Шел 1969 год.
В тот год мы втроем отправились в Соноранскую пустыню, как делали многие из наших товарищей - те, у кого не хватало денег на путешествие в Индию или Тибет, - во имя духовного просветления и расширения сознания. Мы ехали автостопом от самого Бостона, чувствуя себя, что называется, "на коне". Индия - это уже вчерашний день, говорили мы друг другу, это не настоящее просветление, потому что - ну какое просветление может быть там, где его ищут все? Нет, следует идти туда, где нет изведанных троп, где за каждым поворотом таится новое и неожиданное...
За поворотом наших троп таился путь Знания, заповеданный индейцами яки, и вместо привычных кислоты, травки или блюза дверь к этому Знанию открывал таинственный Мескалито.
- Так где ты услышал про него, мэн? - в который раз переспрашивала Кошка Дэйзи.
Она была очень рассудительной, эта Кошка Дэйзи, и все делала обстоятельно - даже вышивала цветочки на расклешенных джинсах, даже забивала травкой гильзу, даже настраивала ситар, когда мы собирались подзаработать малёхо хрустов на жратву, даже заучивала битловские хиты. Энди-Миляга представлял ей полную противоположность: его легкомыслию могли позавидовать даже герои Керуака из модной книжки.
- Я ж тебе говорил, герла, - удивленно повторял он. - Ну, был я в Большом Яблоке. Вот когда мы с чуваками из Фриско туда ездили, ну? И там я повстречал этого мэна...
На этих словах он отбрасывал вьющиеся светлые волосы со лба и начинал размахивать вырванным из блокнота листочком, где записал все, что сказал ему "мэн".
- Индейца? - с сомнением уточняла Кошка Дэйзи.
- А то!
- А с чего ты взял, что он индеец? - однажды спросил и я. - Ты же вроде говорил, что он был белый. И одет как джентльмен со старых картин.
- Ну, одеться любой дурак может как угодно, - возразил Энди-Миляга. - Я, когда заворачиваю к моим старикам, чтобы их не сильно расстраивать, надеваю цивильный прикид, но разве я от этого становлюсь цивилом?
- А фейс? У индейца и белого они не похожи...
- Да я его фейс и не разглядел, - признался Энди, помолчав. - Он в шляпе был надвинутой, старомодной такой. Как у Гэндальфа. Но подумай, откуда белому знать про путь Знания?
- А тебе он почему про него рассказал?
- То другое. Он старый был, все повторял, что они скоро придут за ним. Ну, типа, смерть, он поэтично так выражался.
- И что, - недоверчиво проговорила Кошка Дэйзи, - просто вот так прийти и сказать, что от дона Карлоса?
- Ну, мы же в любую коммуну можем так прийти, почему к ним нельзя?
В глубине души я подозревал, что компания, которую мы ищем, кое-чем отличается от коммуны. Однако Энди заразил нас своим энтузиазмом, и мы верили, что вот-вот достигнем немыслимых духовных высот (после чего махнем в Калифорнию на Альтамонт) или хотя бы найдем проводников в пустыню.
И мы их нашли.
В Аризоне, несмотря на осеннюю пору, еще стояла теплынь. Чтобы переехать через границу, нам пришлось разместиться в кузове дряхлого грузовичка безо всяких удобств. Конечно, нам было не привыкать, но растрясло нас так, что мы потом едва удержались на ногах, когда вылезли.
В лицо нам повеяло все тем же теплым и пыльным ветром, но он принес испанскую речь. Вот так мы и поняли, что прибыли в Мексику. Грузовичок окружили какие-то дядьки с пистолетами в карманах, не внушавшие никакого доверия, но до нас им дела не было.
- Быстрее, быстрее, - поторопил нас шофер. - Пронто, пронто!
Он откровенно боялся. Что-то нам подсказывало, что этот коренастый потный человек с грубыми чертами плоского лица рискует вовсе не ради незнакомых хиппарей - то, что он тайком вез через границу, явно сулило ему некоторую прибыль. Зато нам - неприятности: полиции не докажешь, что мы случайные попутчики, а не члены шайки контрабандистов. Мексиканской тюрьмы мы и сами боялись, особенно Кошка Дэйзи. Однако именно она все же задержалась, чтобы спросить:
- А как дойти до Паленке?
Шофер махнул рукой, указывая на проселочную дорогу, едва заметную в пыли.
И мы пошли в Паленке.
То был крохотный пыльный одноэтажный городишко без единой заасфальтированной или хотя бы мощеной булыжником улицы. Люди в нем все до одного ходили босиком, женщины носили широкие юбки, косы и шали. Если бы не это, не далекие горы на горизонте и не обилие осликов вокруг, Паленке походил бы на любой маленький город Аризоны.
А еще в нем не было ни одной вывески.
- И как нам искать твой бар "У дядюшки Соло"? - заворчала Кошка Дэйзи.
Я озирался вокруг.
Очень странный это был городишко. Пусть он был и старомодный, и бедный, но в нем не имелось ничего, что напоминало бы о современности. Окна по большей части были не застекленными, зато затянутыми кусками тонкой ткани. Откуда-то доносилась музыка, но это была не пластинка: кто-то играл и пел вживую, а песня, наверное, пелась еще со времен конкистадоров. На маленьком рынке продавались овощи, шали и кожаные башмаки, сшитые вручную, - ни одной вещи фабричного производства. У детей, игравших в пыли, я не заметил ни одной нормальной игрушки, - только самодельные деревянные и тряпичные куклы. Но это еще можно было объяснить бедностью, а вот почему они все были в домотканых одежках?
Наконец мы нашли что-то вроде бара. В дверях торчал человек, похожий на нашего шофера: приземистый, смуглый, с плоским лицом.
- Донде эста тио Соло? - спросила Кошка Дэйзи.
Чего-чего, а знания испанского от нее даже я не ожидал.
- Сой тио Соло, мучачита, - заулыбался этот тип, и тогда Кошка Дэйзи продолжила: