– Это все спорные предположения. Вы ставите вопросы, которые мы не можем решить. Мы не можем снизить солнечное излучение – если, как вы утверждаете, для них это топливо, – и в то же время мы не можем значительно увеличить способности к разгону наших кораблей.

– Конечно, можем! – Григорий выглядит оскорбленным.

– Ну давайте, скажите нам – как, доктор Соколов.

– Больше двигатель, больше запас топлива, больше ускорение.

– И задержать запуск? – вставляет Чэндлер. – Во сколько раз увеличится скорость? В десять? В двенадцать?

– Мы можем легко утроить ее.

– В любом случае я повторю то, что сказал ранее: это все домыслы. Доктор Синклер говорит просто потому, что ему нравится себя слушать. – Чэндлер кивает в сторону остальных. – Эти люди положили свою жизнь и работу на то, чтобы эта миссия состоялась. А вы за пятнадцать минут хотите все разрушить. И вообще, до этого момента доктор находился в тюрьме, насколько мне известно. И он единственный, кто выжил во время мятежа. Надеюсь, мы-то с вами лучше, чем его сокамерники. Поэтому давайте дадим планировать миссию тем, кто умеет это делать, а сами сфокусируемся на нашей работе, от которой и будет зависеть успех.

Я глубоко вздыхаю, пока глаза всех присутствующих обращаются ко мне: прямо как на замедленной съемке с теннисного матча. Я не отступлюсь. Этот человек годами оскорблял меня с экрана телевизора, но тогда я не мог за себя постоять – мне запретили адвокаты, – а после того как меня закрыли, никто и не подумал взять у меня интервью. Но сейчас я буду драться.

– Это правда, – начал я, – до сегодняшнего дня я был в тюрьме, и всего лишь несколько часов прошло с тех пор, как меня включили в эту миссию. И да, это не моя специализация, но все вышеперечисленное не означает, что я не прав. А то, что вы чем-то долго занимаетесь, не делает вас автоматически правым. Наоборот, чаще всего вы становитесь слепы к другим возможностям и ослабляете свое воображение. Вы поступаете так, как привыкли, и принимаете решение, не рассмотрев всех вариантов.

Взгляд Чэндлера вперивается в меня.

– И куда привело вас ваше воображение? Что думают остальные об этих самых возможностях?

– Да какая разница. – Я пожимаю плечами. – Дело не во мне и не в вас. Дело в миссии и в том, что мы должны показать лучшее, на что способны. Смотрите, находясь в космосе, мы сможем оперировать только тем, что у нас будет. Если мы взлетим и поймем, что не можем догнать артефакт, то не сможем просто дозаказать еще несколько двигателей или немного топлива на орбиту. И это будет означать провал. Вся миссия закончится ничем, если мы не сможем догнать его.

Я повернулся к Григорию и Мин.

– Все, что я предлагаю, – прогнать несколько симуляций, чтобы иметь представление о кривой ускорения этой штуки и провести расчеты для прогнозирования возможности встречи с ней.

– Я согласен, – горячо кивает Григорий.

– Как и я, – вторит ему Мин.

Чэндлер смотрит на меня в упор. Фаулеру я сразу сказал, что хочу сделать, как только увидел первое изображение артефакта.

– И нам нужно знать, чем еще мы можем оперировать.

Он наклоняется ко мне.

– Вот что нам точно известно, – продолжаю я. – Уровень солнечного излучения снижается, но неравномерно. Земля находится в поясе, более всего подверженном изменениям. Прямым курсом к Солнцу движется неизвестный корабль. Два этих факта ведут к бо́льшему количеству умозаключений, чем мы можем себе позволить в условиях жесткой нехватки времени. Я не прошу вас исследовать его. У меня только один вопрос: вы нашли второй артефакт?

Фаулер бросает взгляд на человека, сидящего по другую сторону стола. По виду он средних лет, коротко стриженный, в очках с тонкой оправой. До этого момента он не произнес ни слова и сейчас тоже продолжает молчать, изучая меня холодными глазами, а затем медленно кивает Фаулеру.

