской и Сенаторской. Если все будет хорошо, через час-полтора мы должны быть возле стены. Причем только первые полчаса будут самые опасные: у этой мрази аллергия на серебро, большое количество этого металла они ощущают на расстоянии, и ни один из них не подойдет к границе анклава.

Офицер кивнул. Пятиметровая стена вокруг анклава была укреплена толстыми, как мужская рука, серебряными прутьями. Это серебро и позволяло удерживать анклав в границах, создавая непроницаемый барьер как для созданий, что населяют его, так и для их разрастания. Отсюда и смена курса металла – в настоящее время серебро было в несколько раз ценнее золота и в два раза ценнее платины.

– Если мы так близко от стены, то откуда час марша? Согласно карте, нам нужно пройти не больше километра.

– И да и нет, – ответил алхимик, проглотив завтрак. – В анклаве карты немногого стоят и дают только приблизительную картинку реальности.

– То есть? – нахмурился офицер.

– Вы видели, как выглядят каменицы? Эти все аттики, украшенные бог знает какими уродствами, эти дополнительные этажи…

– Я думал, что это оптический обман.

– О нет! Отнюдь. Вы можете повиснуть на одной из этих горгулий. Они абсолютно реальные. Только это реальность анклава. Отражение реальности до проникновения, видимое глазами какой-то чужой сущности, точно не человеческой. Возьмем, например, квартиры: их обустройство напоминает то, что было до проникновения, но все предметы выполнены анклавом.

– Я не понимаю…

– Подойдите к патефону и опишите мне, что вы видите.

– Ничего особенного, патефон как патефон, у моей тетки был идентичный.

– Точно? Вы видите где-нибудь название фирмы?

– Нет.

– А сейчас вытащите пластинку.

Офицер выполнил просьбу алхимика и замер, а Матушкин перекрестился – из патефона продолжали литься звуки вальса «Амурские волны».

– Как это возможно? – пробормотал ошарашенный Самарин.

– В анклаве нет ни одной вещи, которая осталась бы неизмененной. Ни одной! – подчеркнул алхимик. – Все, что мы видим, – это порождение анклава. И конечно, они похожи на оригиналы, но не идентичные. Поэтому я не считаю себя мародером, – добавил он с едва заметным оттенком злорадства.

– Олаф Арнольдович, – укоризненно вздохнул офицер.