- Сир! – в темноте Леона Гвен узнала лишь по голосу. – Разведчики сообщили, что армии Морганы приближаются.
- Атакуем ночью, – ответил король. – Скажи всем готовиться.
- Да, сир.
Леон поспешил к рыцарям, а Артур пошел куда-то еще.
- Персиваль! Гвейн! – крикнул он. Названные подошли к нему. – Возьмите патруль и заходите сзади. Найдите скрытые пути в горах. Она собирается обойти нас, мы должны остановить ее сейчас.
Рыцари кивнули и двинулись к лошадям. Король ушел дальше, и Гвен больше не могла его услышать или увидеть за темнотой и множеством рыцарей. Она отпустила полог и потерла ладонями лицо. Поморщилась.
Ей было так хорошо недавно, а сейчас у нее противно болел живот, ноги и руки казались деревянными, голова – тяжелой, а глаза – нашпигованными солью. Гаюс говорил, что подобное случается от нервов, что порой они играют с организмом злые шутки. Видимо, так и есть.
Королева вздохнула, подобрала брошенное платье и достала из походного сундука мужской костюм, в котором ей будет проще заниматься ранеными.
За тонкими стенками палатки звуки становились громче – рыцари спешно кончали свои дела и торопились найти свое место в отрядах. Звучали громкие приказы, быстрые шаги, лязг засовываемого в ножны оружия.
Битва уже была почти здесь.
Рыцари уже выстраивались в колонны, когда Артур вернулся в палатку, чтобы одеться. Вокруг стояла спешка и суета, но не хаос: воины готовились к битве.
Когда он откинул полог, к нему обернулась Гвиневра. Она была уже одета. Платье было забыто, сейчас на его королеве были штаны, сапоги, белая рубаха с рукавами чуть ниже локтей и коричневая кожаная туника с меховым воротником. Она была все так же прекрасна, хотя он бы предпочел видеть на ней какое-нибудь из ее старых крестьянских платьев и простую косу из длинных черных волос.
- Я помогу, – сказала Гвиневра, кладя руку на приготовленную экипировку.
Это напомнило о Мерлине. Как будто мало было ни на секунду не оставляющей тоски, которая с приближением битвы становилась только острей. Тоски и страха, что если вдруг это все, то он уйдет, так и не помирившись с другом. Не попрощавшись. Не так они должны были расстаться, не так.
Гвиневра молча завязала на нем стеганку и помогла надеть кольчугу. Ее пальцы двигались быстро и ловко, но любимые карие глаза на него не смотрели. Так она сохраняла самообладание.
А пока она затягивала на нем ремень и портупею с ножнами, он, забыв о битве, любовался ею. Ее тонким станом, ее смуглыми руками, густыми волосами, чуть нахмуренными сейчас бровями, спрятанной в меху шеей, к которой он пару часов назад припадал губами.
А когда она обошла его со спины, надевая доспехи, ему почему-то вспомнился их первый поцелуй. Это вызвало совершенно неуместную улыбку. Как давно все это было...целую жизнь назад. Между ними тогда была непреодолимая пропасть. Им казалось, они никогда не смогут быть вместе. И вот они теперь. Четыре года как муж и жена. Близкие до дрожи. Даже если их теперь должно разлучить поле боя. Под ее туникой смуглая кожа, исхоженная его прикосновениями, а под его доспехами плечи, согретые ее поцелуями.
Когда все было надето, Гвиневра замерла, сложив ладошки на его кольчуге и глядя куда-то вниз. Он обнял ее талию, и они постояли, прижавшись лбами.
Снаружи слышался четкий марш выстраивавшихся рядов воинов. Короткие приказы командиров. Армия забиралась еще глубже в ущелье, унося с собой факелы и оставляя палатки в тылу. Между этих опустевших палаток гулял только холодный ветер, а внутри них бодрствовали и в сотый раз перепроверяли бинты и лекарства взятые на подмогу Гаюсу слуги.
- Ты помнишь наш уговор? – нарушив тишину, спросил Артур. Гвиневра тихо усмехнулась.
- Да. Не повышать Мерлину жалованье.
- Это тоже, – улыбнулся он. – И?
- Ты меня любишь. Я помню, – она наконец подняла голову. В темных глазах мешались отчаянье, решимость, тоска, страх и отвага. – А ты?
Он состроил недовольную гримасу, как будто сейчас было время для смеха.
- Если я умру, ты меня убьешь.
