206. 207. 208. Я выдохнула. Следующая дверь была приоткрыта. Ноги стали тяжёлыми, как вся моя жизнь, начавшаяся громким выкриком в роддоме. Я абсолютно уверена, что заорала, узнав, что все дальнейшее пребывание вне утробы матери меня реально будут звать «Мася».

То ли жалостливый коридор уснул, то ли я достигла максимальной амортизации благодаря невидимым кандалам, окапканящим мои конечности, но оставшееся расстояние далось мне максимально бесшумно. Контрольный вдох, в голове так не к месту пронеслось «с Богом», и я заглянула внутрь комнаты.

В офисном кресле, запрокинув ноги на стол, улыбался в экран ноутбука молодой человек в штатском. Его интерес к происходящему разделял полицейский, расположившийся на столе спиной ко входу.

– Заходите, Мар-се-ли-на Андреевна, – нарочито аккуратно произнес моё имя мужчина в форме, – Не стесняйтесь.

Эту говорящую спину я узнала по голосу – капитан Бунин! Ледяные мурашки, за секунду оккупировавшие мои плечи, бросились врассыпную по всему телу, преимущественно оседая в прилипших кроссовках.

– Заходите, заходите, – капитан соизволил повернуться ко мне.

Я послушно вступила на Бунинские владения. Парень в штатском изучающе улыбнулся мне из кресла. Чтобы придать себе уверенности, я решила непременно куда-нибудь сесть. И чуть не вскрикнула, неожиданно заметив у стены скрючившуюся на стуле Светку. Как будто кто-то хмельной от февральского мороза сбросил надоевший палантин. Сбросил и ушёл по своим весёлым делам, а подневольный кусок ткани так и остался понуро лежать.

Светка подняла голову и как-то невыносимо трагично посмотрела на меня.

– Хорошо, что не били, – заметил Критик.

Бесцветное лицо подруги, трудно различимое на фоне серой куртки, отражало весь трагизм нашего бытия. Чтобы не расплакаться от ощущения густой, как разваренная овсянка, беспомощности, я перевела взгляд на Бунина.

– Присаживайтесь, Мар-се-ли-на Андреевна, – капитан кивнул на стоящий около него уже кем-то обгрызенный стул.

Когда ты, Бунин, имя-то моё начнёшь нормально выговаривать? Порепетировал бы, что ли. Хоть один, хоть вон – с другом своим. А то каждый раз, как иностранец на застолье со своим «на-здо-ро-вье».

Я примостилась на краешек указанной мебели. Теперь от полулежащей Светки меня отделял письменный стол, декорированный ногами молодого в штатском.

– Ром, ну ты это, иди. Подожди меня там, – Бунин жестом указал другу на дверь.

– За мою психику переживаешь? – усмехнулся тот, вставая с кресла. – Не хочешь, чтобы я видел, как ты девушек пытать будешь? – он улыбался, глядя мне в глаза.

Глаза…. Какие у него необыкновенные глаза! Раньше я не одобряла всю эту поэтическую истерию относительно человеческого органа зрения. Ну глаза и глаза, чего там особенного? Зрачок да ресницы. Какое там зеркало души? Где там бездонные океаны? Лучше бы так восхваляли носы – вот это я понимаю! Глаза-то у всех практически одинаковые, а носы – это прям как отпечатки пальцев: у каждого свой, неповторимый. Неповторимый, как его глаза! Никакие раннее известные мне эпитеты не могли описать их.

– Как небо, – подсказал Критик.

– Ну нет, не как небо. Они – само небо! Когда смотришь в него и не замечаешь ничего, кроме….

– Ну, Ром, ну серьёзно! Давай быстрей, а то не успеем, – Бунин таки прорвался сквозь пелену моего наваждения.

Одним словом – мент: везде пролезет.

– Ухожу-ухожу, товарищ капитан, – Рома, продолжая улыбаться, направился к выходу.

Мне показалось, что я не могу дышать, что дышать просто нечем, что….

– И так, Марсе-ли-на Андреевна, разговор состоится у нас с вами не самый приятный, – Бунин посмотрел на меня в упор.

Закрывшаяся за Романом дверь не оставила мне шанса – я повернула себя к капитану. Ну вот у него глаза как глаза: обычные и… и… никакие. Молодое лицо, окаймленное небритостью средней тяжести, крупный нос и совершенно обычнейшие глаза.

– Четырнадцатого февраля сего года Котова Светлана Владимировна была остановлена сотрудниками ППС для проверки документов, – капитан важно произносил каждое слово, не сводя с меня своих обычных глаз. – В ходе проверки у гражданки Котовой был обнаружен и в последствии изъят пакетик с, предположительно, веществом наркотического характера, а именно марихуаной, – Бунин выпрямился и начал мерить шагами просторы кабинета. – После чего гражданка Котова была задержана и доставлена нарядом ППС непосредственно ко мне, – он вопросительно посмотрел на гражданку Котову, и Светка возражений не возымела.

– Ну как будто наркобарона схватил, вот не меньше! – возмутился мой Критик от капитанской важности.

Вдохновившись нашим молчанием, доблестный оратор продолжил вещать о подвигах бдительных стражей порядка, о злостности совершённого Светкой преступления, о её упорном нежелании сотрудничать со следствием…. Он так часто ходил и так много говорил, что, несмотря на всю офицерскую стройность предложений, моя голова перестала воспринимать его информацию. Сказать об этом я постеснялась, предпочтя изображать внимательного слушателя.

– Вот поэтому, госпожа Леонова, я задаю этот вопрос вам: что будем делать? – довольный Бунин резким поворотом ко мне обозначил финиш словарного марафона.

Ну хоть по фамилии назвал. Дошло наконец, что и так можно.

Я поджала губы, моля о пролонгации. Пожалуйста, пусть это будет ещё не конец его пламенной речи. Почему бы ему не подвести какие-нибудь итоги или тезисно не обозначит всё вышесказанное?! Как на лекциях, дабы я все-таки догнала, что мне отвечать на этот вопрос. И почему именно мне?!

Хотя, конечно, я и так догадывалась, по какой причине подруга выбрала меня в качестве своего представителя. Нет, я не получила диплом о высшем юридическом образовании, более того, я даже не рассматривала для себя такой перспективы. Я плохо понимаю, чем отличается юрист от адвоката, не читаю на досуге Конституцию Российской Федерации или Уголовный Кодекс. Светка вызвала меня в этот непростой для неё день, потому что я её единственный друг.

Мы живём в одном доме на одном этаже уже 25 лет. Мы ходили воспитываться в один детский сад, досужничать в одну секцию, учиться в одну школу и курить в один подъезд. Получив дипломы в разных ВУЗах, мы всё так же вместе сидим без работы и без особого желания её найти.

Чтобы прокормить сотрудников коммунальных служб я поверх синего диплома психологического факультета положила сертификат об окончании курсов стилиста по волосам, а Светка свои знания экономических премудростей помножила на тонкости арендодательных взаимоотношений. Нам обеим не доставляет удовольствия вести социально активный образ жизни, что бахвалится встречами бывших одноклассников и сюсюканьями на фото чужих детей. Рабоче-деловые перипетии со сплетнями коллег и проклятиями начальства вызывают восторга не многим больше.

Правда, мне бабушка ни моя, ни Светкина, к сожалению, квартиры не оставила, поэтому о жизни рантье приходилось только мечтать, заплетая косы очередной клиентке под её жалобы на личную жизнь. Да и относительно параметра личная жизнь у нас с подругой разногласий тоже не возникало. Как говорится, чего нет, того нет.

Я не знаю, что конкретно из вышеперечисленного поможет мне ответить на вопрос капитана Бунина. Я сама не знаю, что нам делать. Всё, что я могла – я уже сделала: я сюда пришла!

Мы с офицером молча смотрели друг на друга: я кротко-печально, он уверенно-вопрошающе.

Какой же он высокий, выше меня, а я метр семьдесят. А Рома же ещё выше. Выше и худее. Рома прям молодой человек, а Бунин – мужик, хотя они, наверное, ровесники. Как мы со Светкой. Может, Бунина так погоны его старят?

– Марселина Андреевна, – от злости капитан впервые без запинки произнес моё имя. – Я, честно говоря, надеялся, что вы будете более общительны.

Надеялся он! А вам разве не запретили надежду как элемент, разлагающий дисциплину? Или тут аналогично взяткам – палка о двух концах: с одной стороны карается по закону, с другой – правосудие всё одно слепо, отчего ж не взять, когда дают? Мздоимство, вне сомнений, плохо. Но вдруг ты откажешь, а купюрный даритель, чего доброго, обидится?! Это же ещё хуже! Всегда хуже провиниться перед человеком, нежели пред буквой закона.