Вишневый сад Вишневый сад – все в белом, как невесты… Вишневый сад – трепещут занавески… Вишневый сад – последний бал Раневской. Нашей любви брошенный сад, проданный сад. А я мечтал спасти твою обитель… А я шептал чуть слышно: «Не рубите!» А я шептал: «Спасите нас, спасите!» Нашей любви брошенный зал, проданный бал… Жестокий век. Летят иные птицы. Жестокий век. Кому теперь молиться? Жестокий век. Дрожат твои ресницы… Нашей любви брошенный век, проданный век. Прости меня, что свергнуты святые. Прости меня, что мы теперь другие… Прости меня, – сады стоят нагие. Дом без меня. Дом без огня. Свет без огня. Но есть душа, – она осталась прежней. Жива душа, оставшаяся нежной… Осталась жизнь в глухой степи безбрежной… Все-таки жизнь даже теперь так хороша! Вишневый сад – больной природы гений. Вишневый сад – последний вздох весенний… Вишневый сад моих стихотворений. Нашей любви брошенный сад, проданный сад. «Зачем я тебе, зачем?..» Зачем я тебе, зачем? Ты неба иного птица. Стремительность перемен в залетной душе гнездится. Ты знаешь, что все пройдет. Ты знаешь, что близок финиш, что сердце мое умрет, когда ты меня покинешь. Достаточно ты умна. Открыли тебе не боги, что ты у меня одна, а я лишь один из многих. Куда ты меня зовешь? Есть в пламени листопада счастливых свиданий ложь, несчастной разлуки правда. Когда-нибудь ты поймешь, приметишь оттуда, с неба, березовой рощи дрожь в предчувствии льда и снега. …Другой зацветает сад. Ты новые песни сложишь. Ты знаешь, что это – ад, когда разлюбить не можешь? Зачем я в твоей судьбе? Уйдешь ты и сердце вынешь… Услышишь ли крик в толпе, когда ты меня покинешь? Одиночество Одиноко, как в детстве, мне. А родители где? В тюрьме. Не ответишь: зачем ты? Кто ты? Имя всем в тридцатых – сироты. Безотцовщина – мое отечество, одиночество. Одиночество. Други юные, шестидесятых, потускнев, разбрелись куда-то. Кто с хозяином пообедал, кто пропал, кто украл, кто предал. Это боль моя и пророчество — одиночество. Одиночество. А ведь прекрасные были – были! Как мы верили! Как любили! А при этом дурном режиме стали вроде мы все – чужими… Это денность моя и ночество — одиночество. Одиночество. Хоть бы встретить мне пса-дворнягу, я б его подобрал, беднягу. Я ему бы погладил брюхо, почесал бы ему за ухом… Не колбаски, а ласки хочется псу бродячему. Одиночество. Отгорели мы раньше срока. Даже ты со мной одинока. В этом мире мы порознь, вроде… Мы всё больше в себя уходим. Облетает на даче рощица. Одиночество. Одиночество. Остается все чаще мне быть лишь с мыслями наедине. В одиночестве легче пишется. Голос Вышнего лучше слышится. Стало ты колыбелью творчества — одиночество. Одиночество. Ты не печалься
Там, где сосны, Где дом родной, Есть озера С живой водой… Ты не печалься, Ты не прощайся — Все впереди у нас с тобой. Как кукушке Ни куковать, Ей судьбы нам Не предсказать… Ты не печалься, Ты не прощайся, А выходи меня встречать. Над равниной Встает заря. Синим светом Полны моря… Ты не печалься, Ты не прощайся, Ведь жизнь придумана не зря! Будет радость, А может, грусть… Ты окликни, Я оглянусь… Ты не печалься, Ты не прощайся, Я обязательно вернусь. Только тебе Полжизни, наверное, мы провели в аэропортах, в такси, на вокзале… На всех параллелях бескрайней земли, казалось, везде нас любили и ждали… Но в Братске, в Париже, на Кубе, – везде кому я был нужен? Только тебе. Входили мы в горький, нерадостный мир. О как нас с тобою всю жизнь прогибали! Стихи не печатали. В телеэфир лучшие песни мои не пускали. И в этой неоднозначной судьбе кому я был нужен? Только тебе. Сегодня на родине климат другой. И снова мой стих ко двору не пришелся… Командует нынче телец золотой. Похоже, что хрупкий наш мир раскололся… Ни важным персонам и ни голытьбе, — я нужен, как прежде, только тебе… |