— Нет, с такими, как ты, невозможно разговаривать, — взорвался он. — Ну ч-что это за сумасшедшие взгляды! Как это можно валить в одну кучу Амами и Окинаву… А в общем, что мне за дело, поступайте с вашим движением за вос-соединение как хотите!.. Я пошёл. Ты, Кацуё, пойдёшь со мной, собирайся. Я не могу больше оставлять тебя в таком месте.

Кацуё, продолжая сидеть, лишь слегка отодвинулась назад и почти с ненавистью посмотрела на отца, который с грозным видом стоял перед ней. Она с такой силой потянула платок, которым несколько минут назад вытирала глаза, что, казалось, он вот-вот разорвётся, Кацуё до глубины души была возмущена тем, что отец не считается с её чувствами и желаниями и хочет подчинить её родительской воле. Но старые времена прошли. Негодование и гнев мешали ей найти слова для ответа.

Воспользовавшись молчанием дочери, Мацуока Митимори продолжал.

— Нет, больше ты здесь не останешься! Ну, пошли!

Кацуё дала волю рвавшемуся наружу негодованию.

— Я остаюсь здесь и буду здесь до тех пор, пока острова Амами не воссоединятся с Японией.

— Одно к другому не имеет отношения. Неужели и ты посмеешь прекословить мне, твоему отцу?! Смотри, подумай, не позволяй своим чувствам взять верх над разумом. Ведь я приехал сюда специально за тобой и не только по своему желанию, но и по просьбе матери.

— Послушайте, папа, присядьте, пожалуйста, — с трудом взяв себя в руки и пытаясь говорить спокойно, произнесла Кацуё. — Я ведь тоже всегда думаю о вас и о маме и тоскую. Знали бы вы, как тяжело мне, именно потому, что я люблю вас. Мысль, что не только сейчас, а может быть, и никогда я не смогу вернуться на Амами, угнетает меня. Вот вы сумели приехать сюда по делам службы. Вам как ответственному чиновнику гражданской администрации дозволено многое. А для нас ведь отрезан путь домой… Но хоть мы и далеко от родины, никто из нас не забывает её. Не забываем мы и вас с мамой… И тем не менее поехать с вами не могу. Я нужна именно здесь до тех пор, пока мы не сможем встретиться вновь, уже на освобождённых Амами.

Мацуока Митимори медленно опустился на татами, сглотнул подступившие слёзы, вынул платок, старательно вытер им рот и наконец заговорил упавшим, взволнованным голосом.

— Да я и не собираюсь отвозить тебя на Амами. Тебе нельзя оставаться в этом доме, вот мне и пришла в голову мысль отвести тебя к дяде Канэацу. Там и поговорим обо всём откровенно, по душам… А что касается моей службы в управлении гражданской администрации, то я пошёл туда только потому, что никак нельзя было отказаться. В конце апреля, когда договор вступит в силу и острова Амами отойдут навсегда от Японии, уйду с этой работы, так как то, что произошло, лежит и на моей совести. Я чувствую себя виноватым и перед нашими предками — ведь и в моих жилах течёт кровь народа Амами. Расстанусь со своей должностью и вернусь на наш островок, в родную деревню — хочу заняться сельским хозяйством. Но разве этим проживёшь на такой истощённой земле, как наша… Не знаю, что и делать…

Кацуё сидела опустив голову, прижав ко рту носовой платок. Плечи её тряслись, она беззвучно плакала. Фумиэ, сложив на коленях руки, не шевелилась. Она понимала, как далеки желания отца от его дел, как он в сущности беспомощен и жалок.

— Мать так постарела! — продолжал Мацуока еле слышным голосом. — То и дело говорит: «Хочу хоть одним глазком взглянуть на них». Стонет и стонет: «Хорошо было бы если бы, как раньше, они смогли свободно приплыть к нам! Тогда вернулись бы детки домой и я побывала бы на свадьбе Кацуё. Наверное, так и умру, не повидав их».

Кацуё, не в силах больше сдерживать себя, разрыдалась. Плакала и Фумиэ, закрыв лицо руками.

Уэхара, казалось, ещё более побледнел и осунулся. Он опирался о колени вытянутыми руками, поддерживая ими своё ослабевшее тело. Мацуока молча глотал слёзы. Он будто только сейчас заметил окружающую обстановку и сказал:

— Похоже, вам тоже туго приходится. У нас, амамичан, где бы мы ни находились — на своих ли островах или в другом месте, у всех жизнь тяжёлая. Видно, уж так суждено нам… Да, чуть не забыл! Я сладости внукам привёз, да вот заговорился…

Мацуока вынул из лежащего рядом с ним свёртка коробочку с лакомствами и протянул её Тэцуо и Хироо, которые робко жались к стене позади Фумиэ.