— Подожди, я хочу знать больше.

— Зачем? — простонал я.

— Это связано с твоей задницей, поэтому мне интересно. — Лукавая ухмылка играет на его лице.

— Не уверен, нравится ли мне такой игривый Дэймон. Где серьезный и напряженный парень, который становится офигенно горяч, когда теряет контроль и отсасывает парню в гостевой спальне своего друга?

Зеленые глаза Дэймона темнеют и наполняются похотью.

— А вот и он, — поддразниваю я и снова приближаюсь к нему. Дэймон позволяет мне сделать буквально шаг, прежде чем снова останавливает.

Он кладет свои руки мне на бедра.

— Мэдди, — выдавливает он из себя, — ты уверен? — Он хмурится. — Прости, я не хочу быть неуверенным и раздражающим. Мне никогда не были нужны эти заверения. — Он издает печальный смешок. — А ты думал, что у тебя нервы.

Я пытаюсь заглушить в себе раздражение, потому что оно связано не с Дэймоном. Это из-за того засранца, который доставил ему столько проблем.

— У меня есть идея.

Я хватаю его за руку, тащу в спальню и толкаю на кровать, но не присоединяюсь к нему. Пока не присоединяюсь.

Мой крохотный гардероб забит вещами от и до, вдоль и поперек. Я отодвигаю рубашки, в которых хожу на работу, но это не особо освобождает пространство. Я вынужден исполнить несколько впечатляющих акробатических трюков, чтобы дотянуться до моих далеко убранных галстуков. Мне повезло, что я работаю в довольно свободной от дресс-кодов компании, и мне не приходится носить их в офисе.

— Что ты там делаешь? — интересуется Дэймон.

Я уже практически полностью залез в шкаф.

— Ага.

Дэймон хмурится, когда я извлекаю оттуда галстук.

Я медленно приближаюсь к кровати и тянусь к подолу рубашки Дэймона, чтобы стянуть ее с него. Затем подталкиваю его локтем.

— Продвинься выше на кровать. — Он скользит до тех пор, пока его голова не касается подушки, а я забираюсь на него сверху, оседлав бедра. Я закрываю глаза, изо всех сил борясь с желанием прикоснуться к твердой плоти подо мной. — Подними руки над головой.

— Я не сторонник извращений, — говорит он, что не мешает ему поднять руки и позволить привязать их к изголовью кровати.

— Успокойся. Это всего лишь небольшое ограничение свободы. Обещаю не шлепать тебя и не заставлять обращаться ко мне «господин».

Дэймон ухмыляется.

— Узлы очень слабые, так что сможешь легко освободиться, если пожелаешь. Это больше мысленное ограничение, чем физическое. Ты не будешь тем, кто прикасается, и все происходящее далее будет моей инициативой. Это все, чего я хочу.

Наши взгляды встречаются, и я замираю. Это довольно странный момент для того, чтобы прозреть. Но именно находясь так близко, сидя сверху на полуобнаженном Дэймоне, когда между нашими губами расстояние всего в пару сантиметров, и мы ощущаем дыхание друг друга, я наконец-то осознаю это. Мне плевать на всякого рода ярлыки, потому что они не имеют значения. Важно то, что я хочу сделать этого парня своим.

Чувство собственника застает меня врасплох, потому что я никогда не ощущал ничего подобного. Я даже не знаю, временное это чувство или долгосрочное. Единственное, что заставляет меня молчать, это страх перед тем, что Дэймон уйдет. Этого я не хочу. Все, что я знаю наверняка: я никогда не хотел никого сильнее, и если он заставит меня бегать за ним месяцами, подобно своей сестре, я к этому готов. Но на этот раз я не отступлю, потому что с Дэймоном все иначе. И дело совсем не в сексе. Если бы это было так, то я бы бросил Дэймона, как только узнал о его загонах, и вместо этого замутил с Ноа. Или с какой-то цыпочкой. Я бы не желал привязать Дэймона к кровати лишь с одной целью – прикоснуться к нему. И уж точно мне бы не хотелось разгребать то дерьмо, что вертится в его голове.

Мое прозрение, скорее всего, покажется незначительным для большинства людей, но думал ли Мэддокс О’Шей, что решится на отношения? Я думаю, не мешало бы позвонить в NASA, потому что происходящее не менее глобально, чем приближение астероида к Земле.

— Ты в порядке? — шепчет Дэймон.

Я застываю сидя на нем.

