- Что такое, Гаюс? – спросил король, скручивая в свитки несколько документов, лежащих на столе.

Настроившись и собравшись с силами (или так он думал), старик выпрямился и, сложив руки на рясе, заговорил строгим тоном.

- Сир, я пришел поговорить с вами о вашей совести.

Артур удивленно обернулся и вскинул брови, наверняка считая это шуткой. На самом деле это и было шуткой, только вот знать об этом ему было нельзя.

- О моей совести?..

- Да, – Гаюс для пущей убедительности сдвинул брови. – Вы завтра отправляетесь в этот поход на великана. Это полдня верхом туда и еще полдня верхом обратно. На холодном ветру... – ага, в начале теплого сентября, – а еще этот бой! Понадобится много сил, вы не понимаете, как это жестоко?

Король смотрел на него, застыв с бумагами в руках, с таким видом, будто решал, кто из них тут сошел с ума.

- Н-нет?..

- Сир, – еще более грозно произнес лекарь, – вы не можете тащить в этот поход сэра Годрика!

- А причем здесь Годрик?

- Он же болеет! Ему плохо, а вы собираетесь отправить его за тридевять земель... – которые находятся всего в нескольких милях, – сражаться с ужасным чудовищем! Это недопустимо, вы не можете так поступить со своим верным рыцарем, который еще ничем перед вами не провинился.

- Стой-стой, – Артур махнул на него рукой, и старик понял, что слегка перестарался. Ну что поделать, не любил он врать! – Годрик болен? Как это? Он ничего мне не сказал и сегодня весь день был на ногах, я не заметил, чтобы он чувствовал себя плохо.

- Ну конечно! – кивнул Гаюс с упрекающим видом. – А вы чего ожидали? Он же копия вас, он забудет и о смертельной ране, если нужно будет спасать народ! Наверняка, он не посчитал свое здоровье важной причиной, чтобы подвести вас, но я вам говорю: вы не можете взять его в поход! Он валится с ног, ему плохо.

- Хорошо-хорошо, – слегка растерянно согласился король. – Мне жаль, если он решил, что его здоровье не важно. Я возьму другого рыцаря вместо него в отряд, а ему передай, что я желаю ему побыстрее встать с постели. Передай, чтобы он даже не думал увиливать от лечения, уложи его в постель и не выпускай из своих покоев, пока не вылечится. Ясно?

- Да, сир, – степенно поклонился старик и, чувствуя, что еле отделался, развернулся и уже пошел к двери, как его окликнули.

- Гаюс! – теперь Артур выглядел встревоженным. – Насколько все плохо? У него что-то серьезное?

- Очень, – убедительно кивнул лекарь. – У него... – и как обычно в такие нужные моменты все полезные мысли, как по команде, разбежались в разные стороны, оставив в голове зияющую дыру и пару граммов бреда, – ветряная оспа.

- Ветрянка? – с ошеломлением и возмущением переспросил Годрик. – Серьезно? Гаюс!

Лекарь виновато развел руками.

- Это было первое, что пришло мне в голову.

- А ты не мог сказать, что у меня воспалилась рана с последнего боя при Бруньяле? – старик только пожал плечами. Гриффиндор задохнулся от нехватки слов для своего возмущения. Излить его получилось, только повернувшись к Мерлину. – А ты чего хохочешь?!

Великий волшебник, только что громко гоготавший, теперь сидел, уткнувшись лицом в свой локоть, и чуть не хрюкал, стараясь остановить смех.

- Прости...ты...просто теперь знаешь...почему все...думают, что я не просыхаю....в тавернах, – и он снова зашелся смехом.

Рыцарю оставалось только застонать от бессильного возмущения, прикрыв лицо ладонями. Прекрасно! Теперь Артур будет считать, что он не поехал с ним бороться с великаном из-за какой-то ветрянки, которой все в детстве переболели! Просто чудесно! Эта ночь не могла стать еще лучше.

- Стой, – он обернулся к старику, – а как он поверил-то, что я болею и скрываю? Это же ветрянка! Ее скрыть невозможно.

- Артур не болел ветрянкой, – пояснил Гаюс, усаживаясь на свое место. – Он вообще в детстве почти не болел, он себе болячки сам добывал всякими драками и проказами.

- Везет же кому-то, – сиплым от отзвучавшего смеха голосом протянул Мерлин, глядя в темное окно и потянувшись за кувшином и кружкой. – А со мной мама намучилась в свое время. Хотя, конечно, во дворце ребенка от заразы изолировать легче, чем в деревне.

