Разделение «гербергов» по номерам обезличивало заведения и упорно не приживалось. С 1770‐х годов наименование «Герберг № 1» (гостиница со столом) стало вытесняться вывеской «Трактирный дом».
В 1770 году на набережной Мойки, вблизи Полицейского (ныне Зеленого) моста, открывается знаменитый «Демутов трактир», владельцем которого был Филипп-Якоб Демут. Он сдавал комнаты внаем и торговал столовым вином. Удачное расположение гостиницы привлекало постояльцев, и в 1796 году Демут построил новое каменное здание на Большой Конюшенной улице. После смерти Демута в 1802 году заведение перешло к его дочери – Елизавете Тиран, жене адъютанта петербургского военного губернатора Палена; с 1822‐го гостиницей владела внучка Демута483.
На углу Невского и Большой Морской в 1770‐х годах в четырехэтажном доме был открыт «Гейденрейхский трактир, город Лондон имянуемый», а чуть позже появился трактирный дом «Город Париж» на Миллионной улице484,485.
В 1805 году «Герберг № 1» (на Офицерской улице) именовался «Ресторасьон»486. «Первое время рестораны у нас звались „ресторасьон“ или ресторации, – пишет Петр Столпянский, – а на вывесках вплоть до конца 30‐х годов XIX столетия неизменно красовались ресторасьоны, и только с 1840 года было приказано изменить „ресторасьон“ на ресторан»487.
В александровское время в начале Невского проспекта появляются первые кондитерские (кофейные дома), которые посещались светской и состоятельной публикой.
«С 1810‐х годов стали здесь (в Петербурге. – А. К.) разводиться кондитерские и „кондитореи“. В 1822 году уже блистали на Невском проспекте сладкою славою некоторые кондитерские; появились особые залы с фортепианами, с газетами»488.
В начале XIX века на Невском, у Полицейского моста, открывается кондитерская Саломона Вольфа, а позже совладельцем кафе становится Тобиас Беранже.
Булгарин в очерке «Прогулка по тротуару Невского проспекта» (1824) упоминает любимую им кондитерскую «честного швейцарца Вольфа» (в доме Котомина под колоннадою), который «с лишком 15 лет занимается своим ремеслом». При этом Булгарин утверждает, «что в Петербурге нет обыкновения обедать и завтракать в кофейных домах и трактирах, как, например, в Париже, Лондоне и прочих столицах»489.
Спустя десять лет, в 1834 году, Владимир Строев писал о знаменитой кофейне Вольфа: «Кто не помнит прежней лавки Вольфа? Бывало войдешь в нее – низко, тесно, душно… только амуры и нимфы, пляшущие на потолке, говорили, что рука живописца давно не касалась до заветных стен, в которых издавна собираются любители газетного и журнального чтения. Зато фланеры, не читающие газет, и дамы, привыкшие к роскоши, никогда не заглядывали к Вольфу. Это и принудило Вольфа преобразовать свой магазин в Café Chinois, в Китайскую кофейную. <…> Прежде было две комнаты, теперь четыре. Одна из них определена для курильщиков, которые не будут беспокоить почтенных покупателей нескромным дымом сигар. Комната, в которой будет сидеть Вольф, испещрена разными побрякушками, украшениями и арабесками в китайском роде; на прилавках из белого дерева красуются китайцы всех полов, возрастов и состояний. В других комнатах богатые канапе, обитые бархатом, на которых с удовольствием может покоиться самый причудливый данди; огромные зеркала, в которые не побрезгует посмотреться самая причудливая кокетка; на стенах красивые обои; на потолках живопись; на дверях бронза и позолота»490.
На следующий год газета сообщала: «Нынешним летом произошла новая перемена в одной из отличнейших кондитерских, или, лучше, кофейных домов здешней столицы. Мы упоминали уже о том (в Прибавлении к „Северной пчеле“ 1834), что известные кондитеры наши, Вольф и Беранже, возобновили, переделали, разукрасили свой магазин (на Невском проспекте, у Полицейского моста, в доме Котомина) и назвали его, по главному характеру украшений, Китайскою кофейнею (Café Chinois). Теперь они придумали к нему очень умное прибавление, превратив небольшую галерею, под колоннами пред входом, в палатку, с зеркалами, цветами, диванами, столиками и пр., где можно, сидя на чистом воздухе, прохлаждаться мороженым, лимонадом, оржатом и т. п. Эта перемена имела те хорошие следствия, что теперь и дамы могут пользоваться этим удобством, не входя в самую кофейню. И в самом деле, там найдете каждый вечер множество посетителей и посетительниц из лучшего общества»491.