– Да. Пятнадцать минут назад мы обнаружили еще один.

Меня будит тревога. На какой-то момент я вспоминаю вчерашнее утро на МКС, когда все было по-другому: у меня была команда и…

На экране возникает сообщение:

Первые элементы нового облака обломков ударяют по обшивке капсулы со звуком, похожим на взрывы петард.

Из динамика раздается голос координатора из Годдарда.

– Наденьте шлем, командир. Мы поведем.

Стоит мне только надеть шлем, как капсулу тут же начинает дико трясти. Из-за маленького пространства меня бьет об стены, то и дело сталкивая с телом Сергея. Ослабленное тело болью отзывается на каждый удар.

Осколок, который оказывается разломанным модулем, я успеваю мельком заметить в иллюминатор. Уверена, он пролетел совсем рядом с моей капсулой, когда меня разбудили. Если бы обломок летел точно в цель, центр управления разбудил бы меня или заставил бы изменить курс. Здесь, на орбите, это будет происходить постоянно, и предсказать изменения в траектории такого поля обломков совершенно невозможно.

Лишь только стихает шум от града маленьких обломков, как следует сильнейший удар – как будто огромной кувалдой – точно в борт корабля. Я замираю и прислушиваюсь, замечая краем глаза, как мимо проплывает упаковка сухого пайка. Отличный знак – капсула не разгерметизирована.

Увидев, что на экране появилось новое сообщение, я тянусь вперед, собираясь прочитать его, но не тут-то было.

Капсула внезапно вздрагивает несколько раз подряд, так что меня начинает мотать от стены до стены, точно мышку в жестяной банке, которую играючи трясет в руке ребенок.

Схватившись за крепежные ленты на стене, я чувствую, что меня тошнит, и пытаюсь задержать дыхание, но неожиданно врезавшееся в меня тело Сергея заставляет ослабить захват. До меня доносится второй звук столкновения, еще более громкий. Ударившись о стену, я резко выдыхаю, и у меня темнеет в глазах.

Воздух, как из проколотого воздушного шарика, со свистом устремляется в возникшую пробоину, размером не более кулака. К счастью, притянутое тело Сергея затыкает ее, чем и спасает мне жизнь.

Я одна, в полной тишине неуправляемой капсулы, моргая, пытаюсь поймать ускользающее сознание.

На экране снова вспыхивают сообщения – одно за другим. Значит, коммуникаторы еще работают. Я пробую прочитать их, но перед глазами все плывет, и буквы растворяются, как чернила в сильный ливень. Черные точки становятся все больше и больше, пока не заполняют собой все вокруг.

В зале предполетного инструктажа все даже перестают есть. Раздающиеся то тут, то там хлопки папок приводят к тому, что страницы свободно вылетают из них. Все молчат, пытаясь осознать то, что только что услышали: существует и второй артефакт.

Помощники Фаулера перестают печатать и поднимают на него глаза, как и я. Команда ждет, когда я задам следующий вопрос.

Комната вокруг сужается до тех пор, пока не остаемся только я и Лоренс, обстреливающие друг друга вопросами и ответами, будто два наших мозга объединились, чтобы обмениваться информацией напрямую.

– Местонахождение?

– Десять миллионов миль за Марсом.

– Размер? Форма?

– Думаю, такой же, как и ранее обнаруженный артефакт. Или корабль, если они управляются сами по себе.

– Направление? Скорость?

– Неизвестны.

– Как вы его обнаружили? Еще один зонд?

– Наземный телескоп.

– Но как? – спросил я и тут же сам дал ответ. – Вы проследили в обратном направлении курс первого артефакта – курс Альфа.

– Да.

– Можно предположить, что точка запуска у них одна и та же.

– Вполне возможно. Второй артефакт мы называем Бета, а место их предполагаемого старта – Омега.

Очень интересно. Значит, в точке Омега должен быть корабль большего размера или какая-нибудь база. Голова гудит из-за внезапно возникших вариантов. Все стало гораздо сложнее – буквально на порядок.