- Мерлин, а ты чего тут сидишь? – обернулся к нему лекарь. – Тебе пора своего друга спать укладывать.

- Одну кружку сидра он подождет, – флегматично отбрил маг.

- Кстати, а зачем ты с утра его специально не разбудил?

- Ну, Артур же считает, что я опаздываю, потому что лодырничаю. Надо же поддерживать легенду, – он смачно отхлебнул сидра. – И пользоваться ей.

Гаюс неодобрительно покачал головой, но промолчал, собирая все со своего стола в баночки и флаконы, закрывая книги и убирая их на полки. Годрик со вздохом принялся раздеваться: расстегнул портупею и поставил ножны с мечом около кушетки, на которой предстояло спать, снял кольчугу и стеганку, а потом уселся немного поесть перед сном. Тут в дверь мягко и вежливо постучали и на пороге показалась Пенелопа. Она была в зеленом платье с желтоватыми рукавами, рыжие волосы были аккуратно собраны у шеи, на одной руке она держала целый ворох каких-то тканей, а в другой – две коробки.

- Я сказала королеве, что почувствовала себя нехорошо, и она разрешила мне завтра немного опоздать, – сказала она.

- Хах, еще одна больная, – усмехнулся Гриффиндор. Девушка посмотрела на него, но тут же ее взгляд убежал к вставшему ей навстречу Мерлину, будто ей было страшно даже встречаться с рыцарем глазами. Годрика это смешило и раздражало. По настроению. Одного он не мог понять однозначно: как Мерлин, как Эмрис мог воспринимать серьезно это жалкое существо, которое дрожит от одного голоса и присутствия того, кто позволяет себе говорить громко и едко? Как мог он доверять ей, причем доверять в делах чрезвычайно важных? Нет, Годрик не жаждал ее унизить или оскорбить, или еще что-то в этом роде. Просто этот ее дрожащий вид, боязливый взгляд, ее лепет и страх – все это неимоверно его раздражало. Как можно уважать людей трусливых? Как можно их терпеть?

- Немного? – мягко улыбнулся ей Мерлин. – Да тебе бы впору просить выходной после этого. Ты нас очень выручишь, если поможешь. Я знаю, затея глупая, сумасшедшая и опасная, но, возможно, она позволит нам больше не скрываться...

- Я понимаю, – улыбнулась Пенелопа. – Я помогу. К утру у вас будут костюмы колдунов. Плюс, – она раскрыла одну из коробок, – я немного умею работать с косметикой.

- Откуда ты их взяла? – изумился маг, увидев в коробке кучу тех штук, которые стоят на трельяжах богатых и знатных дворянок. Девушка пожала плечами.

- Вчера я случайно встретила заблудившегося Хьюго – сына сэра Сафира, и случайно довела его до их поместья. Его мать, леди Леттиция, сказала мне просить, что захочу. Я, конечно, ничего не взяла, но сегодня эта возможность оказалась полезной.

“Ключевое слово – случайно,” – подумал Гриффиндор.

- Пенни, ты чудо! – воскликнул Мерлин. Потом словно что-то вспомнил. – И мне пора бежать, иначе меня убьют медленно и мучительно, а потом воскресят, даже несмотря на запрет на магию, и снова убьют. Но надеюсь, я скоро вернусь.

И маг умчался из покоев. Наступило молчание. Пенелопа присела на скамейку, сложив свои вещи. Потом убрала все со стола, спросив хозяина покоев, куда это можно убрать. Затем на свободном столе разложила ткани и коробки, достала мыло и начала чертить выкройку на ткани. Годрик видел, как Гаюс внимательно за ним наблюдает, и это вызвало еще больше раздражения. Он быстро доел, что ему дали, снял сапоги, стянул рубашку, заметив, как покраснела девушка при виде его голого торса, и улегся на кушетку.

Через время он спросил:

- И что, свет так и будет гореть всю ночь?

Он ждал, что ответит девушка, однако она не решилась, и за нее ответил Гаюс.

- А ты предпочитаешь завтра пойти на дело в костюме, который швея сделает в полной темноте?

Рыцарь скрипнул зубами и подложил согнутую в локте руку под голову. Какое-то время слышались медленные шаги старого лекаря, который завершал все свои дела, и возня Пенелопы. Сон, как назло, не шел.