В 1843 году Вольф «вошел в компанию с г-ном Домиником и они вместе превратили кондитерскую в доме Петропавловской церкви (на Невском. – А. К.) в кафе-ресторан, великолепно убранный и прекрасно устроенный. <…> Новая ресторация г. Беранже, на углу Вознесенского проспекта и Адмиралтейской площади, в доме Щербакова, переменила свое назначение. Вверху устроены комнаты для приезжих, а внизу ресторация, особенно славящаяся своими горячими пирожками»492,493.
Москвич, посетивший столицу в 1818 году, делится впечатлениями о кондитерской лавке Лареды на Невском проспекте (первый дом по левой стороне): «Комнаты в лавке хорошо убраны, есть фортепиано», газеты. «Пью шеколад. <…> Прекрасное изобретение кондитерские лавки! Сюда стекается множество людей разных состояний, чтоб отдохнуть, позавтракать, прохладиться, поговорить»; в лавке «подают рюмку мороженого»494.
В 1824 году «Дюбуа, французский уроженец, завел на Невском проспекте в доме Л. Вебера (начало Невского, правая сторона. – А. К.) кофейный дом, совершенно вроде парижских. Комнаты убраны не только со вкусом, но даже с великолепием, освещены газом и представляют все удобства для подобного заведения. <…> Мраморные столики, шашки, домино, камины с пылающими угольями, всевозможные роды конфектов, ликеров и плодов в спиртах и ликерах, все прохладительные напитки и лакомства»495,496.
«Я тебе еще ничего не сказал о здешних кондитерских, – писал в провинцию из столицы 28 февраля 1831 года анонимный автор. – Там отлично готовят кофе. Известнейшие здесь кондитерские: Амбиела497, Малинари, А-ла-реноме и О-берже-фидель; об одной из них упоминает Загоскин (в „Рославлеве“). Ты входишь, тебя приветствием встречает миленькая француженка, немка или италианка, требуешь стакан кофе, берешь журнал, без всякого принуждения рассядешься себе; иногда собирается человек тридцать и больше и если нету какого-нибудь чичероне, то всяк занят своим делом; хочешь, садись за фортепиано, если отлично играешь, тебя будут слушать; тебе приносят кофе, на особом блюдечке сахар, молочник крошечный со сливками и пенкою, бисквиты, и все это стоит 50 коп. Потребовавши стакан кофе, ты можешь просидеть целый день. Трубок здесь и заведения нету, а цыгары употребляются, но во второклассных кондитерских»498.
«В каждой кондитерской куча сахарных, шоколадных и бумажных изделий. Целые флоты из сахара, целые армии из шоколада, всевозможные предметы жизни, прихоти и моды из марципана, – сообщала 2 апреля 1838 года „Северная пчела“ в заметке „Где весна?“. – Пойдем от Адмиралтейства по Невскому проспекту и заглянем, по дороге, во все кондитерские, где так усердно стараются угождать нашему вкусу, без особенного отягощения кармана. У Вольфа (на углу Полицейского моста) приемная комната так установлена разными разностями, что в три часа не рассмотришь всех диковинок. Все подарки заготовлены из опер Скриба, – что новое явление, то превращение. Из пастушки выходит Арлекин, из змей сыплются конфекты, из старушек выходят прелестные дамочки, из скромных хижин – великолепные дворцы. Чудо, да и только! Доминик перебрался в новое и великолепное помещение в доме Петропавловской церкви. Комнаты отделаны и убраны с неимоверной роскошью: везде золото, зеркала, мрамор. <…> Апорта (против Аничковского дворца) не отстает от других, и заготовил огромное количество марципанных штучек, но у него лучше всего – баварауз с сиропом из исландского моха. Стакан такого баварауза прогоняет простуду и кашель. <…> …За Аничковым мостом – Излер (против Троицкого переулка) вылил целый мир в миниатюре из шоколада, и изобрел сладкую азбуку… <…> Пфейфер (у Александринского театра. – А. К.) первый начал делать вещицы из шоколада, и был распространителем прелестных шоколадных игрушек».