Его королева самодовольно улыбнулась.
- Правильно, – она приподнялась на носочки, поцеловав. – И?
По его губам растеклась такая же улыбка.
- Ты любишь меня.
Он прижал ее к себе, переплетя руки на тонком стане. Двух его ладоней хватало, чтобы закрыть всю ее спину.
Черт, небо, верни меня этой женщине...
- Так странно, что через несколько дней твой день рождения, – вдруг хмыкнула Гвиневра, и они рассмеялись, отстраняясь. – Я не так планировала провести канун твоего тридцатилетия. Если я не смогу устроить пышный банкет, то не моя вина.
- Мы многое планировали не так, – ответил он, и она осеклась. – Но я ни о чем не жалею. Это была хорошая жизнь.
Гвиневра закусила губу. Она не стала возражать: “Не говори так” или “Замолчи, ты вернешься”. Она слишком хорошо знала цену последних слов. Слишком хорошо знала, как важна возможность попрощаться. Ее потом не вернуть.
Полог приподняли.
- Сир, – показался необычно мрачный Годрик. – Войска готовы.
И, кивнув Гвиневре, деликатно вышел наружу.
Артур прижался губами ко лбу своей королевы. И вышел следом, разом вдохнув студеный черный воздух.
- Ты же знаешь, что что бы ни случилось, я на твоей стороне, да? – вдруг спросил Гриффиндор, пока они шли в авангард выстроившегося войска.
- Годрик, с некоторых пор на загадочные заявления у меня аллергия, – съязвил в ответ Артур и хлопнул его по плечу. – Что ты имеешь ввиду?
- Ничего, – мотнул головой Годрик и натянуто улыбнулся. – Просто нервничаю перед битвой.
- Мы все нервничаем, – кивнул король. – Мы все хотим домой.
Они добрались до авангардных рядов. Там горели факелы. Рядом было дико пусто место Мерлина. Артур забрался на огромный валун.
И увидел перед собой тысячи верных воинов.
Тысячи преданных товарищей, часть из которых сегодня положит здесь свои жизни. Многие пары глаз, которые сейчас смотрят на него, он никогда больше не увидит. Белый пар, взлетавший от губ в стылую ночь – с некоторыми этого больше не случится. Кто-то никогда больше не увидит солнца. Не вернется доесть мясо, которое в спешке бросил обратно в сумку, не допишет письмо, которое оставил из лени, не попросит прощения, потому что решался это сделать в воскресенье, а в пятницу он умер. Не сядет у камина переделать сбрую, как хотел, не побреется, убрав почему-то оставшиеся от прошлого раза волоски, не дождется, когда заживет царапина, которую он получил, совершенно по-дурацки ударившись о дверь. Больше никогда не обнимет детей, родителей.
И они все до единого на это готовы. Они все смотрели на него и ждали только его команды к бою.
- Сегодня...у нас будет битва.
Его голос громко прокатился над рядами воинов, отражаясь от черных гор. Рядом тихо потрескивали несколько оставшихся гореть факелов.
- Сегодня ночью мы закончим эту войну. Войну старую, как мир. Войну против жестокости...жадности...и злобы. Не все встретят рассвет. Некоторые выживут...некоторые умрут. Но каждый из вас будет драться с честью...и гордостью. Потому что мы боремся не только за свою жизнь. Мы боремся за будущее. Будущее Камелота. Будущее Альбиона. Будущее объединенных королевств.
Он поднял в ночь Экскалибур.
- За любовь к Камелоту!
Его крик подхватили сотни мужских голосов, слившихся с лязгом устремляющихся к черному небу клинков.
Балинор снова пришел, стоило Мерлину отвернуться от кристалла. Радость и гордость переполняли его, пока он наблюдал, как его король вдохновляет свою армию.
- Спасибо...за твою помощь, твои советы, – улыбнулся Мерлин.
- Я только предложил руку, – ответил отец. – Ты твердо стоишь на ногах, Мерлин. И всегда стоял.
- Как и ты, отец, – шире улыбнулся маг. – Я пошел по твоим стопам.
Балинор тепло усмехнулся. И заговорил серьезно.
- Твое путешествие только что началось. Ты владеешь силой, которую еще не совсем понимаешь. Только в сердце Кристальной пещеры ты найдешь истинного себя. – Он повернулся, и сын повернулся следом. Они увидели льющийся из высокого прохода пещеры голубовато-белый свет. – Иди к свету. Твоя судьба ждет тебя.