— Не знаю, — честно признаюсь я, потому что не собираюсь бросать в его сторону банальное «я очень сильно хочу тебя».

Когда Дэймон пытается освободиться, я хватаю его запястья, чтобы остановить, прежде чем он выйдет из себя.

— Дай мне договорить. Я сказал «не знаю», потому что понятия не имею с чего начать. В моей голове сейчас столько грязных фантазий, и я хочу осуществить каждую из них.

Дэймон расслабляется, и улыбка вновь появляется на его лице.

— Тут все просто. Я хочу, чтобы ты поцеловал меня. Так что начни с этого.

Наши губы соприкасаются, и хотя я нахожусь сверху, а Дэймон связан, он умудряется взять инициативу в свои руки.

Поцелуй, который случился между нами на свадьбе Честити, стирается из моей памяти. Я уже не помню, был ли он по ощущениям таким же горячим, с привкусом пива в дыхании. Я не помню, была ли у Дэймона щетина. Адреналин, играющий во мне, забрал с собой мои ясные воспоминания. И безумное желание после месяца сдерживания высвободилось сегодня вечером. И на этот раз я намереваюсь насладиться им сполна.

У Дэймона другие планы. Он отрывает бедра от кровати, прижимаясь ко мне.

— Кто-то нетерпелив, — произношу я.

— Да, потому что кое-кто уже кончал сегодня вечером и может быть терпелив, потому что не ходит со стояком несколько часов кряду.

— Несколько часов... реально? Прошло всего два часа. В Африке, между прочим, голодают дети.

— Какое отношение это имеет к происходящему? — интересуется Дэймон.

— А разве ты не соотносишь все в своей жизни с этим? Это был излюбленный прием моей сестры. Если я, например, жаловался на холод, она всегда говорила о том, что в Африке голодают дети, подразумевая, что всегда найдутся те, кому труднее, чем тебе.

— Не задумывался об этом. Но уверен, что можно умереть от посиневших яиц.

— Уверен, что ты преувеличиваешь, — говорю я.

— Может и так. Но мне кажется, что я умираю.

Дэймон снова приподнимает бедра. Его член скользит по моему и, блядь, он такой твердый. Невероятно твердый.

— В таком случае, мне есть над чем поработать.

Я прикасаюсь губами к его плечу, а затем покрываю легкими поцелуями его грудь.

Прелюдия для меня — подготовить девушку к тому, чтобы я мог ее трахнуть. И как бы эгоистично это ни звучало, но если она кончала от того, как я её ласкаю, это означало, что мне не придется особо напрягаться, когда я буду её трахать. Да, в этом плане я та еще находка. Не могу сказать, что мне не нравились прелюдии, но, по большей части, для меня они были способом достигнуть определенной цели. С Дэймоном я хочу этого. Я наслаждаюсь его прерывистым дыханием и стонами, пока покрываю его тело поцелуями. Мне доставляет удовольствие исследовать его мускулистую фигуру, потому что я никогда не делал такого ранее. Это новое ощущение захватывает меня и оказывается гораздо более возбуждающим, чем я ожидал.

Единственным минусом было то, что я снова ощутил себя подростком. Руки дрожали, и неуверенность, что я, черт побери, не знаю, все ли правильно делаю, просачивалась наружу.

Но посмотрев на Дэймона, я увидел слегка приоткрытый рот и зардевшиеся щеки и понял, что иду в правильном направлении.

Я умышленно двигаюсь мучительно медленно не только потому, что это, кажется, истязает его, возбуждая меня, но и потому, что это дает мне запас времени, чтобы успокоить нервишки. Нужно сделать это как можно скорее, потому что я не смогу долго держать себя в руках. Я хочу, чтобы Дэймон был подо мной. Надо мной. Чтобы он был повсюду.

Я губами касаюсь его безволосой груди, и мне нравится ощущать гладкую, ровную кожу. Я скольжу языком вокруг соска, и Дэймон шипит сквозь зубы. Когда я спускаюсь ниже, вижу небольшую дорожку темных волос, которая ведет от пупка к моей конечной остановке.

Дэймон что-то бормочет от нетерпения, когда я вожусь с ремнем и молнией его джинсов. Я бросаю на него взгляд и вижу, как напряглись его бицепсы, пока он держится за изголовье кровати. Я уже усвоил, что Дэймон не любит терять контроль. Ему непросто, когда я веду его за собой, но для меня нет ничего сексуальнее, чем видеть, как он из последних сил пытается сдерживаться.